– Да, да, в лучшем виде обеспечу! Пойдем, витязи!
– Я Иван, а это Егор. Обращайся к нам по именам, – проворчал Старшой.
Он решил, что витязями лучше не называться. Обычно тех, кто заявлял о своей крутизне, каждый норовит проверить. Зачем зря напрашиваться на драку?
Шарапка отвел братьев-дембелей на постоялый двор, получил копеечку и упылил восвояси. Близнецы вполне сносно отужинали и переночевали, поутру к ним прибежал Шарапка, готовый сопроводить «витязей» хоть к Скипидарье, хоть к черту. Копеечка на дороге не валяется.
– Хоть знаешь, куда идти? – усмехнулся Старшой.
– Обижаешь, дяденька витязь Иван. Наша гадалка на весь мир славна. Ейный дом любой тянитолкаевский дурачок знает.
– Любой?
– Ага! – Гордость за ворожею так и распирала паренька.
Сержант хитро прищурился:
– А раз любой, то на фига тебе платить?
Шарап аж рот раскрыл:
– Как же ж это ж?.. Что же ж вы же ж?.. Я же ж…
– Тихо-тихо, не жужжи, пошутил я, – рассмеялся Старшой.
Паренек чуть-чуть успокоился и даже нашел аргументы:
– Между прочим, я могу привести самым коротким путем, а вы меня обижаете.
– Да, отстань от малого, братка, – встрял Егор.
Слегка перекусив, близнецы и Шарапка отправились к гадалке.
Люди с интересом рассматривали необычно разодетых дембелей. Кто-то на всякий случай здоровался, другие предпочитали уйти с дороги. В результате братья, ведомые мальчонкой, прогулялись по Тянитолкаеву, как важные персоны.
Обиталище Скипидарьи выглядело по всем правилам маркетинга. Хотите гадания? Будут вам гадания. Выкрашенные в черную краску стены, наглухо закрытые ставни с узорами на космические темы, необычной формы крыша, устремленная в небо острым шпилем. Над входом висела доска, в которой были вырезаны две фигурки: юная дева, символизирующая жизнь, и старая карга с косой в руках, ясно кого олицетворяющая.
– Вот тут она и живет, дяденьки витязи, – торжественно изрек провожатый и раскрыл ладошку, дескать, извольте расплатиться.
Копеечка не заставила себя долго ждать.
– Подожди здесь. Вдруг понадобишься, – сказал Иван Шарапке.
Старшой протянул руку к шнурку колокольчика, но тут дверь приоткрылась сама собой. Из избы выбежала богатенькая девушка, нервно промокающая платочком пространство под носиком.
– В полночь… нагишом… натереться мелом… с веслом… в саду… «Ряженый мой, суженый, морячок контуженый»… Ой, перепутаю!.. – бормотала девица, удаляясь.
Егор сунул голову во мрак хаты и тут же гундосо заойкал:
– Пусти, мольно!.. Темя мы так за нос!.. Ой-е! Не крути только мольше!..
– А чаво без спросу суесся? – донесся до Ивана бодрый голосок. – Позвонить в колоколец длань отсохла?
– Я не успе-е-ел!.. Прости…
– Бог простит… – вздохнул голосок. Стало заметно, что он пришепетывает.
Егор вывалился на улицу, потешно сев на задницу. Старшой поглядел на распухающий малиновый нос брата и покачал головой:
– Кормишь тебя, кормишь, а ты все жрешь и жрешь… Зачем, спрашивается? Ум-то где? – и добавил громче: – Хозяюшка, можно к вам за советом обратиться?
– Отчего ж нельзя? Валяй!
На пороге возникла маленькая сухая бабулька в этаком цветастом цыганском наряде. Голова была повязана ярким платком, на шее болтались несколько килограммов всяческих бус и амулетов. Но внимание Ивана невольно сконцентрировалось на морщинистом остреньком лице. В этой изъеденной временем маске угадывались следы былой девичьей красы. Парень утонул в глазах. Большие, живые, карие, магнетические, они завораживали, заставляли забыть обо всем и потянуться навстречу… Навстречу…
Пока ошеломленный Старшой поднимался на ноги, стараясь сбросить наваждение, старушка распахнула дверь шире. Гости протиснулись внутрь. В сенях располагались многочисленные полки с чучелами животных, банками, в которых что-то шевелилось, мешочками, пучками трав, черепами, бараньими лопатками, какой-то схемой, похожей на карту метрополитена столицы, и прочей магической шелухой.
Братья проследовали за Скипидарьей в горницу.
– Ну, так и чем опечалены, Иван да Егорий, сыны Василия? – полюбопытствовала гадалка, усаживая дембелей за круглый стол, покрытый зеленым сукном, и располагаясь напротив.
«Мы же не представлялись! Сильна…» – опешил Старшой и нарочно взял паузу, оглядывая комнату. Большая ее часть скрывалась во тьме, так как дверь была прикрыта, а свечки, чадящей на столе, на все помещение не хватало. Наглухо занавешенные окна не давали ни лучика света. Из мрака проступал зловещий комод и ужасающий диван. Комод украшали злые резные горгульи, а диван ужасал ветхостью.
На столе кроме свечи покоился хрустальный шар да валялись странные карты.
– Если вы знаете, кто мы, то наверняка представляете и суть нашего вопроса, – предположил Иван.
– Это так. Но слова просьбы должны быть сказаны пришедшим. А я могу все! – И старушка зашпарила, как рекламный агент: – Лечу от всего, заражаю всем. Сглазы-порчи снимаю-надеваю. Карму подчищаю на астральном уровне и с корректировкою соответствующего документооборота. Приметы сказываю на любой случай…
– Бабушка!.. – попытался встрять Старшой.
– Не перебивай! Гадалка я или талисман моржовый? О чем я? А! Приметы! Если чешется левая ладонь, это к деньгам. Если еще и правая – к большим деньгам. А если при этом чешется еще и нос, то, может, пора помыться?.. Мужицкая: чем меньше женщину мы любим, тем больше тянет на мужчин… А вот тебе бесплатно очень полезная наука! Если со стола падает нож, в гости наведается тесть. Если падает старая перечница, то припрется теща…
– Хватит примет! Мы по поводу… – закричал Иван.
– Ах да! Что же я? – Вещунья всплеснула руками. – Гадать! Так, карты-нарты – вчерашний день… В крысталлбол посмотреть?.. Позже, позже… Ты не гляди, я на всем могу гадать! Дай что-нибудь! Ну, достань, достань любую вещь. А хотя бы денег! Во! Буду тебе по денежке пророчить… Ага. Что тебе сразу сказать? Скупердяй ты, хоть и умный. Вон как ручонка-то тряслась, нехотя в карман лазая. И не краснеешь опять же. Молодец!
– Не за этим мы пришли, бабушка! – Егор стукнул кулаком по столу.
Под столом утробно заурчало, зашипело, и братья живенько подобрали ноги.
– Вы того, соколики, не буйствуйте. Горыныч этого не любит. Как бы беды не вышло…
Из-под стола вылезла крупная ящерица. Величиной с бассета. Вылитый варан, только о трех головах, с маленькими крылышками и роговыми наростами на хребте. Горыныч сел и принялся по-собачьи чесать затылок левой головы, недобро пялясь на Егора.
– Душа моя, – обратилась Скипидарья к уродцу. – Поди-ка на двор, перехвати курятинки или еще кого поймаешь.
Зверь послушно покинул таинственную горницу через занавешенное отверстие, выпиленное в двери.
С улицы тут же раздались рычание, шипение, подозрительный треск ткани и старинные заклятия, некогда сильные, но ныне едва подпадающие под статьи «мелкое хулиганство» и «оскорбление словом». Видать, крепко досталось Шарапке.
– Зверь! Отрицательные флюиды словно нюхом чует… Приглядитесь к спутнику, кстати. Вернемся к предмету, – предложила гадалка, катая вытребованную у Ивана монету по столу. – Грядут прибытки
