– Кто такие? – спросил у Палваныча с Колей человек в дорогих латах.
Отчего-то он предпочитал ездить в глухом, наподобие турнирного, шлеме.
– Пауль и Николас, – сказал прапорщик, пока солдат придумывал новые имена.
– Пауль… Николас… А! Это те самые, которые навели шороха у Косолаппена? – расхохотался главный. – Так это вы испугали барона до полусмерти? И чуть не устроили бунт у слабака Лобенрогена…
Троица сопровождавших рассмеялась вместе с начальником.
Лавочкин разобрался, кто среди них кто.
Говоривший был аристократом. На кирасе красовался герб: перекрещенные лук и колчан, полный стрел, на фоне развернутой веером колоды карт.
Трое остальных находились в услужении. Они и держались попроще, и одевались значительно беднее. На их головах не было шлемов.
– Мы бывали в тех краях, только хрен ли ржать-то? – уклончиво прокомментировал смех незнакомцев Дубовых.
– Трепещи, смерд, когда открываешь рот в присутствии герцога Унехтэльфа![9] – напыщенно сказал один из сопровождающих.
– Скорее всего, это не те самые четыре всадника, – шепнул Коля Палванычу.
– Эй, о чем вы там шепчитесь?
– О погоде, блин, – процедил прапорщик.
Герцог чихнул, ударяясь лбом о внутреннюю поверхность стального головного убора.
Лавочкину доводилось кричать в шлеме, он знал: сейчас Унехтэльф наверняка оглох.
Аристократ завопил: «Платок мне!» и с трудом сорвал шлем с головы.
Да, в Колином представлении герцог действительно был поддельным эльфом. Фиолетовокожая голова с острыми ушами, ирокезом белых волос и острым подбородком совсем не вязалась с привычным нашему современнику образом бессмертного. Вместо европеоида с чуть заостренными ушками и талантом пулеметной стрельбы из лука Палванычу и солдату подсунули сопливого уродца, злобно зыркающего черными глазами.
Унехтэльф звучно высморкался в шелковый платок.
– Чего уставились? Благородного эльфа не видели? – резко проговорил герцог.
– Не видели, – честно признался парень.
– А разве ты не поддельный? – супертактично спросил прапорщик Дубовых.
– Тупой смерд! – прошипел Унехтэльф и приосанился. – Я первороднейший эльф. А фамилия моя ведет начало от достопамятного карточного поединка между моим предком и соперниками, канувшими в пучину безвестности. Мой предок слегка нарушил правила, когда ему не хватило карты для полного выигрышного расклада. Если выражаться точнее, то он вытащил из рукава одиннадцать треф. С тех пор мой род богат.
Похоже, рассказ о сомнительном происхождении богатства доставил герцогу неизмеримое удовольствие. Он лучился снисходительной гордостью, будто являлся потомком легендарного полководца, а не шулера.
Неудачная реплика Палваныча была забыта.
– Почему вы начали наше знакомство с «попались»? – Лавочкин решил взять инициативу в свои руки.
– Ай да наглая тупизна! – воскликнул Унехтэльф. – Вы на моих землях.
– Мы попали сюда затемно и уберемся по первому вашему требованию, – заверил феодала парень.
– Не так резво, малец, не так резво, – покачал головой герцог. – Вы потоптали и загубили костром мою магическую травку.
– Коноплю?
– При чем тут конопля? Это разруби-любые-путы.
– Э, а где наша лошадь?! – просипел прапорщик, показывая на повод, одиноко висящий на кусте.
– Судя по следам, она сожрала много моей травы и развязалась, – сказал Унехтэльф. – За попорченное кобылой вам также придется ответить.
– Вот черт! – искренне выругался Палваныч.
Нечистый был тут как тут.
– Ефрейтор Арш… – начал он рапорт, но Дубовых прервал:
– Заткнись, Аршкопф. Итак, что вы имеете против нашего здесь пребывания?
Палваныч встал в полный рост. Теперь он возвышался над герцогом и его свитой. Троица сопровождения заметно занервничала, а сам Унехтэльф вроде бы не смутился.
– Н-да… И насчет черта Косолаппен не соврал. Я-то думал, врет, чтобы трусость оправдать. Это осложняет дело. Похоже, мне тут ловить нечего. Жалко траву, конечно… А быть рядом, когда вами займутся четыре всадника, небезопасно. Если в течение часа вы не уберетесь с моих земель, по вам начнут стрелять лучники. Всех сразу вы не остановите, не так ли?
Россияне убедились, что Пес в башмаках говорил им правду. Убийцы существовали. И наверняка их нанял барон Косолаппен.
– Хорошо, мы уходим, – пробурчал прапорщик.
– Вот и правильно. Я бы справился с каждым из вас в отдельности, даже с чертом, чье имя вы любезно сообщили, – сказал герцог, наблюдая, как напрягся Аршкопф. – Но вас трое, и у вас препоганейшая репутация. Следите за тылом. Слово дворянина, если вас не достанут всадники, то я исправлю их недоработку, будьте уверены.
Эльф махнул своим людям, и они уехали в грушевый сад, росший сразу за поляной.
– Так. – Палваныч потер ладони. – Аршкопф, нарви охапку травы посочнее, все равно лошадь тебя не пошлешь искать. А трава, чую, пригодится.
– Это хорошо, что лошадь потерялась, – подал голос Коля.
– Не понял. – Дубовых вопросительно посмотрел на рядового.
Было приятно снова говорить по-русски в отсутствие местных.
– Я еще вчера хотел вам рассказать. Нас легко поймать. Мы ужасно наследили. Убийцы, имея описание этой анекдотической повозки, в два счета сели бы нам на хвост. Доберемся до какого-нибудь городка или села, купим лошадей. Деньги есть. Сменим имена, а то каждая фиолетовая рожа знает, кто такие Николас и Пауль. Возможно, стоит разделиться или хотя бы притворяться, что мы идем порознь и не знакомы друг с другом.
Прапорщик, собиравший вещи, замер, осмысливая предложение солдата.
– Да, ты прав, рядовой Лавочкин, – заключил он. – Ядрена кочерыга, ты молоток! Добавлю: необходимо сменить форму одежды. Переодевайся в военную.
– Нет, лучше вы, Павел Иванович, – возразил Коля. – Моя «парадка» нежнее вашего «камуфляжа». Мне же на пост вернуться надо. Согласны?
– Хм… Не поспоришь.
Дубовых переоделся. И сразу почувствовал себя увереннее и проще. Такова магия военной формы: она значительно корректирует содержание.
Аршкопф притащил маленький стог травы разруби-любые-путы.
Подпалив телегу, отпустив черта и кинув по пучку в мешки, люди зашагали по дороге.
Условились, что солдат возьмет имя Ганс, а прапорщика нарекли Йоханом.
Парня удивляла покладистость спутника. Но, подумав, он разгадал смену настроений Палваныча: угроза быть убитым перевесила привычный гонор.
Лавочкин шел шагах в пятидесяти впереди Дубовых. По уговору, в следующей деревне расспросами занимался Коля.
Это был поселок, не деревня. Сотня домов на берегу широкой реки. В основном здесь жили ремесленники – ткачи да портные. Потому-то и назывался поселок Хандверкдорф[10]. Местные ткани и платья славились на все королевство. Владел прибыльным местечком сам король.
Впрочем, король Дробенланда был настолько незначительной фигурой, что даже не заслуживает упоминания. Такой же феодал, как и другие, просто по традиции носящий номинальный фамильный титул.
