брата, а тот вещал распевно, будто исполнял древнюю песнь:
– На заре времен благородный пан Горностай собрал лесное ополчение, провозгласившее своей задачей оборону любимой Польши от всяческого рода захватчиков: от северных волков до южной саранчи. Это были времена подвига и славы. Стремительные вепри и бесстрашные волки, острые разумом лисы и верные заветам рыцарства ястребы… Мы выстояли, когда вероломные псы-рыцари, принадлежащие Ливонскому ордену, попытались перебить нас – их давних союзников! Да, это была эпоха падения человеческого рыцарства, вместе с ней отмирали обычаи и у зверей. Но нам удалось сохранить свой орден, Орден золотого горностая. И сейчас он находится под величайшей угрозой, пан Гуру Кен!
– Пойдемте, добрые паны, ведь пока мы стоим, наша цель не приблизится, – поторопил спутников Кшиштов.
Если представить карту и прочертить на ней линию, по которой падал воздушный шар, то кенгуру, ведомый енотами-рыцарями, начал удаляться от этой линии резко на юг. Естественно, он потерял возможность наткнуться на кого-нибудь из друзей. Гуру, рожденный в австралийской саванне, слабо ориентировался в лесу, поэтому не заметил отклонения от курса.
Полуденное солнце светило жарко, но кроны лиственных деревьев защищали путников от пекла. Кен потихоньку, за разговорами, узнал, куда идет.
Еноты называли это место последним оплотом благородных воинов, если же воспользоваться простыми словами, то Гуру Кену предстояло знакомство с развалинами старинного замка. Удивительно, но этот уголок Польши оказался совершенно заброшенным. По словам Анджея, некогда здесь возвышалась одна из ключевых крепостей, но ныне царило запустение, а ближайшая людская дорога располагалась в нескольких часах ходьбы.
Кенгуру напряг память, вспоминая карту мира. Воистину Польша была маленькой страной, и австралиец искренне полагал, уж тут-то люди снуют повсюду, но оказалось, что везде найдется заповедное местечко. В таком и обрел пристанище Орден золотого горностая.
То, что человек посчитал бы руинами, звери-рыцари объявили своим домом. Но люди в конце концов вспомнили и о заброшенной крепости. Кто-то ушлый и проворный выкупил землю, замыслив построить на месте «графских развалин» сверхсовременное охотничье хозяйство. Планировалось, что толстосумы будут приезжать сюда по путевкам и бродить по лесу в поисках дичи. Помимо местных зверюшек к услугам богатеев-охотников предложили бы специально выращенных кабанчиков, тетеревов да прочих куропаток. К замку пролегла бы дорога, вокруг повырубили бы лес, а животным пришлось бы покинуть округу. Кому хочется стать добычей скучающего отпускника?
Рыцари Ордена золотого горностая узнали ужасную новость совсем недавно, когда в округу пришли странные люди в оранжевых жилетах. Главный из них был в строгом костюме и при галстуке. Загадочные визитеры бродили, совались во все углы, ставили длинную линейку, глядели в непонятный прибор, установленный на треноге, что-то записывали, громко ругались. Вот из этой ругани и из более спокойных разговоров затаившиеся звери поняли, какая катастрофа их ждет. Стройка должна была начаться буквально на днях.
«Везет же мне на переделки», – подумал Гуру Кен.
Утром Лисена обошла и внимательно изучила островок. Разведка заняла меньше четверти часа. Трава, ивы, песок, пара деревьев помощнее. В ветвях – большие гнезда. Возможно, по весне там лежали вкусные яйца, а теперь, в июле, там взрослые птенцы, которые вот-вот встанут на крыло. Но лазить по деревьям лиса не умела.
Петер с беспокойством следил за рыжей хищницей, рыщущей по острову. Уж он-то понимал, что Василиса хочет есть. Когда она, пробегая, кидала мимолетный взгляд на петуха, в глубине ее зрачков словно вспыхивало пламя – впору жарить цыпленка-табака.
Гамбургский петух отогнал навязчивые мысли о голодной спутнице. Сам он вполне обходился тем, что выискивал в траве. Здесь были вкусные насекомые и какие-то семена.
– Скажи-ка, Петер-петушок, – вкрадчиво сказала Лисена, вернувшись из разведки, – ты рыбачить умеешь?
– Ко-ко-конечно, нихт, – ответил петух. – Я есть хватайт, что найти на берег.
– Масленая твоя головушка… Здешний берег ужасно мал и небогат пищей. В кустах вроде бы шевелилась уточка, только где уж мне ее поймать-то?
– Ты иметь возможность переплыть реку.
Лисена сощурилась и посмотрела поверх широкой водной ленты на большую землю.
– Смогу, хоть и с трудом. Но ведь ты не перелетишь, глупый. Я покумекала и решила: нам нужно оставаться на месте и ждать Михайло. Он мудрый, что-нибудь придумает.
– Я не хотеть делать тебя расстроенный, – мягко сказал Петер. – Михайло весит очень, очень много. Он сильно расшибайся.
– Ну, Петруха, все-таки куриные у тебя мозги, – снисходительно заявила Лисена. – Плохо ты нас знаешь, чучело пернатое. Мы, русские, такой народ, что хоть ты нас в воду окунай, хоть огнем жги, хоть сверху кидай, хоть снизу подбрасывай, мы все равно выкарабкаемся! Поэтому прекращай эти заупокойные речи. Ломоносыч цел и здоров, могу поспорить.
Петух и лиса слонялись по острову, дремали, потом глядели, не отрываясь, на берег. Так прошло полдня.
В Лисенином животе начало урчать, причем все громче и громче. Рыжая молчала, сохраняя исключительно насупленный вид… Насупленный! Словечко-то какое! Суп… С петушком…
Петер вспорхнул на довольно высокую ветку.
– Я есть любить сидеть на насесте, – пояснил он, тайно прикидывая, не достанет ли его постоянно облизывающаяся Василиса.
– Все-таки дрейфишь, красавец, – слегка наигранно усмехнулась лиса. – Спой, что ли.
Гамбургский тенор подумал: «И спою! Лисене нравится мой голос. К тому же прекрасное заставит ее забыть о голоде». Петер мог позволить себе нескромный эпитет «прекрасное». Чистый голос петуха действительно ценился, в цирке его номер всегда горячо принимали, а в тамбовском лесу он мгновенно сделался суперзвездой.
Петер не долго выбирал подходящую песню. Речной островок казался бедному петуху одиноким кораблем, затерянным в морских пучинах. Слова вспомнились сами:
Петух пел настолько красиво и жалобно, что рыжей стало стыдно, ведь она действительно примерялась, как бы скушать германскую птицу. Лисена зачарованно слушала, лишь в конце поймала себя на мысли: «Как жаль, что у Петера не было в клюве здоровенного ломтя сыра!»
Рыжая пообещала себе не трогать петушка. А лопать-то страсть как хотелось!
Лиса еще раз обошла остров и остановилась возле странной палки, торчащей из воды на расстоянии хорошего прыжка от берега.
– Кто ее воткнул? – пробормотала Лисена. – Зачем? Неспроста она тут, ой неспроста, – и отправилась дальше.
Мимо проплыл уж. Красиво так, по-змеиному. Рыжая с удовольствием съела бы и ужа, но он направлялся мимо острова.
День заканчивался, а еды все не было. Лиса лежала под деревом, сверху, нахохлившись, сидел Петер. Василисина совесть давно замолчала, гамбуржец вновь представлялся ей отличным обедом, а не гениальным певцом.
Вдруг Лисенины уши развернулись, словно большие локаторы. С реки доносились звуки всплесков, ритмичные, приближающиеся. Лиса юркнула в ивняк, приказав петуху, чтобы тот притаился.
К острову плыла резиновая лодка. В ней сидели два угрюмых мужика. Оба воровато поглядывали по сторонам.
«Либо воры, либо браконьеры», – смекнула Лисена.
Мужики были невзрачные, совершенно неприметные, одетые почти одинаково – майка да штаны цвета хаки, а обуви лиса не видела. Один сосредоточенно греб, второй, сидевший на корме, откинулся и лениво почесывал за ухом.
