что местные причины ни при чём. Хотя там у вас, в Южной Пальмире, птицы, конечно, передохли от скуки. Глядя на ваших отдыхающих…
Предводитель набросил на голый торс комбинезон на застёжке, и на нём тотчас проявились «живые картинки», которые отображали эмоциональный настрой хозяина вещи. Настрой у Франца был суровый: на плечах его свернулась анаконда с безобразно раздутым брюхом, в котором ещё шевелилась жертва.
«Бессмертные звёзды! — мысленно воскликнул Садовник. — Какое множество путей и проявлений у прогресса и поиска. И как одинаков и страшен вид распада и деградации…»
Он подивился абсолютно прозрачному модулю предводителя. Не так жилищу, как бумажным книгам прошлых веков, которые в беспорядке стояли на самодельных полках.
— У нас всё на виду, — с непонятной гордостью повторил Франц, заметив взгляд Ильи. — Кто хочет, ходит даже нагишом. И никаких проблем.
— Ну этим не удивишь, — засмеялся Ефремов. — Это матушка-Земля уже знавала. Впрочем, как и всё остальное, чем вы себя пытаетесь выделить.
— Всё вторично, — меланхолично согласился предводитель и остановился. — Вот утилизатор отходов, уборочные автоматы. Хотите убедиться, что они работают? А вот и датчики контроля среды. Посмотрите их записи.
— Не надо.
Илья уже понял: версия о нарушении Нищими экобаланса планеты не выдерживает критики. Их слишком мало. Да и санитарно-гигиенические навыки у современного человека доведены до автоматизма… Не то! Но почему его не покидает тревога, чувство скрытой угрозы, исходящей от Рая и его обитателей? Откуда эта внутренняя уверенность, что беда родом именно из Рая?
— Нет, я вам всё покажу! Все закоулки, — в тоне Франца появилась решительность. — Мне надоели бесконечные обвинения и подозрения. То, что мы живём свободно, не повод считать нас дегенератами или прокажёнными.
— Но ведь отчасти оно так и есть, — возразил Илья. — Отказ от любого труда, и прежде всего умственного, неизбежно приводит к деградации личности. Помните: «Душа обязана трудиться…»
— Только не надо цитат, — брезгливо поморщился предводитель. — За тысячелетия создано бесконечное множество культурных ценностей. Мы их охотно потребляем. Это тоже труд. Кстати, разве риск даст душе задремать? Посмотрите на моих парней. Вон те, например, сами придумали себе испытание.
На берегу, на камнях и прямо на песке, сидело человек тридцать зрителей. Чуть дальше несколько юношей лениво складывали из сушняка костёр.
Красный глиссер только замедлял ход возле импровизированной пристани: очередной воднолыжник перехватывал буксирный трос, и глиссер устремлялся в узкому проходу в рифах. Резкий взлёт с трамплина — над оскаленными клыками скал, месивом пены, гневными волнами, — крик восторга на берегу, и катер, подобрав счастливчика, поворачивает за новым искателем острых ощущений.
— Камикадзе? — Илья насмешливо посмотрел на Франца. — А тех, кто разобьётся, как я понимаю, — на костёр?
— Через час стемнеет — начнутся Игрища, — нехотя ответил предводитель Нищих, наблюдая, как курчавый высокий парень, по-видимому мулат, выходит на трамплин. — Риф — это самовыражение. Вам не понять, Садовник. Им хочется играть со смертью. От этого жизнь приобретает хоть какой-то смысл.
Обнажённая девица, которая лежала неподалёку от воды, украсив себя гирляндой из водорослей, вдруг испуганно взвизгнула, вскочила на ноги.
Мулат, наверное, чересчур сильно оттолкнулся от трамплина. Смуглое тело взвилось свечкой над рифом, несчастный взмахнул руками, словно хотел удержаться за воздух, и рухнул на камни. Глиссер, будто ничего не произошло, повернул к берегу.
— Вам не понять, — повторил Франц. — Он разбился, но перед тем славно пожил. Он не смотрел под ноги…
— Бросьте свою дешёвую философию! — Илья яростно повернулся к предводителю. — Вы что здесь — в животных превратились?! Почему никто не окажет пострадавшему помощь?
— Практически бесполезно, мой ангел, — хохотнул загорелый, абсолютно лысый человек неопределённого возраста, который уже минут десять слонялся вокруг них. — Уже проверено. Голова не камень.
Ефремов с омерзением глянул на его улыбающееся лицо, наркотически блестящие глаза.
— Я сам сейчас вызову санитарный гравилет, — бледнея от гнева, заявил он. — Вы в самом деле выродки! Я потребую от администрации Ненаглядной уничтожить ваше змеиное гнездо.
Франц сплюнул, подмигнул лысому:
— Инспектор сердится. Слетай-ка, Нико, вылови брата нашего, познавшего наконец полную свободу.
Браслет связи кольнул запястье — кто-то вызывал Илью. Он не откликнулся. Сжав зубы, Садовник смотрел, как Нико завис над рифом в двухместном гравилете, неуклюже втащил безжизненное тело в кабину.
— А где ваш предшественник? — поинтересовался предводитель. Анаконда на его комбинезоне подняла голову и плотоядно уставилась на Садовника. — Он был поделикатнее. Передайте, что вы нам не по нутру. Пусть прилетает он.
— Он умер, — коротко ответил Илья.
— Понятно, — заключил Франц. — Ангел удостоился высшей чести — отправился на небеса.
Ефремов молча рванул предводителя Нищих на себя: нельзя, невозможно терпеть издевательства подонка.
Запястье опять кольнуло.
И эта слабая, тут же растаявшая боль отрезвила Садовника. Он отшвырнул предводителя, как нечто мерзкое, — тот кубарем покатился под ноги Нищим. Тотчас вскочил, стирая одной рукой с лица песок, другой зашарил по земле.
«Тут нечего больше делать, — подумал Илья, направляясь к вечерней роще. — Жаль, что Антуан и его предшественники так благодушно относились к Раю. Здесь всё гниёт и разлагается. В таких случаях необходимо хирургическое вмешательство…»
Он не придал значения, не понял, почему Франц шарил рукой по песку. Помогли интуиция и многолетние тренировки. Ещё не полностью обернувшись, Илья прыгнул вверх и одновременно в сторону. Крупный камень, пущенный сильной и меткой рукой, поэтому попал ему не в голову, а в плечо.
— Вам не нравятся обвинения в деградации и духовном вырождении, — холодно сказал Ефремов. — Нож в спину или камень — всё равно. Во все времена все народы называли это подлостью.
Миновав рощу, он наконец откликнулся на вызов. В объёме изображения появился Егор.
— Тебя не дозовешься, — укоризненно заметил он.
— Извини, брат, — через силу ответил Илья. — С подонками тут возился.
— Что, в Раю уже донными работами занялись? — Егор не понял старое слово.
Илья улыбнулся:
— Да, здесь много работы. На самом дне.
Глайдер приветливо помаргивал габаритными огнями.
Пока Илья шёл к нему, ветер растащил тучи, и над бухтой заполыхали звёзды. Здесь они были гораздо крупнее, чем на Земле, а более далёкие, принадлежащие галактическому ядру, мерцали, как пыль. В серебристом половодье засверкали океан и деревья, каждая песчинка обрела тень и блеск.
Илья забрёл в тёплую воду и стал песком оттирать руки. Ощущение, словно он целый день копался в нечистотах, понемногу проходило. Правое плечо, на которое пришёлся подлый удар Франца, до сих пор саднило, хотя Илья по дороге снял боль самовнушением.
Он зашёл поглубже, где была чистая вода, умылся, подставил лицо ветру — чтобы высохло.
Звуки ритмизатора сюда не долетали, но отблески огромного костра Нищих время от времени просвечивали рощу суетным и каким-то больным светом.
«Мы уничтожим ваш мерзкий Рай, — с брезгливой ненавистью подумал Ефремов. — Не силой, нет. Мы просто поселим рядом с вами нормальных людей, которые будут жить и радоваться, рожать детей и
