пожалуйста, лезете к нему?
— Интересно! — воскликнул Японец.
— Скажите, какой заступник нашелся! — пробасил Купец.
Ленька невесело усмехнулся.
— Человеческого обращения вы не понимаете, сволочи, — сказал он.
— Подумайте, — с ужимками пропел Янкель. — А тебе, мой дорогой, собственно, какое дело?
— А такое… — Ленька сделал шаг вперед. — Тогда я вам вот что скажу… Я не легавый, но… Я не позволю… никому не позволю измываться над Митрофан Семенычем. Кто полезет к нему — будет иметь дело со мной. Поняли?
Он хлопнул томиком Банга по подоконнику и прошел к своей парте. Ребята молчали… За окном звенели трамваи, шепеляво шипели шины авто.
— Исключительно оригинальная слама, — сказал Японец.
Все засмеялись.
— Кляузная слама, — добавил Янкель.
— Сеньор Вандал, а где же ваш сламщик? — крикнул Воробей.
Ленька ничего не ответил. Его согнутая фигура в темном углу класса казалась застывшей.
Товарищи долго потешались над ним.
На другой день в одну из перемен Ленька поймал Лесничка на лестнице. Маленький халдей спускался в учительскую. На его сутулой спине красовалась нарисованная мелом рожа.
Ленька догнал его.
— Послушайте, — сказал он.
Лесничок остановился и посмотрел на воспитанника. На его лице промелькнула мина раздражения, которую он тотчас же сменил своей детской улыбкой.
— В чем дело?
Ленька не был разговорчив.
— У вас спина запачкана, — сказал он и принялся стирать мел.
— Ах, это, наверно, во втором классе. Ничего… Спасибо… Экие шалуны… — забормотал халдей.
— Так нельзя, — наставительно проговорил Вандал. — С вашей всепрощающей толстовской системой чахотку заработаешь.
— А что же мне делать?
— Ну что? Что все делают. Где надо — наказывать, не спускать каждую выходку. А этих бужан я ужо взгрею, — добавил Ленька.
Халдей взял его за руку, крепко пожал.
— Вы — хороший мальчик, — сказал он. — Как вас зовут?
— Вандал, — ответил Ленька. — Я уже намекнул ребятам, что мы с вами друзья, и думаю, что теперь в нашем классе шутить с вами побоятся…
Он не ошибся. На следующем уроке анатомии в четвертом классе ребята сидели более или менее спокойно. Вандал был сильный парень, его боялись и уважали. Но малышей, при всем их трепете перед улиганами, трудно было утихомирить. Они не прекращали своих шуток над Лесничком. Лесничок, послушавшись сламщика, сделал попытку их наказывать. Но из этого ничего не вышло. Он сам зачеркнул свои записи в «Летописи».
— Нет, не могу. Это идет вразрез с моей системой, — сказал он вечером Леньке.
Вандалу приходилось самому наказывать малышей. Он раздавал направо и налево щелчки, награждал густыми колобками, но чаще всего просто грозил.
Лесничок полюбил своего младшего товарища.
Однажды на прогулке в Екатерингофе он рассказал ему о себе.
— Я ведь не педагог по профессии, — улыбаясь, сказал он. — Я ботаник. В мирное время служил в Петербурге в Ботаническом музее, заведовал тропическим отделом. Всю жизнь провел с магнолиями и пальмами. Ухаживал за ними, любил их. В девятнадцатом году они замерзли.
Он замолчал.
— Ну, а дальше? — спросил Ленька.
— В том же году я потерял жену и дочь… Обе умерли от тифа. Я тоже болел, но выздоровел. Решил сделаться воспитателем. Прочел немало книг по педагогике и вот… Оставьте покурить.
Ленька протянул воспитателю дымящийся окурок. Сплюнул и сказал:
— Да, шкидцы не магнолии.
Как-то раз в воскресенье Шкида отправилась на Канонерский остров[5] . После обеда забрали с собой мешки с провиантом, построились в пары и двинулись в путь.
В Торговом порту взяли у коменданта пропуск и переправились на лодках через канал. Потом долго шагали по узкой дамбе в самый конец острова, на свое излюбленное место.
Шкидцы рассыпались по кустам: искали землянику, собирали громадные букеты полевых роз, которые за ненадобностью сейчас же выбрасывали.
Ленька сидел со своим сламщиком на ступеньках разрушенной беседки. Разговаривали, курили. Потом товарищи позвали Леньку играть в лапту…
Незаметно выплыла над заливом луна.
На песчаном морском берегу зажгли костер.
Продрогшие от позднего и лишнего купания, ребята толпились у костра. По очереди ходили собирать хворост. Когда пришла Ленькина очередь, он встал и, поднявшись на откос берега, отправился на другой край острова, на обросший густым кустарником берег морского канала.
Он собрал целую кучу хвороста и намеревался уже идти обратно, как вдруг услышал слабый вопль, за которым моментально последовал всплеск воды в канале. Тотчас же мимо Леньки промелькнули две темные фигуры. Ленька бросил собранный хворост и кинулся к каналу. С высоты обрывистого берега он увидел картину, заставившую его вздрогнуть. На гладкой поверхности воды, освещенной зеленоватой луной, барахтался человек. Течение его отнесло саженей на пять от берега. Ленька понял, что человек не умеет плавать, так как он часто и надолго с головой погружался в воду. В канале было очень глубоко, в нем боялись купаться даже самые отчаянные пловцы. Но раздумывать было некогда.
— Помогите! — что было сил закричал Ленька и кинулся головой вниз.
Вода проглотила его. Он камнем летел на дно, и прошло очень много секунд, пока ему удалось выбраться на поверхность. Утопавшего отнесло еще дальше от берега. Ленька поплыл к нему.
Разбрасываемые им брызги от лунного сияния казались искрами, слепили глаза; вода затягивала, кружила. Ленька плыл наугад, лишь изредка мелькало то тут, то там бесформенное тело утопавшего. Тогда Ленька менял направление и, напрягая последние силы, плыл.
Наконец он слышит барахтанье, слышит всплески. Он ныряет и схватывает под мышки извивающегося тяжелого человека. С этой ношей, тяжелой, как мешок с гирями, он плывет к берегу.
Далеко, далеко по берегу бегают люди, что-то кричат, откуда-то со стороны выплывает лодка.
Когда до берега остается не больше двух саженей, Ленька теряет сознание. Очнувшись, он видит, что лежит на полу в старой разрушенной беседке. Склонившись над ним, стоит Викниксор, вокруг толпятся ребята. Лица у всех испуганные, бледные. Ленька хочет о многом спросить, он подымает голову, но голова падает на деревянную ступеньку.
— Обоих вытащили? — шепчет он сухими губами.
— Да, — отвечает Викниксор, — Митрофан Семенович жив.
Ленька чувствует, как кровь бросается ему в лицо. Так вот кого он спас!
— Лесничок отогревается у костра, — говорит Японец. — Он ходил по берегу, любовался луной, поскользнулся и упал в воду. Вот чудак-то!
— Еонин, не забывайся, — строго говорит Викниксор.
Возвращались домой поздно. Шли медленно, усталые и голодные. Сламщики шли позади всех. Лесничок сжимал руку Вандала.
Луна скрылась за тучами, все окружающее потеряло очертания, кусты и деревья стали черными и