— Наводнение? Какое наводнение?! Ты посмотри: где дом, где река!
. . . . .
Меня упрекали в том, что в сценарии «Детство Кирова» подпольная социал-демократическая организация в Уржуме выглядит слишком простецкой, а методы конспирации ее крайне наивны. А вот что писала Крупская:
«Перечитывая сейчас переписку с Россией, диву даешься наивности тогдашней конспирации. Все эти письма о носовых платках (паспорта), варящемся пиве, теплом мехе (нелегальной литературе), все эти клички городов, начинающихся с той буквы, с которой начиналось название города (Одесса — Осип, Тверь — Терентий, Полтава — Петя, Псков — Паша и так далее), вся эта замена мужских имен женскими, и наоборот, — все сие было до крайности прозрачно, шито белыми нитками. Тогда это не казалось таким наивным»…
. . . . .
Иринка (5 лет 10 месяцев) жалуется, что видит каждую ночь страшные сны.
— Один раз видела, что мне мама говорит: иди куда хочешь и живи в канаве.
. . . . .
В Ленинградской области орудовала шайка грабителей под названием «Не мучь дитя».
Дорога. Идет человек. Откуда-то возникает маленький мальчик. Он останавливает прохожего и нежным голосом говорит:
— Дяденька, дай мне твое пальто.
— Ты что? Очумел? Какое пальто?
— Отдай!
— Да иди ты! С ума спятил?
Но мальчик не отстает, он цепляется своими крохотными ручками за рукав путника и продолжает — уже со слезами в голосе — канючить:
— Дяденька-а-а! Отдай пальто!
Прохожий, естественно, теряет терпение, пытается отцепиться от этого странного младенца. А тот уже рыдает навзрыд — не отстает, вцепился в свою жертву и умоляет его отдать пальто. И вот тут, когда доведенный до белого каления прохожий замахивается, чтобы ударить или оттолкнуть малютку, на дороге появляются две или три более мощные фигуры. Они приближаются к прохожему, и один из них, с трудом сдерживая гнев, басом говорит:
— Не мучь дитя, отдай пальто!..
. . . . .
В ресторане. Пьяный оправдывается перед соседом, с дамой которого он пытался перед этим заигрывать:
— Я извиняюсь, товарищ, заговорить с соседкой это не является нарушением плохого тона.
. . . . .
Пабло Пикассо показали картину и спросили, что он о ней думает. Пикассо ответил:
— Я не думаю. Я волнуюсь.
. . . . .
Когда мальчик Александр Македонский узнавал о какой-нибудь новой победе, одержанной Филиппом, он восклицал с досадой:
— Папа все завоюет, и на мою долю ничего не останется!
Кое-что все-таки осталось.
— К сожалению, я у них не питаюсь доверием.
. . . . .
Семья цирковых акробатов N. Родители акробаты слепые. Отцу 65 лет, матери — 56. Эстонцы. Старик делает щетки (платяные, бельевые, полотерные), летом торгует ими на Сенной. Глаза потерял «от пороха» восемнадцати лет от роду. Женился на зрячей, но уже терявшей зрение. Живут неплохо. Ходят в гости — к слепым же. Старуха занимается хозяйством, мешая на кухне зрячим. Самое горькое в их судьбе — это то, что они не знают, как выглядят их дети, а теперь и внуки. Часами просиживают над колыбелями и ощупывают лица детей.
Привередливы. Домработница возвращается со двора.
— Дождь идет?
— Нет.
— Правда? Ну-ка дай я тебя пощупаю.
. . . . .
Пришвин вместо «рюкзак» говорит: спинсумка.
Ужасно, по-моему. Тогда вместо саквояж надо: путьмешок, вместо бухгалтер: книгдержатель.
. . . . .
Фамилия врача по детским болезням: Витаминер.
. . . . .
Великий муж Греции, герой «золотого века» Перикл сказал, что главной заслугой своей жизни он считает, что:
— В жизни своей я никого не заставил носить траурную одежду.
. . . . .
«Катя».
Офицер после японской войны (или приехав в отпуск) поднялся на бельведер дачи, откуда расстилался чудесный, знакомый ему с детства вид. Море синело вдали, белел парус, по шоссейной дороге ползли золотистые возы с сеном.
И вдруг X с ужасом замечает, что он мысленно, по привычке, вычисляет в уме (он — артиллерист) угол возвышения, заряд и тому подобное.
Яхта или воз с сеном для него — уже только цель, мишень.
. . . . .
Эпиграф для «Кати»:
А. Блок
. . . . .
Букинист жалуется:
— Наше время для книжного дела — не сезонное.
. . . . .
Херасков любил давать советы молодым стихотворцам. Прощаясь с ними, говорил, приподняв колпак:
— Чистите, ради бога, чистите, чистите! В этом вся сила. Чистите! О, чистите, как можно более чистите, сударь! Чистите, чистите, чистите!
(См. письмо Батюшкова к Гнедичу от 7 ноября 1811 г.)
Далеко не всё, конечно, но очень много в этом «чистите»!
. . . . .
— Возьми полотёнушко, утрись.
. . . . .
Е. В. Тарле* — похож на старого обрюзгшего Наполеона. Даже седые волосы его — наполеоновские: мягкие, слегка волнистые, падающие прядкой на лоб. И поза: Бонапарт обозревает, сидя на барабане, Москву… Поза ленивая. Каблуки на башмаках стоптаны.
. . . . .
Мать:
