— Да, он одет как чеченец, рядом с ним люди, которые, судя по лицам, вполне могут быть чеченцами, но они вовсе не обязательно могут быть бандитами…
— Сейчас дойдем и до этого… Я хотел бы обратить ваше внимание именно на то, как одет Бабицкий… именно так одеваются чеченцы — шапочка, вот эти носки… я понимаю, что это косвенный, эмоциональный признак, это не криминал, безусловно… Далее на этой же пленке имеются фотографии полевых командиров — пожалуйста, это Руслан Гелаев, известная личность, это Доку Умаров… Оба эти полевых командира известны тем, что они являются, помимо того, что ведут активные боевые действия против федеральных сил, они являются также организаторами многих похищений людей и захвата заложников.
— А какие основания полагать у вас, вы уверены, что это именно та пленка, которую делал Бабицкий?
— Мы уверены в этом, поскольку у нас есть соответствующие документы, нами изъяты квитанции, на которых просто стоит фамилия жены Бабицкого… у нас есть люди, которые могут это подтвердить. Поэтому этот факт уже установлен и он как-то не требует дополнительных разъяснений… Далее я хотел бы обратить ваше внимание на следующие факты… На этой же пленке сфотографированы трупы наших военнослужащих. Причем я бы хотел обратить ваше внимание — следы, свежие следы крови на лице, локализация крови в области половых органов… Следующая фотография — также свежая кровь на лице нашего военнослужащего и просто выколоты глаза. Это позволяет нам говорить, что Бабицкий присутствовал в тот момент, когда наших военнослужащих убивали…Вот еще другая фотография.
— Ну, может быть, в момент убийства он не присутствовал, а просто фотографировал после этого вскоре…
— Да, я хотел обратить внимание, что в течение получаса кровь сворачивается и изменяет цвет. Она становится темно-коричневой. Поскольку здесь кровь алая, то о временном факторе мы можем делать какие-то предварительные заключения. Он снимал фотографии документов наших военнослужащих, захваченных террористами. Более того, я хотел бы обратить ваше внимание на репортажи Бабицкого. Вот в одном из своих репортажей Бабицкий заявил дословно — чеченцы перерезают горло солдатам не потому, что они садисты, просто таким образом они пытаются сделать войну более выпуклой, более зримой, яркой, достучаться до общественного мнения… Интересное заявление, согласитесь…
— Да, заявление интересное… Оно известное заявление Бабицкого… Но, Владимир Борисович, тут вопрос-то не в этом…
— Вы знаете, я хотел обратить внимание, что законом о терроризме запрещается пропаганда терроризма. Подобные заявления можно расценивать именно как пропаганду терроризма.
— Да. Вопрос не в этом, честно говоря… Сейчас почему-то борьба словесная, очень эмоциональная борьба вокруг Бабицкого, она идет по оси, хороший Бабицкий или плохой. Здесь то, что вы показываете, это вполне убедительно. Я готов с вами согласиться, что Бабицкий был вместе с боевика ми, объективно он работал как пропагандист на сторону боевиков, им на руку… Меня личность Бабицкого, я вам честно скажу Владимир Борисович, не интересует… абсолютно. И симпатии к нему я не испытываю… У меня вопрос совершенно другой. А какое право имели те, кто принимал это решение, а насколько мне известно, его принимали сотрудники, сейчас вы скажете, может быть, на каком уровне, сотрудники вашего ведомства… обменять российского гражданина Бабицкого на других российских граждан? Не важно, журналист ли он, Бабицкий он, абсолютно не важно… гражданин.
— Я хотел бы дать объяснения вот по какому поводу. Да, действительно, решение о выдаче Бабицкого представителям незаконных вооруженных формирований принималось руководителями органов внутренних дел на месте. На тот момент, когда принималось это решение, была изменена мера пресечения…
— На секунду вернемся к мере пресечения. Меру пресечения изменяет прокуратура, да?
— Прокуратура.
— Почему она была изменена? После того, что вы показали, вообще не логично изменять меру пресечения.
— Сейчас объясню. Эта пленка и копии этих фотографий нами были уже получены после того, как Бабицкий уже ушел к террористам. Это дополнительные данные, которые мы получили. Уголовное дело не прекращено в отношении него, оно продолжает расследоваться, и при получении дополнительных данных могут приниматься и иные какие-то решения.
— Вот пленку, которую вы показали, ее сдавала жена Бабицкого?
— Да, ее сдавала жена Бабицкого.
— Хорошо. Давайте поменяемся функциями, я рассматриваю то, что вы говорите. На пятерых поменяли?
— Да.
— Действительно на пятерых поменяли? Вы знаете, что сведения самые разноречивые, самые разные фамилии назывались.
— Нет. Фамилии у нас все известны. Это действительно пять человек, которых мы получили в течение нескольких дней. Сейчас они проходят реабилитацию и лечение, поэтому здесь никаких сомнений не может быть.
— Хорошо. Хорошо в том смысле, что ладно. То, что он изъявил желание уйти обратно к боевикам, вот эта бумага, которую он написал… Какие основания полагать, что он ее написал не под давлением? Что ему не дали в зубы пару раз, или что ему не сказали, что, парень, мы сейчас отведем тебя, положим, а завтра найдем и скажем, что это боевики тебя убили. Какие основания полагать, что на него не было оказано серьезное давление.
— Ну, вы знаете, если бы ставилась какая-то цель его уничтожить, то вообще не надо было бы его задерживать и вообще вся бы эта история не имела бы продолжения. На войне как на войне. Случайный выстрел, пойди определись, с какой стороны прилетела пуля. Не было ни у кого такой цели. Во-вторых, на момент задержания никто не знал, что это журналист Бабицкий. Поэтому, скажем так, дознание и следствие шло так, как положено в соответствии с законом. Есть масса людей, которые с ним общались, поэтому вся информация, которая идет об истязаниях, о нанесении телесных повреждении, не что иное как вымысел.
— Кстати, было утверждение, что на стоп-кадре можно прочесть, что у него зубы выбиты.
— Вы знаете, была масса всяких умозаключений. И вот вторая пленка, вы видели, он держит левую руку возле правой щеки. И чего только не говорили, что ему пальцы отрезали, что у него что-то с лицом, все что угодно. Ну трудно объяснить, почему человек с платком держит руку. Я тоже могу сейчас руку сделать так — это ничего не означает, поэтому это чистые домыслы. Человек добровольно изъявил желание уйти к боевикам, и он ушел. Те согласились его принять.
— Кто принимал это решение?
— Один из руководителей органов внутренних дел.
— То есть ваш подчиненный?
— Мой подчиненный.
— Ваша оценка его действий…
— Я оцениваю его действия нормально.
— Такие вещи практикуются?
— До этого у нас было несколько подобных ситуаций, когда мы аналогичным образом решали вопрос об освобождении и военнослужащих, и гражданского населения. То есть эта ситуация не эксклюзивная. Она единственное, на мой взгляд, приняла такую огласку, потому что это журналист.
— А может ли любой человек, в местах ли боевых действий или в городе Москве, сказать, что, вы знаете, у меня романтическое настроение, я хочу спасти рискуя своей жизнью, каких-то российских военнослужащих, которые находятся в плену, — отдайте меня бандитам. Ваши действия?
— Хочу быть героем. Да?
— Хочу быть героем.
— Ну я хотел бы обратить внимание, что боевикам не нужны герои. В данном конкретном случае им нужен был Бабицкий. О чем они письменно нас уведомили. Более того, у нас есть масса оперативных данных, о которых мы не говорим, что они были заинтересованы, чтобы его возвратить.
