кругу друзей ее звали Пег или Пегги) Фостер Сноу (литературный псевдоним — Ним Уэлс), еще одна американская журналистка, прибывшая в Яньань в конце апреля. Последняя, правда, была достаточно скромной, но на вечеринках у Смедли присутствовала, потому что ничего предосудительного в этом не видела. Была она настоящей женщиной, обворожительной, как голливудская красавица.
А между тем далеко не всё во встречах Мао и Чжу с Лили, Агнес и Пегги выглядело невинным. Иногда в присутствии Мао женщины начинали в шутку обсуждать местных мужчин, желая выяснить, кто из них самый красивый (и Смедли, и Сноу немного владели китайским языком). Кого-то, смеясь, браковали как слишком жирного, кого-то — как чересчур худого, а кого-то — как очень маленького. Сходились на том, что самыми привлекательными являлись Линь Бяо, «классический красавец», и еще один кадровый военный, Сюй Хайдун, пленявший их своей мускулистой фигурой. Мао тоже находили красивым, сравнивая его с Линкольном. При этом, однако, как правило, разводили руками: «Хорошие мужики, конечно, но, увы, мы не можем конкурировать с их женами!» И Смедли начинала смеяться: «Да уж, если вы, вожди КПК, не высвободитесь из-под женского каблука, вряд ли вам удастся освободить Китай!»
Нетрудно заметить, что женщины играли с огнем. Уставший делить ложе с товарищем по партии, вождь КПК с трудом сдерживал себя. Встречи становились все более частыми. Мао чуть ли не каждый вечер приходил к ним и читал вслух лирические стихи, которые стал вновь писать, заводил с Агнес разговоры о романтической любви (а общались они в основном через Лили), и вскоре ему и Агнес пришла мысль организовать школу танцев. Раздобыли где-то старый патефон и несколько пластинок с фокстротом и в пустовавшей после бегства яньаньских миссионеров церкви устроили музыкальный вечер. Возмущенные до глубины души таким откровенным «развратом» жены лидеров КПК демонстративно проигнорировали мероприятие, однако их мужья с удовольствием приняли в нем участие. Особенно веселились Чжу Дэ, Чжоу Эньлай и Хэ Лун, старательно разучивавшие американские танцы. Даже аскетичный Пэн Дэхуай и тот пришел поглядеть на необычное шоу. Эти уроки продолжались в течение нескольких недель и немало способствовали дальнейшему сближению Мао и Лили5.
О том, что произошло дальше, вспоминает Хелен Фостер Сноу: «31 мая меня пригласили к американской журналистке Агнес Смедли в ее просторную и комфортабельную пещеру, вырытую в одном из холмов… Я пожарила две картофелины на небольшом огне во дворе и послала моего охранника купить две банки ананасов. Лили У приготовила яичницу с перцем. Агнес Смедли заказала суп из капусты и что-то еще из ресторана. Пришел Мао Цзэдун… В тот вечер он был в очень приподнятом настроении. В Мао чувствовалась какая-то особая привлекательность, которую не передают фотографии, некая экспрессия и живость… Агнес взирала на него с благоговением, как на Бога, и ее огромные голубые глаза то и дело загорались фанатичным огнем. Лили У тоже смотрела на Мао как на героя. Чуть позже я была поражена, увидев, как Лили подошла и села на скамейку около Мао, положив свою руку на его колено (очень робко). Лили объявила, что выпила слишком много вина… Мао тоже выглядел сильно удивленным, но не мог показаться хамом и грубо оттолкнуть ее. К тому же это его явно забавляло. Он тоже заявил, что выпил слишком много вина. После этого Лили отважилась взять Мао за руку и в течение вечера то отпускала ее, то вновь сжимала своей ладонью»6.
На следующий же день все стало известно Цзычжэнь. О поведении Лили ей, должно быть, доложили охранники Мао, присутствовавшие при случившемся. Товарища Хэ они уважали, а Лили терпеть не могли, считая, что та плохо воздействует на Мао Цзэдуна. В Китае вообще мужчина и женщина не могли на людях прикасаться друг к другу, а тут налицо был открытый флирт с женатым человеком! Сомнений быть не могло: Лили явно пыталась соблазнить Мао, рассчитывая женить его на себе. Нервы Цзычжэнь не выдержали. Слишком хорошо знала она мужа, чтобы чувствовать себя спокойной. Мао был податлив на женскую ласку, ценил красоту и любил услужливых женщин. И все это он мог найти в избытке у Лили. Не помня себя от обиды, Цзычжэнь бросилась вон из дома и, не разбирая дороги, устремилась к пещерному лагерю.
Уже давно стемнело, когда она достигла пещеры Лили. Цзычжэнь не сомневалась, что найдет там неверного мужа. И не ошиблась. Вот что впоследствии со слов Смедли рассказывал Эдгар Сноу: «Агнес уже собиралась ложиться спать, как вдруг… услышала звук шагов. Кто-то изо всех сил спешил по горной дороге. Затем дверь пещеры Лили с шумом отворилась и пронзительный женский крик разорвал тишину: „Ах ты, идиот! Как же ты смеешь меня обманывать, шляясь к этой буржуазной шлюшке с танцплощадки!“ Смедли вскочила с постели, набросила на себя плащ и ринулась в соседнюю пещеру. Там она увидела жену Мао, которая, стоя перед мужем, била его длинным электрическим фонарем. Он сидел на стуле около стола в кепке и военной форме. Остановить жену он не пытался. Его охранник, замерший около двери, не знал, что делать. Жена Мао, рыдая от ярости, продолжала избивать его и орать до тех пор, пока не выдохлась. Наконец Мао прервал ее. Он выглядел уставшим, а его голос звучал тихо и строго: „Успокойся, Цзычжэнь. В моих отношениях с товарищем У нет ничего постыдного. Мы просто разговаривали. Ты позоришь себя как коммунист. Тебе будет стыдно. Иди быстрее домой, пока другие члены партии не узнали об этом“. Но тут жена Мао обернулась к Лили, которая жалась к стене, как испуганный котенок, завидевший тигра. Она бросилась на нее с криком: „Танцевальная сука! Ты, видно, на всех мужиков бросаешься! Даже Председателя[72] одурила!“ Подскочив к Лили и все еще держа в одной руке фонарь, она другой рукой стала царапать ей лицо, а затем вцепилась в ее пышные волосы. Окровавленная Лили рванулась к Агнес и спряталась за ее спиной. И тогда жена Мао решила обрушить свой гнев на Агнес. „Империалистка! — закричала она. — Это твоя вина! Пошла вон в свою пещеру!“ Размахнувшись, она ударила „заморскую дьяволицу“ фонарем. Но Смедли была не из тех, кто подставляет другую щеку. Она сбила миссис Мао с ног одним ударом. Сидя на полу, жена Мао, больше от унижения, чем от боли, истерически визжала: „Что же ты за муж?! Какой из тебя мужик?! Действительно ли ты коммунист?! Меня на твоих глазах ударила эта империалистка, а ты молчишь!“ Но Мао возразил ей: „Да разве не ты ударила ее, несмотря на то, что она вообще ничего тебе не сделала? У нее есть право на самозащиту. Это ты нас всех опозорила. Ты ведешь себя как богатая дамочка из плохого американского фильма“. С трудом сохраняя хладнокровие, Мао приказал охраннику помочь его жене подняться и проводить ее домой. Но та шумно сопротивлялась, и Мао пришлось вызвать еще двоих охранников, которые в конце концов увели истеричную жену Мао в ее дом. За ними в тишине последовал и Мао, и пока эта процессия спускалась с холма, множество удивленных лиц выглядывало из пещер»7.
Вряд ли следует добавлять, что через несколько часов весь город и все жители пещерного лагеря знали о происшедшем конфликте. По словам Смедли и Эдгара Сноу, Мао срочно собрал заседание партийного руководства, на котором было принято решение о придании «делу» грифа секретности. О том, что случилось, говорить запрещалось. Но разве можно было унять разошедшуюся Хэ Цзычжэнь! Она стала требовать от ЦК наказания Смедли, Лили и охранника Мао, находившегося в момент скандала в пещере. Молодого солдатика она тоже подозревала в заговоре против нее: ведь он все видел, но не вмешался. Целыми днями жаловалась она на неверного мужа, «бесстыдную шлюху» У Гуанвэй и «империалистическую сводню» Смедли своим подругам, женам руководителей партии. А те, разумеется, полностью поддерживали ее и, качая головами, рассматривали черный синяк под правым глазом, который поставила ей жестокая Агнес8.
Чтобы как-то охладить пыл супруги, с которой Мао совсем не собирался разводиться, он вынужден был отослать Лили. Дождливым июльским утром она уехала вместе с Дин Лин и своей театральной труппой в провинцию Шаньси. Перед отъездом, глотая слезы, она жгла у себя во дворе перед входом в пещеру листочки с поэмами Мао, которые тот дарил ей в безвозвратно ушедшие счастливые вечера.
Попросил Мао покинуть Яньань и Агнес Смедли. По городу ползли слухи, что Цзычжэнь подговаривала своих охранников пристрелить ее, и Мао, будучи не в силах бороться с народной молвой, спешил избавиться от еще одного виновника своей семейной драмы. Но ему не повезло. Агнес вынуждена была остаться в Яньани вплоть до начала сентября. Вскоре после их разговора она повредила позвоночник: лошадь, на которой Смедли ездила по окрестным местам, споткнулась и, упав, сильно придавила ее. Несчастный случай приковал «низвергательницу устоев» к
А вскоре, не в силах забыть случившееся, Яньань покинула и Хэ Цзычжэнь. Как ни старался Мао ее удержать, она бросила его и дочь, которая только что начала говорить, и отправилась в Сиань под предлогом того, что ей нужна была квалифицированная врачебная помощь. Осколки авиационной бомбы действительно не давали ей покоя, но, конечно, не их удаление явилось главной причиной ее отъезда.
