думая о последствиях победы КПК. Как русский национал-коммунист, он должен был опасаться возникновения в будущем нового мощного центра коммунистической власти. Коммунистический Китай, реализовавший диктаторскими методами советскую модель ускоренной экономической модернизации, мог создать угрозу его гегемонии в коммунистическом мире. Ограничивая амбиции Мао «демократическими» задачами, Сталин тем самым привязывал его к себе, а тактический курс КПК подчинял собственной политической линии.
В то же время по мере победоносного для КПК развития гражданской войны возрастала и подозрительность Сталина по отношению к Мао. Особенно она усилилась после «югославского шока» 1948 года, то есть после разрыва Сталина с югославским лидером Иосипом Броз Тито, которого до того Москва считала одним из наиболее преданных своих сателлитов и который неожиданно проявил непослушание. Вскоре после «дела Тито» в частных беседах со своими соратниками Сталин начал выказывать все возраставшее беспокойство в связи с новой возможной угрозой, на этот раз из Китая. «Что за человек Мао Цзэдун? У него какие-то особые, крестьянские взгляды, он вроде бы боится рабочих и обособляет свою армию от горожан»192, — размышлял он. В начале 1949 года, накануне прихода коммунистов к власти, Сталин даже затребовал письменное мнение Бородина, бывшего «высокого советника» Сунь Ятсена и уханьского правительства в 1923–1927 годах, относительно Мао. И тот, очевидно, понимая, чего хотел от него мнительный вождь, написал в докладной записке: «Независимость, и более того, „самостийность“ его характера уже в те годы была очевидной. На совещаниях, казалось, он скучал и томился речами других, но если сам говорил, то так, будто до него никто ничего не сказал… Мао Цзэдуну присущ непомерный апломб. Он издавна считает себя теоретиком, сделавшим свой самостоятельный вклад в общественную науку… Мао Цзэдуну свойствен ошибочный взгляд на крестьянство. Он исходит из внутренней убежденности в превосходстве крестьян над другими классами, из преувеличения революционных возможностей крестьянства, при одновременной недооценке руководящей роли пролетариата. Эту свою точку зрения Мао Цзэдун не раз высказывал в личных беседах со мной… Мао Цзэдун явно недооценивал роль пролетариата как инициатора и руководителя китайской революции, вождя китайского крестьянства. Это характерно для выступлений Мао Цзэдуна в двадцатые годы, а слушать его в период нахождения в Китае мне довелось не раз». Нелестный отзыв о Мао дал тогда и старый работник Коминтерна, полковник НКВД Георгий Иванович Мордвинов, в конце 1930-х — в 1940-е годы курировавший китайскую компартию. Он особенно подчеркнул «патриархальные склонности Мао Цзэдуна, его болезненную мнительность, чрезмерное честолюбие и манию величия, возведенную в культ»193. Последняя характеристика вряд ли могла смутить Сталина, ведь она была как бы списана с него самого. А вот оценка Бородина настораживала.
Чтобы как-то прояснить ситуацию, Сталин, по-прежнему не соглашаясь принимать Мао, разрешил въезд на территорию СССР его жене Цзян Цин и дочери Ли На. Визит был секретным, Цзян Цин путешествовала под именем Марианы Юсуповой. Формальным поводом для визита была болезнь Цзян Цин: жизнь в пещерах Яньани, долгие утомительные переходы по горам Шэньси, Шаньси и Хэбэя подорвали ее здоровье. Цзян была истощена: при росте 165 см весила всего 44 кг. Вот почему у Мао и возникла идея отправить ее с дочерью в Советский Союз — подлечиться и отдохнуть194. Заодно Цзян Цин должна была приглядеться к жизни в СССР, установить контакт с важными людьми, в общем, разведать обстановку. Так что интересы Сталина и Мао в этом визите Цзян Цин совпали.
За женой Мао Цзэдуна Сталин прислал специальный самолет в Далянь, который и привез ее с дочкой в Москву, в аэропорт Внуково. Цзян была так слаба, что ее вынесли по трапу на носилках, после чего сразу же отвезли на одну из подмосковных дач для высоких зарубежных гостей, в Заречье.
Находились она и Ли На в Советском Союзе с мая по август 1949 года. 18 мая Цзян Цин положили сначала в терапевтическое, а затем в отоларингологическое отделение Кремлевской больницы на улице Грановского. Там ей был поставлен диагноз: общее истощение. В больнице она провела больше месяца. Жаловалась на слабость, быструю утомляемость, боли в животе, плохой сон, резкую возбудимость. Просила, чтобы температура воздуха в помещении была плюс 22–23 градуса. По ее словам, она дважды в жизни болела дизентерией, и с детского возраста по несколько раз в год у нее повторялись ангины. После консультации с профессорами 13 июня 1949 года у Цзян Цин были полностью удалены обе нёбные миндалины, и через две недели ее направили в подмосковный санаторий «Барвиха». После этого в течение какого-то времени она с дочерью отдыхала на правительственной даче, а 29 августа ее отправили в Крым. Для этого путешествия Сталин выделил ей свой личный вагон. По забавному стечению обстоятельств отдыхала она в Кореизе, в бывшем особняке своего русского однофамильца — князя Юсупова, где занимала весь нижний этаж. На втором этаже в это время жил генерал Свобода, будущий президент Чехословакии, с женой Ирэной. С ними Цзян Цин и проводила большую часть времени, увлеченно играя на бильярде и гуляя по окрестным местам.
По линии ЦК ВКП(б) к ней прикрепили молоденькую девушку, младшего референта Отдела внешней политики Анастасию Ивановну Картунову, только за два года до того окончившую Московский институт востоковедения195. Разумеется, в обязанности Картуновой входил и сбор информации об ее подопечной. Вот, в частности, что она сообщала: «На основании бесед с Цзян Цин сообщаю следующее. Революционную деятельность начала в юности. Уже в 16-летнем возрасте подвергалась аресту со стороны гоминьдановских властей за революционную пропаганду, которую вела среди работниц фабрики [ничего такого, конечно, на самом деле в жизни Цзян не было]. После отбытия наказания вынуждена была изменить род занятий. Училась в театральной школе. В беседе 17 мая 1949 г. интересовалась программой наших партийных школ. Раньше в Яньани существовал университет марксизма-ленинизма. С 1948 г. структура партийного обучения изменена. Создана сеть партийных школ и центральная партийная школа в Бэйпине. Программа центральной партийной школы предусматривает усвоение и сдачу экзаменов по 12 дисциплинам. История развития общества, история КПК, история ВКП(б) и работа „Детская болезнь 'левизны' в коммунизме“. Однажды справлялась о положении в Югославии и деятельности клики Тито… Я осведомлялась о дне рождения Мао и Чжу Дэ. Цзян Цин с трудом, на основании каких-то сложных вычислений, сказала, что Мао родился 26 декабря 1893 г. День рождения Чжу Дэ она не смогла назвать. При этом Цзян Цин добавила, что в Китае никто не знает день рождения руководителей КПК, так как тов. Мао категорически возражает против того, чтобы как-то отмечался день его рождения. Сообщение об освобождении НОАК Шанхая, казалось, не было неожиданностью для Цзян Цин. Она сказала, что приблизительно уже знала, когда падет этот город, и что даже лучше бы было, если бы Шанхай освободили позже, т. к. прокормить 7 млн. населения города — это довольно тяжелый груз для освобожденных районов при настоящей обстановке. Сообщение об освобождении порта и города Циндао было воспринято примерно так же. 29 мая Цзян Цин и Сюй Минцин (жена Ван Гуан[ь]ланя[89]) при встрече в Кремлевской больнице восхищались советской медициной. Цзян Цин говорила, что ее состояние — результат чрезмерно утомительных ночных работ. Цзян Цин знакома с классической китайской литературой. Читала в переводах Пушкина, Гоголя, Чехова, Горького. Из современных советских писателей особенно ценит Фадеева и Симонова. Хорошо знакома с историей СССР. Когда ей был предложен список фильмов, Цзян Цин попросила вначале показать исторические фильмы в хронологической последовательности»196.
В июле 1949 года с неофициальным визитом СССР посетила делегация КПК во главе с Лю Шаоци197. А в конце ноября 1949-го по просьбе Мао Цзэдуна советское правительство разрешило въезд в СССР на лечение Жэнь Биши198.
Кремлевский вождь, как всегда, внимательно следил за развитием событий в Китае. У него были собственные тайные осведомители даже среди членов Политбюро ЦК КПК, и он мог более или менее эффективно влиять на китайское коммунистическое руководство. Мао Цзэдун и другие лидеры КПК, со своей стороны, постоянно информировали его о своих планах и намерениях, регулярно консультируясь с Москвой даже по мелочам. В феврале 1949 года, например, они запросили мнение «товарища Филиппова» по вопросу о том, следует ли им переносить столицу Китая из Нанкина в Бэйпин. А накануне провозглашения Китайской Народной Республики, 28 сентября 1949 года, поинтересовались его точкой зрения по вопросу о том, нужно ли им обращаться ко всем странам мира с предложением о восстановлении дипломатических отношений «по радио в общей форме или к каждому государству в отдельности телеграммой». «Товарищ главный хозяин» — так именовал Сталина Мао Цзэдун в своих шифротелеграммах в Москву. Возможно, он и не питал к Сталину «особенно добрых чувств»199, однако прекрасно понимал, что должен был быть особенно лояльным ему и на словах и в делах, тем более что не мог не знать о сталинской
