критикой этих идей на совещании пропагандистов и в июле 1951 года подготовил и разослал от имени Центрального комитета документ, в котором эта провинциальная затея была названа «ошибочной, опасной, утопической идеей аграрного социализма». Однако Мао Цзэдун взял под защиту местных активистов и два месяца спустя дезавуировал документ, подготовленный Лю Шаоци293. В декабре 1952 года на заседании Государственного административного совета под председательством Чжоу Эньлая был рассмотрен и одобрен подготовленный министром финансов Бо Ибо проект новой налоговой системы. Принципиальная новизна закона заключалась в единообразном налогообложении всех форм собственности. Государственные и кооперативные предприятия теряли свои налоговые льготы, а частнокапиталистический сектор получал благоприятные условия для конкуренции. Как впоследствии выяснилось, проект закона не был согласован с аппаратом ЦК и Мао Цзэдун не знал о нем. Вскоре после этого, 15 января 1953 года, Мао послал гневное письмо руководителям Госсовета — Чжоу Эньлаю, Чэнь Юню, Дэн Сяопину и Бо Ибо, не считая обоснованным их стремление создать условия для оживления частного предпринимательства294. Ошибочный с точки зрения Мао Цзэдуна закон о налогах стал поводом для проведения интенсивной идейно-политической кампании против всех несогласных с его (Мао) линией. В середине февраля в неформальной беседе с руководителями Центрально-Южного бюро ЦК в Ухани Мао отметил: «Есть люди, которые говорят: „Нужно укреплять новодемократический порядок“, есть также люди, которые выступают за „четыре большие свободы“ [то есть за свободу для крестьянина брать займы, арендовать землю, нанимать рабочую силу и торговать]. Я считаю, что и то и другое неверно. Новая демократия — это этап перехода к социализму»295.
К лету 1953 года борьба Мао против «умеренных» руководителей КПК особенно обострилась. Она завершила цепь предыдущих идеологических дебатов. Апогеем ее стало Всекитайское совещание по вопросам финансово-экономической работы, проходившее в Пекине с 14 июня по 12 августа. В совещании приняли участие практически все высшие чиновники партии и правительства.
Формально совещание, проходившее за закрытыми дверями, было посвящено новой налоговой системе, но фактически обсуждало общую политическую стратегию КПК. Руководил этим форумом Гао Ган, к тому времени уже перемещенный Мао Цзэдуном в Пекин. При всей глубокой личной неприязни Мао к Гао Гану идеологически они были очень близки, и последний твердо вел линию на полную дискредитацию позиции Лю Шаоци и его сторонников. В беседе с советским генконсулом в Шэньяне Андреем Мефодиевичем Дедовским Гао Ган заявлял, что «ошибочная, буржуазная линия Бо Ибо» не только поддерживается Лю Шаоци, но и фактически исходит от него296.
Идеологическая тональность совещания была задана выступлением Мао Цзэдуна на заседании Политбюро ЦК 15 июня 1953 года. В этом выступлении он обрушился на тех деятелей партии, которые стремились к «прочному установлению новодемократического общественного порядка»297. «Есть и такие, — говорил Мао Цзэдун о Лю Шаоци и его единомышленниках [102], — которые после победы демократической революции топчутся на одном месте. Они не понимают, что характер революции изменился, и вместо социалистических преобразований продолжают заниматься „новой демократией“. А это порождает правоуклонистские ошибки»298. Особое раздражение у Мао Цзэдуна вызывало стремление этих деятелей «прочно охранять частную собственность»299. Впервые Мао так прямо и четко отмежевался от концепции «новой демократии» и высказался за немедленный переход к социалистической революции.
На этом продолжительном совещании были заслушаны доклады Гао Гана и Ли Фучуня о планах экономического строительства и доклад Ли Вэйханя о политике по отношению к частному капиталу. В прениях приняли участие большинство высших руководителей. Лю Шаоци, Дэн Сяопин и Бо Ибо (последний — дважды) были вынуждены выступить с самокритикой300. В своих воспоминаниях Бо Ибо пишет, что, по его мнению, истинным объектом разгромной критики был Чжоу Эньлай, который в 1952 году поддержал политику своего министра финансов. Однако, столкнувшись с резкой оппозицией со стороны Мао Цзэдуна, Чжоу поддержал Председателя. Он сыграл, по существу, двусмысленную роль. И именно ему Мао в конце совещания поручил подвести итоги дискуссии.
Чжоу признал свои «политические и организационные ошибки» и «отрыв от партийного руководства»301, а также подверг суровому и пространному осуждению Бо Ибо. Он поставил в вину последнему то, что «в течение определенного периода тот по-настоящему не признавал своих ошибок»302. Причины «правого уклона» у Бо Ибо, по Чжоу Эньлаю, «заключались в том, что он исходил не из марксизма-ленинизма, не из политики партии и интересов трудового народа, а из сознательного и несознательного отражения множества воззрений класса капиталистов, их настроений и привычек»303. Чжоу Эньлай солидаризовался с обвинениями Бо Ибо в «буржуазном индивидуализме», сделанными Гао Ганом, и упрекнул Бо в «неискренности по отношению к партии»304.
На следующий день перед участниками совещания выступил Мао Цзэдун. Он назвал работу форума «успешной» и, похвалив заключительную речь Чжоу Эньлая, поддержал его критику «буржуазной линии». В этом и некоторых других выступлениях он подчеркивал огромное политическое и идеологическое значение проделанной работы. Из его заявлений было видно, что он рассматривал совещание как определенный поворотный пункт в развитии КПК и КНР, придавая налоговой проблеме во многом фатальное значение. «Дальнейшее проведение в жизнь новой налоговой системы, идущей вразрез с марксизмом-ленинизмом, генеральной линией в переходный период, неизбежно ведет к капитализму», — заявил он305. Совещание, как полагал Мао, помогло отвести эту угрозу от Китая, привело к освобождению от «новодемократических» иллюзий, открыло дорогу для социалистического развития страны. Позднее Мао Цзэдун отмечал также, что работа совещания стала важнейшим фактором утверждения новой генеральной линии на построение социализма, формулировавшейся именно в то время: «Не будь финансово- экономического совещания… вопрос о генеральной линии для многих товарищей остался бы неразрешенным»306.
Таким образом, Мао Цзэдун навязал все-таки свои взгляды руководителям КПК. Курс на «социалистическое строительство по советскому образцу» был официально провозглашен.
Часть VII
ОТ СТАЛИНИЗАЦИИ К МАОИЗАЦИИ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ
Развитию обстановки, обеспечившей победу Мао на совещании по вопросам финансово-экономической работы, способствовала смерть Сталина 5 марта 1953 года. Только теперь, в отсутствие политического соперника, ревниво воспринимавшего успехи КНР в экономическом строительстве и время от времени сдерживавшего стремление Мао Цзэдуна ускорить темпы революционной трансформации, то есть полной и окончательной сталинизации Китая, Председатель ЦК КПК мог наконец вздохнуть с облегчением.
Внешне он, конечно, никак не выражал своих сокровенных чувств. И даже напротив, прибыв в посольство СССР, чуть не расплакался. «Он старался держаться сдержанно, не проявлять эмоций, но у него это не получалось, — вспоминает очевидец. — В глазах [у Мао] стояли слезы». Чжоу Эньлай же просто плакал вместе с советским послом Панюшкиным, только недавно сменившим на этом посту Рощина1.
Ехать, однако, на похороны «отца народов» Мао не захотел. Может быть, потому, что боялся подхватить воспаление легких: в тот год в начале марта в Москве стояли морозы. А может быть, потому, что как раз за два месяца до смерти диктатора обнаружил, что тот прослушивал его разговоры с членами Политбюро ЦК КПК в самом Чжуннаньхае. Дело в том, что в конце 1950 года сталинские умельцы из МГБ, орудовавшие в Пекине, установили микрофоны в спальне и некоторых других комнатах резиденции Мао (очевидно, с помощью своих китайских агентов). Когда все это раскрылось, Мао был вне себя и даже послал Сталину
