даже просился в члены ВКП(б). Но в 1942 году порвал отношения с Советским Союзом, заподозрив Коминтерн и КПК (по-видимому, обоснованно) в подготовке заговора с целью свержения его законной власти. Шэнь схватил Мао Цзэминя (тот жил тогда под псевдонимом Чжоу Бинь) и других руководителей синьцзянской организации КПК и бросил за решетку. Несколько месяцев их допрашивали и пытали, а 27 сентября 1943 года казнили. Сначала их оглушили дубинками, а потом удушили и, засунув тела в мешки, закопали на безлюдном сколе горы. До Мао потом дошли слухи, что Шэнь Шицай через три дня якобы велел выкопать тела и сфотографировать, а фотографии послал Сун Мэйлин для Чан Кайши25.
В августе 1928 года, когда Мао вел борьбу в горах Цзинган, от рук гоминьдановцев погибла его приемная сестра Цзэцзянь. Произошло это всего за три месяца до кончины Кайхуэй. В июне же 1946 года, во время последней гражданской войны, был убит один из его племянников, единственный сын младшего брата Цзэтаня, девятнадцатилетний Мао Чусюн. Как мы помним, в 1930 году в Чанше был расстрелян младший двоюродный брат Кайхуэй, Каймин. А в 1935 году, во время Великого похода, Мао потерял и еще одного шурина, младшего брата Цзычжэнь, Хэ Мэйжэня. Он был зверски убит тибетцами за осквернение ламаистского храма.
От двух братьев Мао в живых остались только дети Цзэминя: его дочь от первого брака Юаньчжи, бывшая на полгода младше покойного Аньина, и сын Юаньсинь. Последний родился в 1939 году в Синьцзяне вскоре после того, как любвеобильный Цзэминь разошелся со своей второй супругой Сицзюнь и женился на новой пассии. Эта его третья жена тоже, как и Цзян Цин, была актрисой. Звали ее Чжу Даньхуа, и была она на шесть лет моложе Сицзюнь и на пятнадцать моложе первой жены Цзэминя, Шулань. В феврале 1943 года ее также арестовали и вместе с маленьким сыном заключили в тюрьму. На свободу она вышла лишь в мае 1946-го, а в июле вместе с Юаньсинем прибыла в Яньань, где их встретил Мао. К своему маленькому племяннику, который был всего на год старше его дочери Ли На, Мао Цзэдун стал сразу относиться с особенной теплотой и даже какой-то сентиментальностью. Возможно, считал своим долгом заботиться о нем лучше, чем о собственных детях. Проявлял он внимание и к племяннице Юаньчжи, но та была уже взрослой. В 1945 году она вышла замуж и через год родила сына, так что Мао стал чувствовать себя дедом. Своего внучатого племянника он, правда, видел нечасто, так как Юаньчжи вместе с мужем после образования КНР служила в войсках НОАК в Наньчане. Только в 1953 году ее перевели в Пекин, где она сначала работала в аппарате Чжу Дэ, а потом в орготделе ЦК КПК. Юаньсинь же с 1951 года рос под присмотром Мао. Его мать второй раз вышла замуж и вместе с новым мужем жила и работала в Наньчане, оставив сына по просьбе Мао и Цзян Цин жить в Чжуннаньхае.
Печаль по поводу смерти Аньина, однако, у Мао не проходила, и ни дочери, ни младший сын, ни любимый племянник не могли ее заглушить. Как будто что-то легло между ним и погибшим сыном, так и оставшись не разъясненным. И это что-то мучило его время от времени.
Но особенно сильно смерть Аньина переживал Аньцин. Ведь они были больше, чем братья. Их связывала тоска по погибшей матери, память о голодном детстве и об авантюрном путешествии из Гонконга в Москву, об учебе в интердетдоме и о совместной жизни с «мамой Хэ». Аньцин вообще был очень нервным юношей, легко возбудимым, с неуравновешенной психикой. Тот страшный удар, который во время ареста матери нанес ему по голове солдат, не прошел бесследно. Гибель брата окончательно подкосила его. Он потерял сон, стал бродить по дому, разговаривая сам с собой. И вскоре врачи поставили ему страшный диагноз: шизофрения. Он уже не мог работать (с марта 1949 года он являлся переводчиком Бюро переводов работ марксизма-ленинизма при Отделе пропаганды ЦК КПК), и Мао отправил его на лечение в Советский Союз. Но помочь ему было нельзя. Он вернулся в Китай, и его перевезли на берег моря, в военный санаторий города Далянь, где он стал жить под присмотром врачей. Большую заботу о нем проявляли вдова его брата Лю Сунлинь и ее младшая сестра Шао Хуа. Последняя даже переехала в Далянь, чтобы ухаживать за больным. Неудивительно, что в 1960 году Аньцин и Шао Хуа поженились. Через два года они вернулись в Пекин.
Аньцин стал чувствовать себя лучше, но все же окончательно не поправился26.
Мао, конечно, был очень расстроен болезнью сына, но еще более раздосадован. «У меня нет потомства (один сын убит, другой сошел с ума)»27, — с горечью говорил он. Правда, времени на переживания у него, как всегда, было немного. Власть и политика вытесняли отцовские чувства. Надо было решать кучу важных проблем, в том числе внутрипартийных. В 1953–1954 годах главной из них стало «разоблачение» Гао Гана, того самого «товарища Чжан Цзолиня», компромат на которого Сталин передал ему еще во времена московского саммита. Трогать Гао, однако, Сталин не позволял, и только смерть диктатора и установление равноправных отношений с советским руководством помогли Мао избавиться от предателя, который «за спиной ЦК» передавал «информацию иностранцам»28. Гао, правда, не был среди идеологических оппонентов Мао и не выступал против его планов трансформации Китая по советскому образцу. Он, напротив, принадлежал к группировке наиболее ярых сторонников левого курса. Интересно, что в конце 40-х годов Сталин даже критиковал его за излишнюю левизну в одной из телеграмм Ковалеву, а в начале 1950-х сам Мао использовал Гао в борьбе против «умеренных». 16 февраля 1952 года, например, Председатель опубликовал в главной партийной газете «Жэньминь жибао» («Народная ежедневная газета») частное письмо Гао Гану, которое содержало детальную критику «правого уклона»29. Более того, в личных беседах с ним Мао часто сетовал на «консерватизм» Лю Шаоци и Чжоу Эньлая30. Однако простить ему доносы Сталину он был не в состоянии. Не могли забыть этого и другие члены Политбюро, особенно те же Лю и Чжоу.
Не догадываясь, очевидно, об истинном отношении Мао к нему, Гао Ган расценивал «задушевные» беседы с Председателем как знак особого доверия. А потому активно искал пути к устранению «умеренных» из высшего руководства партии. В частности, активно распространял в партии слухи о том, что в ЦК есть «две группировки, которые не заслуживают доверия: одна возглавляется Лю Шаоци… а другая — Чжоу Эньлаем»31. Ему удалось привлечь на свою сторону Жао Шуши, главу организационного отдела Центрального комитета КПК, бывшего до 1953 года боссом Шанхайского региона, а также некоторых других руководящих работников. Заговорщики уже начали делить посты: Гао Ган собирался занять кресло Лю, а Жао Шуши — премьера, когда их планы оказались известны Мао. Вождь партии был вне себя: заменять Лю и Чжоу на Гао и Жао он совсем не хотел, несмотря на имевшиеся между ним и «умеренными» разногласия. 24 декабря 1953 года на заседании Политбюро Мао обрушился на Гао и Жао с обвинениями в «заговорщической» деятельности. По инициативе Мао в феврале 1954 года Лю Шаоци представил так называемое «дело Гао Гана — Жао Шуши» 4-му пленуму Центрального комитета. Оба деятеля были обвинены в «сектантстве» и «фракционности», создании «независимых княжеств» в своих регионах и организации заговора с целью захвата власти. 4-й пленум осудил Гао Гана и Жао Шуши, но не исключил их из партии. Тем не менее Гао был арестован и 17 августа 1954 года умер в тюрьме — по официальному сообщению, покончил жизнь самоубийством[103]. По-видимому, сделал он это, будучи убежденным, что Мао предал его. Ведь, сколачивая заговор против Лю и Чжоу, он полагал, что действует при молчаливом одобрении Председателя32. В марте 1955 года «дело Гао Гана — Жао Шуши» рассмотрела Всекитайская конференция КПК. С докладом выступил Дэн Сяопин, который подверг Гао и Жао суровой критике. Конференция исключила Гао Гана и Жао Шуши из партии и поддержала политическую линию Мао Цзэдуна, фактически призвав к искоренению всех его врагов33.
Дело Гао и Жао было первой «чисткой» крупных кадров КПК в истории Китайской Народной Республики, и триумф Мао создавал опасный прецедент с далекоидущими последствиями, обрекавший значительную часть партийного руководства на поражение в борьбе с Председателем. «Дело Гао Гана — Жао Шуши» было всего лишь эпизодом, но зато чрезвычайно важным: оформление культа Мао во всекитайском масштабе составило с того времени основное направление идеологической работы коммунистической партии. Кампания по возвеличиванию Председателя Мао Цзэдуна была хорошо организована и оказалась весьма эффективной. В качестве основного средства идеологической индоктринации использовались «Избранные произведения» вождя, изучение которых стало обязанностью каждого гражданина. В 1954 году, правда, Мао предложил изъять из употребления термин «идеи Мао Цзэдуна». Сделал он это, конечно, в тактических целях, в обстановке развития бурных связей с СССР. И объяснил тем, что следует «избегать возникновения кривотолков». Каких именно, можно понять из специального уведомления Отдела пропаганды ЦК КПК по поводу указанного заявления Мао. В нем, в частности, говорилось: «Их [идей Мао Цзэдуна] содержание и содержание марксизма-ленинизма едино… При разъяснении устава партии и важнейших партийных документов, принятых ранее, по-прежнему следует исходить из оригинала, не меняя последнего.
