Мао Цзэдун

какие рамки конфуцианской морали вместить было невозможно. Но Мао Цзэдун, как всегда, был целиком на стороне матери. В начале августа 1918 года он вновь навестил ее, на этот раз в доме дядьев. Он уговаривал мать съездить с ним в провинциальный центр, пройти медицинское обследование. Однако, как это часто бывает с сердобольными матерями, Лао Вэнь отказалась, скорее всего, потому, что не хотела обременять любимого сына. Вернувшись в Чаншу, Мао написал своим дядьям записку, в которой по-прежнему выражал надежду, что мать все-таки приедет в город. Он рассчитывал на ее приезд в конце осени в сопровождении брата Цзэминя. В той же записке он сообщал своим родственникам, что сам собирается съездить в Пекин. Ни о каком путешествии за тридевять земель во Францию он не говорил, уверяя их в том, что единственной целью поездки в столицу являлся «осмотр достопримечательностей и ничего более»¹³⁸.

На самом же деле он просто не хотел никого волновать. Решение поехать во Францию с группой единомышленников он принял безоговорочно и очень радовался предстоявшему приключению¹³⁹.

15 августа вместе с 25 товарищами Мао Цзэдун отправился из Чанши в Пекин. По реке Сянцзян на небольшом суденышке они добрались до трехградья Ухань. Дальше их путь лежал по железной дороге. Впервые Мао поехал на поезде, да еще так далеко: ему предстояло проехать более двух тысяч ли (около 1300 км).

В пути им пришлось задержаться на пару дней в небольшом городе Сюйчане в провинции Хэнань. Поезд не мог дальше двигаться из-за разлива реки Хуанхэ. Этому обстоятельству Мао был даже рад. Ведь на месте Сюйчана в древности находилась столица китайского царства Вэй, основанного императором Цао Пи, одним из персонажей его любимого романа «Троецарствие»¹⁴⁰. По предложению Мао Цзэдуна друзья решили отыскать старый город. Поговорив с местными крестьянами, они выяснили, что руины древнего поселения находились за крепостной стеной. Нетрудно представить, насколько взволнован был Мао. Он ехал покорять мир, и случайная остановка в историческом месте, овеянном славой прошлых веков, не могла не быть символичной. Знаменитые герои древности как бы напутствовали его на великие свершения во славу величия и могущества родины!

Часть II ЧТО ДЕЛАТЬ?

СНЫ В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ

В Пекин Мао и его друзья добрались только 19 августа, проведя в дороге четверо суток. Сойдя с поезда, они сразу отправились к Ян Чанцзи, который жил в северной части города, недалеко от крепостных ворот. Тот был несказанно рад, сразу же предложив четверым из них, в том числе, разумеется, Мао Цзэдуну, остановиться у него¹. Больше гостей он принять не мог. В небольшом доме, располагавшемся в узком и грязном переулке (хутуне), помимо хозяина, жили еще трое: его жена Сян Чжэньси, двадцатилетний сын Ян Кайчжи и семнадцатилетняя дочь Ян Кайхуэй (дословно: «Открытая мудрость»)². Мао был уже знаком с семьей учителя. Летом 1916 года по приглашению профессора он даже в течение нескольких дней гостил у него в деревне. Мао Цзэдун помнил, как обрадовался он тогда приглашению «Конфуция» и как протопал в соломенных сандалиях более шестидесяти ли до невзрачного на вид кирпичного дома под черепичной крышей³. Ян Кайхуэй (в семье ее ласково звали Ся — «Заря», «Зорюшка»⁴) в ту пору было всего пятнадцать (она родилась 6 ноября 1901 года), и застенчивый Мао не обмолвился с ней ни словом. Не вступал он в разговор и с хозяйкой дома. Болтать с малознакомыми женщинами было не принято, а потому каждый раз при встрече с женой и дочерью учителя Мао в знак почтения просто наклонял голову. Зато уж с «Конфуцием» он насладился беседой. А еще ему очень понравилась огромная библиотека профессора⁵. С Ян Кайхуэй он виделся и впоследствии, но, как мы помним, женщины его не интересовали, так что превращения девочки в девушку он не заметил.

Но тут, встретившись с Ян Кайхуэй вновь, Мао не мог сдержать волнения. Перед ним стояла красивая молодая девушка с чуть припухлыми губами и внимательными черными глазами. Равным образом были удивлены и его приятели. «Небольшого роста и круглолицая, она чем-то напоминала своего отца, — вспоминает Сяо Юй. — У нее были такие же, как у него, глубоко посаженные глаза и маленький нос, но кожа была гораздо белее»⁶. «Очень тихая, серьезная девушка» понравилась и Сяо Саню⁷.

Сердце «Зорюшки», однако, покорил «интеллигентный и обходительный» шаошанец, о котором она столько хорошего слышала от отца. «Я горячо полюбила его уже тогда, когда слушала о его многочисленных свершениях, — вспоминала она спустя несколько лет… — Однако совсем не надеялась выйти за него замуж, так как не собиралась завлекать его. Хотя я и любила его, но отнюдь не демонстрировала своих чувств. Я была твердо убеждена, что человек сам должен прийти к любви. И все же я не уставала надеяться и мечтать. Я знала, что так бывает. Но разве могла я запрятать свои чувства и совсем не выдать себя? И все же я решила, что если ничего не получится, то замуж я уже ни за кого никогда не выйду. Такой уж у меня характер!»⁸

К огорчению Ян Кайхуэй, их отношения развивались не просто. Пройдет два с половиной года, прежде чем их судьбы переплетутся. Мао был слишком застенчив, да к тому же у него совсем не было денег, чтобы достойно ухаживать за девушкой. Пекин «для меня был слишком дорогим городом, — говорил Мао. — Я добрался до столицы, заняв деньги у друзей»⁹. Гордость не позволяла ему жить и за счет Ян Чанцзи. Проведя несколько дней в гостеприимном доме, Мао и его друзья, поблагодарив хозяев за радушный прием, перебрались в небольшую квартирку, состоявшую из трех малюсеньких комнат[9]. Снять более просторное жилье они в силу крайней бедности не могли¹⁰. Одноэтажный деревянный домишко с большими, оклеенными бумагой окнами вместил не только постояльцев «Конфуция», но и еще четверых приятелей. Но в тесноте, как говорится, да не в обиде! Каждую ночь восемь человек умудрялись размещаться на одном кане — плоском и невысоком помосте, занимавшем почти половину комнаты — от одной стены до другой. Используемый как лежанка в любом традиционном китайском доме кан в холодную погоду обычно отапливается горячим дымом от очага, проделанного в одной из его стенок. Дым проходит внутри кана, заполняя все полости, и выходит на улицу через специальное отверстие во внешней стене. Денег отапливать кан, однако, у наших приятелей не было, а потому спали они, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. На восьмерых человек было только одно ватное пальто, и в холодные зимние дни они выходили из дома по очереди. Только через четыре месяца смогли купить еще два пальто, и это уже было вершиной блаженства. Пищу готовили на небольшой печке, которая находилась тут же в комнате¹¹. «В Пекине я пребывал в довольно бедственном положении, — вспоминал Мао… — Когда мы все быстро забирались на кан, вздохнуть было невозможно. Я должен был предупреждать товарищей, когда хотел повернуться»¹².

Крохотный домик за номером 7 с небольшим внутренним двориком находился в узком переулке в районе, именуемом «Трехглазый колодец», довольно близко от Пекинского университета. Недалеко было оттуда и до знаменитого рукотворного озера Бэйхай (Северное море), расположенного в центре одноименного парка, и до Запретного города — места пребывания бывшего императора Пу И. По соглашению с республиканскими властями Пу И по-прежнему носил свой титул, только империя сократилась до размеров его резиденции. Из Запретного города Пу И заставят выехать лишь в 1924 году.

Мао часто бродил по пыльным пекинским улицам и немощеным переулкам — хутунам. Последние придавали особый, неповторимый колорит старому городу. Еще в XIII веке завоеватели-монголы, сделавшие Пекин своей столицей (они именовали его Даду, Великая столица, или Ханбалык, город Великого хана), распорядились застраивать городские кварталы так, чтобы по невероятно узким переулкам и улочкам мог проехать лишь один конник. Они опасались восстаний китайского