Мао Цзэдун

общественности «предателями» в связи с тем, что не желали удовлетворить требования присутствовавшей на переговорах китайской делегации. Эти требования заключались в передаче Китаю его исконной территории — порта Циндао и всего остального района бухты Цзяочжоу на востоке страны, которые, как мы знаем, в 1898 году были оккупированы немцами, а затем, в ноябре 1914-го — разгромившими их японцами. Китайцы резонно настаивали на возвращении порта и бухты им: как-никак, но они ведь участвовали в войне с Германией с августа 1917 года. Однако японцы хотели оставить эту бывшую германскую колонию за собой: не китайцы же в самом деле сражались с немцами за Циндао! Японцы имели в кармане и другой аргумент: принятые покойным Юань Шикаем «21 требования» гласили, что после окончания войны в Европе вопрос о Цзяочжоу будет целиком решаться японцами⁶⁷. К глубочайшему разочарованию китайской стороны, присутствовавшие на мирной конференции делегации ведущих западных стран выступили в поддержку Японии. Англия, Франция и Италия не желали конфликтовать с Японией, поскольку были связаны с ней тайными соглашениями, подписанными еще в феврале-марте 1917 года в Лондоне. По этим соглашениям Япония в обмен на помощь Антанте получала признание своих прав на германские владения в Китае. У западных лидеров имелись и другие резоны: в 1919 году разворачивалась новая война — против Советской России, и в ней Япония как союзник западных демократий должна была сыграть не последнюю роль. Американская делегация старалась найти компромисс, но ее предложения не могли удовлетворить ни одну из сторон.

Мирная конференция, от которой китайцы ждали восстановления попранных прав родины и признания за ней равного места в системе новых, послевоенных, международных отношений, приняла решение вернуть Китаю лишь захваченные Германией во время подавления боксерского восстания древние астрономические инструменты. Слов нет, предметы ценные! Но в создавшихся условиях их возвращение было воспринято в Китае как издевательство. Возмущению китайской общественности не было предела. Особенно негодовала студенческая молодежь: «Япония будет владеть Циндао и Цзяочжоу, а мы, китайцы, — смотреть на звезды?» Масла в огонь подлила телеграмма китайского делегата на конференции Ван Чжэнтина, направленная из Парижа в адрес шанхайских газет в конце марта 1919 года. В ней говорилось: «Мы настаивали на аннулировании „21 требования“ и других тайных соглашений и отдали этому много сил, предугадывая, что японцы, вопреки истине и справедливости, прибегнут к помощи подкупа и угроз. Но страшнее всего, что среди китайцев нашлись такие, которые уступили ради своих корыстных целей. Эти люди ничем не отличаются от торговцев, обманывающих покупателей. Это — подручные предателей нации. Мы выражаем надежду, что общественность всей страны поднимется на борьбу с предателями, откроет для нас возможность ставить вопрос об аннулировании навязанных нам соглашений»⁶⁸.

Призыв Ван Чжэнтина пал на благодатную почву. В стране стало разворачиваться антияпонское патриотическое движение. Парижская конференция в глазах китайских патриотов превратилась в «сборище империалистических хищников», которые лишний раз показали, что по-прежнему относятся к Китайской Республике как к полуколонии. Начались поиски предателей нации, о которых Ван Чжэнтин писал в телеграмме. Подозрение пало на крупнейших японофилов: министра путей сообщения Цао Жулиня, китайского посланника в Токио Чжан Цзунсяна и управляющего монетным двором Лу Цзунъюя.

Напряжение усиливалось с каждым днем. И наконец прорвалось. В субботу вечером 3 мая в актовом зале юридического факультета Пекинского университета собрались активисты студенческого движения. Было принято решение организовать на следующий день, в воскресенье, большую манифестацию на центральной площади Тяньаньмэнь (Врата небесного спокойствия), прямо перед входом в Запретный город. Один из студентов-юристов, выступая на собрании с яркой речью, в состоянии крайней экзальтации разорвал рубаху, полоснул ножом по пальцу и сочившейся из раны кровью написал на полотне «Верните нам Циндао!». Он высоко поднял свой лозунг над головой, и зал взорвался аплодисментами⁶⁹.

4 мая около 10 часов утра более трех тысяч студентов различных учебных заведений Пекина собрались на площади. Повсюду виднелись белые флажки (белый в Китае — цвет траура) с изображением карты Циндао и надписями: «Аннулировать „21 требование“!», «Вернуть наш Циндао!», «Лучше быть яшмовой пылью, чем разбитым кирпичом!», «Цао Жулинь, Чжан Цзунсян и Лу Цзунъюй — изменники родины!» и т. п. Несмотря на увещевания представителя министерства образования, командующего пекинским военным гарнизоном и начальника городской полиции, участники демонстрации двинулись к расположенному неподалеку Посольскому кварталу. Они хотели передать прошение послу США от имени одиннадцати с половиной тысяч учащихся Пекина. В «Великую Америку» они еще верили: 8 января 1919 года президент Вудро Вильсон в послании американскому конгрессу выдвинул 14 пунктов «всеобщего мира», осуждавших тайные договоры и призывавших к «свободному, чистосердечному и абсолютно беспристрастному разрешению всех колониальных споров».

На территорию квартала, однако, студентов не пустила охрана. Лишь четверым представителям позволили встретиться с сотрудником американского посольства. Самого же посла на месте не оказалось.

То, что их не пустили внутрь Посольского квартала, возбудило толпу до предела. И кто-то тогда предложил пойти и расправиться с предателями родины. Все устремились к расположенному неподалеку особняку Цао Жулиня. Ворвавшись в дом, молодежь устроила сущий погром. Все было исковеркано, а что не удалось сломать, утопили в пруду во дворе. К счастью для Цао Жулиня, ему удалось бежать. А вот Чжан Цзунсяну не повезло. Он случайно оказался как раз в доме Цао и, попав в руки студентов, был жестоко избит. Студенты стали расходиться только около пяти часов вечера, после того как подожгли особняк Цао⁷⁰.

Вот так благородно начавшееся патриотическое выступление завершилось в тот день чистой воды хулиганством. Полиция произвела аресты. Было схвачено 32 человека, которых, впрочем, под давлением либеральной общественности через три дня отпустили.

На этом, правда, дело не кончилось. Весь май и большую часть июня пекинское студенчество волновалось: устраивало забастовки, демонстрации и митинги. Справедливости ради следует сказать, что больше никаких безобразий молодые люди не допускали. «Суть студенческого движения, — писал два года спустя один из его участников, студент Пекинского института русского языка Цюй Цюбо, — заключалась в том, что духовное беспокойство невозможно было больше сдерживать, требование „перемен“ вырвалось наружу и послужило импульсом общественного движения»⁷¹.

Весть о событиях 4 мая разнеслась по всей стране. В Шанхае и во многих других городах солидарность с пекинскими студентами выразили не только учащиеся, но и многие торговцы, шэньши и даже рабочие. Рикши и те не остались в стороне: проникнувшись патриотическим чувством, они единодушно отказались возить японцев. В ряде мест антияпонски настроенные граждане организовали демонстрации и забастовки. На реке Янцзы остановилось судоходство: забастовали докеры. Особое впечатление на провинциальную молодежь произвели сообщения о том, что пекинских студентов горячо поддержали Цай Юаньпэй, Чэнь Дусю, Ли Дачжао, Ху Ши и другие популярные идеологи патриотического движения. Повсеместно на стенах домов, буддийских и фамильных храмов стали появляться плакаты «Верните нам Циндао!», «Смыть национальный позор!», «Долой трех министров — национальных предателей!». По призыву Главного торгового союза Пекина в стране стала разворачиваться кампания бойкота японских товаров. Толпы народа разбивали витрины магазинов, торговавших японской мануфактурой, хватали японские товары и сжигали на улицах. Редакторы газет отказывались принимать и печатать японские рекламы, расписания движения японских пароходов и даже помещать сведения о курсе японской валюты⁷². Сводный брат Юань Шикая, президент страны Сюй Шичан, правивший страной с октября 1918 года, вынужден был отправить Цао Жулиня, Чжан Цзунсяна и Лу Цзунъюя в отставку, но волнения не утихали вплоть до 28 июня 1919 года, когда наконец в Китае было получено сообщение о том, что члены китайской делегации отказались поставить свои подписи под несправедливым Версальским договором держав Антанты с Германией.

В знак солидарности с учащимися Пекина антияпонскую демонстрацию попытались организовать и студенты Чанши. 7 мая, в День национального позора, то есть в годовщину принятия Юань Шикаем «21 требования», на улицы вышло несколько тысяч человек. Их поддержали торговцы⁷³. Манифестацию, однако, быстро рассеяли солдаты генерала Чжан Цзинъяо, того самого «Ядовитого Чжана», который за год до этого установил в Хунани режим террора. Участвовал ли в этой демонстрации Мао Цзэдун, неизвестно. Скорее всего нет, иначе бы маоистские летописцы не преминули раздуть из этого историю.

Конечно, Мао не мог не проявлять интереса к борьбе студентов. Но стихийные акты протеста были, как