Мао Цзэдун

добиться славы — и делает детей обыкновенных людей выдающимися учеными, писателями и политиками. Человек без амбиций обречен на прозябание. Чувство патриотизма звало Мао на подвиг. Гордый дух провинциала толкал вперед.

Но оказалось, что путь к славе тернист. В новой школе бедно одетого крестьянского сына, худого и долговязого (рост Мао был 177 сантиметров, что нетипично для низкорослых жителей из южных провинций Китая), одноклассники встретили враждебно. Большинство из них являлись сынками богатых помещиков, да к тому же все они, в отличие от Мао, были выходцами из уезда Сянсян. Их распирала спесь, и чужак Мао вызывал у них презрение. Все в нем их раздражало, включая его речь.

Дело в том, что диалекты китайского языка удивительно разнообразны. В стране существует одиннадцать основных диалектов. Житель Пекина, например, никогда не поймет речь кантонца, а тот и другой с трудом разберутся в том, что хочет сказать шанхаец. Официальный китайский язык путунхуа (общераспространенная речь) является языком жителей северной части страны, но для большей части населения он неродной. Во многих местах Китая на разных диалектах говорят даже жители соседних уездов. Именно так обстояло дело с выходцами из двух уездов Хунани, отделенных друг от друга только горой Шаошань, — Сянтаня, где родился Мао Цзэдун, и Сянсяна, откуда родом была его мать и где ему пришлось посещать Дуншаньскую школу³⁷. Понимать-то друг друга жители этих мест, конечно, могли, но давалось им это не очень легко. Испокон веку преодоление диалектической разобщенности населения было насущной проблемой китайского правительства.

Лишь несколько человек в школе симпатизировали Мао. Наиболее же близкие отношения у него сложились (помимо отношений с двоюродным братом) со студентом по имени Сяо Цзычжан (он же Сяо Сань). Позже, в 1920 году, Сяо уедет на работу и учебу во Францию и в 1923 году вступит в Европейское отделение китайской компартии. В 1927 году он надолго отправится в Советский Союз, где под псевдонимом Эми Сяо станет известным писателем и поэтом и одним из первых биографов Мао Цзэдуна. В 1934 году он примет участие в Первом съезде советских писателей.

Одного друга и двоюродного брата было, однако, недостаточно. Мао с его тяжелым властным характером страдал от враждебного отношения большинства одноклассников. «Морально я чувствовал себя очень подавленным», — будет он вспоминать позднее³⁸.

Тем острее хотелось ему достичь успеха! Обиды лишь раздражали его непокорный и своенравный дух, закаляли волю и усиливали враждебность к тем, кто хоть в чем-то превосходил его. В конце концов ему удалось добиться того, что педагоги полюбили его за усердие. Уроки сурового учителя шаошаньской школы не пропали даром. Мао мог писать хорошие сочинения в классической манере, был прилежен и трудолюбив. Как обычно, он много читал. Любовь к книгам будет сопровождать его всегда, хотя и не все из прочитанного окажет на него влияние. В период пребывания в Дуншаньской школе он по-прежнему интересовался сочинениями по истории, особенно теми, где рассказывалось о правителях Древнего Китая: легендарных мудрецах Яо и Шуне, кровавом императоре Цинь Шихуанди, а также знаменитом ханьском правителе Уди, первым из властителей Китая покорившим северных кочевников сюнну (гуннов) и подчинившим Китаю Восточный Туркестан, Вьетнам и Корею. Впервые он познакомился с географией и стал читать работы по зарубежной истории. Внимание его привлекла книга под названием «Великие герои мира», из которой он узнал о Наполеоне, Екатерине II, Петре I, Веллингтоне, Гладстоне, Руссо, Монтескье и Линкольне³⁹. Таким личностям хотелось подражать!

Главными же для него в то время стали издания, рассказывавшие о Кан Ювэе и реформаторском движении 1898 года, в том числе номер журнала «Синьминь цунбао» («Обновление народа»), издававшийся Лян Цичао в Йокогаме. Он был буквально потрясен этими изданиями, с которыми его познакомил двоюродный брат. «Я читал и перечитывал их до тех пор, пока не выучил наизусть», — говорил он впоследствии. Настоящим кладезем знаний стала для него книга Лян Цичао «Изъяснение обновления народа», опубликованная на страницах «Синьминь цунбао» в 1906 году. В этой философской работе известный реформатор, по его собственным словам, «хотел отыскать первопричину гниения и отставания народа нашего государства и сравнить с развитием прогресса в других странах, чтобы народ, зная, в чем заключаются наши пороки, сам остерегался зла, сам себя подгонял в движении вперед»⁴⁰. Наибольшее впечатление на Мао произвели рассуждения Лян Цичао о прогрессивной роли либеральной конституционной монархии и регрессивном воздействии на общественную жизнь монархии деспотичной. Прочитав одну из глав — «О государственной идеологии», Мао сделал следующую запись: «В конституционном государстве конституция устанавливается народом; монарх пользуется любовью народа. В деспотическом государстве закон устанавливается монархом; перед монархом, а не перед народом преклоняются». И далее: «В первом случае речь идет об Англии и Японии, во втором — о ряде династий, которые на протяжении нескольких тысяч лет грабили Китай»⁴¹.

Мао буквально молился на Кан Ювэя и Лян Цичао, считая, что «честному, доброму и умному» императору следовало призвать себе на помощь Кана и Ляна и даровать стране конституцию. Им по- прежнему двигали националистические чувства, которые от чтения книг реформаторов только укреплялись. Ведь Лян Цичао и Кан Ювэй были настроены крайне шовинистически. Обновление Китая по англо-японскому образцу должно было с их точки зрения привести к победе Срединной империи во всемирной конкурентной борьбе наций, к установлению китайского гегемонизма. В противном случае, утверждали идеологи реформаторства, Китай должен будет погибнуть.

В школе он узнал о победе Японии над Россией в 1905 году. Об этом ему и другим студентам с восторгом рассказывал молодой преподаватель музыки и английского языка, учившийся в Японии. Мао был горд победой японцев и, спустя много лет, смог даже напеть Эдгару Сноу японскую песенку «Бой в Желтом море», которую любил исполнять его учитель. В песенке прославлялись японские войска, разгромившие русских. «В то время я осознавал и ощущал красоту Японии и в какой-то мере ее гордость и могущество, воспеваемые в этой песне, посвященной ее победе над Россией», — говорил Мао⁴². Скорее всего, он симпатизировал японцам не потому, что радовался победе «желтой расы над белой», как утверждают некоторые из его биографов⁴³. Обвинять его в расизме вряд ли правильно. Мао был в то время патриотом-националистом, а не расистом. Да и с какой стати было ему мечтать о союзе с Японией против белой расы, если японцы не менее хищнически, чем европейцы и американцы, грабили его страну? Победа Страны восходящего солнца в войне с царской Россией могла вызывать у него восторг только потому, что доказывала преимущества конституционной монархии над деспотизмом. Тем самым подтверждались концепции обожаемых им реформаторов: даже азиатская страна, вставшая на путь политической модернизации, может повергнуть в прах мощную европейскую державу, скованную цепями абсолютизма!

В Дуншаньской начальной школе он оставался всего шесть-семь месяцев. В начале 1911 года Мао принял решение уехать в столицу провинции Хунань, город Чаншу, с тем чтобы поступить в среднее учебное заведение, открытое для выходцев из уезда Сянсян. От одного из своих учителей он получил рекомендательное письмо, собрал небольшие пожитки и ранней весной пешком за 120 ли отправился в большой и совершенно незнакомый город. Позади оставались детство и отрочество, Дуншаньская школа, окруженная высокой крепостной стеной, заносчивые одноклассники и любящие учителя. Впереди его ждал новый мир, манящий и пугающий одновременно.

«Я МЫСЛЮ, СТАЛО БЫТЬ, СУЩЕСТВУЮ»

В Чанше он прожил более семи лет. Его буквально ошеломил этот город, первый в его жизни. Огромные, двух- и трехэтажные дома, бесконечное количество джонок, покачивавшихся на волнах у каменной пристани. По отзывам современников, в начале XX века Чанша являлась одним из лучших городов Китая⁴⁴. Расположенная на правом берегу полноводной и широкой (до 200 метров) реки Сянцзян, она была окружена мощной каменной стеной с высоченными башнями, возвышавшимися над семью ведущими в город проходами-туннелями, которые наглухо закрывались на ночь крепостными воротами. В южной части стены, построенной во времена Минской династии (1368–1644), высилась еще одна, семиэтажная, башня, само название которой говорило о ее колоссальных размерах: «Терем, достигающий сердца неба» (Тяньсиньгэ). В городе поражало все. Широкие улицы, вымощенные камнем,