молодого гиганта. Он был на целый фут выше Папы и ужасно некрасив. Будь на то моя воля, я бы ни за что не захотела с ним встречаться.
— Это — Джордж Фахонин, — представил Папа великана. — Он будет нашим пилотом.
Я ничего не ответила, только посмотрела на него пустым взглядом. Папа слегка подтолкнул меня.
— Хелло, — поздоровалась я тихим, словно не своим голосом.
— Хелло, — ответил гигант глубоким басистым рыком. — Твой отец говорит, что это будет твое первое путешествие за пределы Корабля. Правда? Я скосила глаза на Папу, потом, переведя взгляд на этого рослого некрасивого человека, осторожно кивнула, едва-едва наклонив голову. Он меня пугал.
— Может, ты хочешь до старта осмотреть разведкорабль? — спросил гигант. Как постоянный пилот твоего отца гарантирую, что ничего не будет упущено. Я ведь и твой пилот тоже.
Я твердо решила ответить «нет», но Папа вытолкнул меня вперед и сказал:
— Ступай, развлекайся, Миа. А мне нужно еще закончить кое-какие дела. — И он направился обратно к ожидавшим его людям.
И вот мы с этим самым монстром — Джорджем-как-там-его-зовут — поднялись по трапу на корабль. Я при этом чувствовала себя так, словно все меня предали. Мне кажется, родители иногда специально ставят своих детей в неудобное положение. Может быть, так они компенсируют свои собственные неудачи, хотя никогда в этом не признаются. Я не говорю, что Папа именно так и поступал, но в то время думать иначе у меня почему-то не получалось. Моя макушка доставала лишь до груди этого Джорджа, а ноги у него были такие длинные, что, даже когда он шел медленно, один его шаг стоил двух с половиной моих. Из-за этого я все время то забегала вперед на полшага, то отставала. В другое время и при другом настроении это показалось бы мне чем-то вроде игры в пятнашки с динозавром. Но сейчас я больше всего мечтала о норе, в которую можно было бы забиться, темной, глубокой норе… Главный отсек разведкорабля располагался именно на том уровне, по которому мы шли. В круге, опоясанном перегородкой около четырех футов высотой, стояли диваны с выступающими примерно на фут закраинами, как у детской кроватки; удобные кресла, магнитные передвижные стулья и два стола. Из центра круга вверх и вниз вела винтовая лестница. По периметру корабля размещались кладовые, стеллажи, кухня, туалеты и несколько стойл с покрытым соломой полом. В одно из них как раз вели по трапу двух лошадей. — Это для твоего отца и его помощника — когда мы совершим посадку, — пояснил монстр.
Я ничего не ответила. Только оглянулась с каменным лицом.
Основывая колонии, люди брали с собой для езды и работы лошадей: ранцы-вертолеты и тракторы не умели самовоспроизводиться. Создать на планетах-колониях даже зачатки промышленности было невозможно — времени хватало лишь на то, чтобы высадить людей и выгрузить необходимое снаряжение. И сразу же Корабль отправлялся на Землю за новым грузом и новыми колонистами. Груз включал в себя минимум машин: механизмы все равно изнашивались через несколько лет. Вместо них брали лошадей. И сейчас, совершая посадку на планете, где за последние сто семьдесят лет практически отсутствовал прогресс, мы тоже ездим верхом.
Я, конечно, в то время еще не умела ездить верхом и немного робела перед лошадьми. Когда одну из них вели мимо, она вдруг, всхрапнув, оскалила зубы, и я моментально отпрыгнула в сторону.
Тут в нескольких шагах от себя я заметила туалет. Взглянув в лицо гиганту Джорджу, я пробормотала:
— Мне нужно туда…
И, прежде чем он успел что-нибудь ответить, я оказалась внутри и заперла дверь. Сбежала — хотя бы на миг. Вовсе мне не нужно было в туалет, я просто хотела остаться одна.
Оглядев голые стены, я включила воду и вымыла руки. Прошло, наверное, минут пять, пока я не почувствовала, что дальше оставаться в маленькой пустой каморке наедине с разыгравшимися нервами становится слишком тяжело.
Я без конца воображала, что Папа уже на борту, и мне даже казалось, что я слышу его голос. Наконец я решила выйти и посмотреть, как обстоят дела. Когда я открыла дверь, Джордж стоял на том же месте и явно меня ждал.
Люди что-то грузили на корабль, лошадей запирали в стойла, а Папа был еще где-то внизу. И словно я никуда не исчезала, мой гид-великан произнес своим глуховатым басом:
— Пойдем наверх. Я покажу тебе пульт управления. У меня там есть настоящая коллекция кнопок.
Подчинившись неизбежному, я стала подниматься впереди него по винтовой лестнице, обвивающей, словно резьба, центральную опору корабля. Джордж решил держать меня под своей опекой, но у меня не было желания спорить — даже если бы я и посмела. Мы поднялись в купол-блистер, в котором прямо перед наклонной консолью с экранами обзора, датчиками и шкалами приборов размещались два вращающихся кресла. Наклон консоли был достаточно пологим, обзор снаружи купола она не загораживала. А вообще вокруг было не очень-то просторно.
Гигант махнул лапищей в сторону пульта у основания консоли.
— Моя коллекция кнопок, — сказал он и улыбнулся. — Держу пари, ты и не догадывалась, что у меня такая есть.
Да уж, тут было столько кнопок, что можно было на несколько часов занять двухлетнего малыша. Или пилота. По-своему Джордж старался быть дружелюбным, только вот у меня не было настроения проявлять дружелюбие к эдакому огромному некрасивому мужлану. Бросив быстрый взгляд на консоль и пульт, я отвернулась и выглянула наружу.
Сквозь прозрачный купол был виден ярко освещенный каменный свод. Кольцо корпуса разведкорабля загораживало поле зрения прямо внизу, и я не могла видеть ни Папу, ни стоящих с ним людей.
— Твой отец задержится еще немного, — сказал вдруг Джордж.
Чувствуя себя словно в ловушке, я перестала высматривать Папу и обернулась.
— Садись, — предложил Джордж, и я, не сводя с него глаз, с некоторой опаской опустилась в качнувшееся кресло.
Джордж небрежно облокотился о консоль и, помолчав, сказал:
— Я вижу, ты не хочешь со мной разговаривать. Но все равно мы должны пробыть здесь некоторое время. Давай я пока расскажу тебе одну сказку. Я сам услышал ее от матери в ночь перед Испытанием.
И он начал рассказывать мне сказку, словно не видя, что я давно уже выросла из таких вещей.
— В некотором царстве, в некотором государстве жил-был король, у которого было два сына- близнеца; первые близнецы, родившиеся в этой стране. Одного из них назвали Энеган, другого — Бритовал. Один из них, конечно, был старше другого, но я не помню который и сомневаюсь, помнит ли кто-нибудь еще. Два мальчика были настолько похожи, что даже сердце их дорогой мамочки не могло отличить одного от другого, и еще прежде, чем им исполнился месяц, их так основательно перепутали, что никто уже не мог быть уверен, кого же из них как зовут. А потом люди и гадать перестали, посчитав бесполезным делом. Пошевелили мозгами — и повесили им на шеи бирки с именами Нед и Сэм.
Мальчики выросли высокими и сильными, похожими друг на друга, как две бородавки на одной жабе. Если даже в начале месяца один был выше на полдюйма, то к концу они снова становились одного роста. Они были равны в борьбе, беге, плавании, скачках, фехтовании и соревновании по плевкам. К тому времени, когда они стали совсем взрослыми людьми, имелся только один способ их различать: все соглашались, что Сэм умен, а Нед очарователен, и народ той страны так и прозвал их — Умный Сэм и Прекрасный Нед.
— Чу, — говорили жители, заслышав на дороге цокот копыт.
— Едет принц Прекрасный Нед.
Или иначе:
— Эй, смотри, вон старина Умный Сэм размышляет под раскидистым дубом. Мальчики честно заработали свои имена. Попроси Сэма произвести сложение, разобрать предложение или разгадать загадку, и он проделывал это в один миг. Нед — другое дело. Если вам нравились шарм и сердечность, вежливость и хорошее настроение, то Нед действительно был великолепным парнем, радостью для своей матушки и веселым лучиком солнца для подданных.
Сэм же, в лучшем случае, был немного суховат.
Но вот старый король, их отец, умер, и встал вопрос: кто из сыновей должен унаследовать трон, потому что королевство было маленькое, а казна пустая, и для двоих там просто не хватало ни места, ни
