Наконец, прижав руку к холодной поверхности алмаза, и отчаянно желая пройти сквозь неё и коснуться в последний раз Брома, он сказал:
– Спасибо тебе за всё, чему ты меня научил.
Сапфира фыркнула и склонила свою морду, пока она не оказалась на одном уровне с драгоценным камнем.
Эрагон повернулся и, с чувством завершения(?), он медленно забрался на Сапфиру.
Пока Сапфира поднималась в небо и брала курс на северовосток к Урубаену, он был грустен. Когда песчаные холмы превратились лишь в пятнышко на горизонте, он глубоко вздохнул и посмотрел на лазурное небо.
Улыбка появилась на его лице.
– Чего так забавно? – спросила Сапфира, виляя своим хвостом назад и вперед.
'Чешуя на твоём носе заново растёт'.
Её удовольствие было очевидным. Потом она фыркнула и сказала: 'Я всегда знала, что так и будет. И почему должно было бы быть по-другому?'. Но он чувствовал в её боках вибрацию, её довольное мурлыканье. Он пошлёпал рукой по её шее, потом плотно прижался к ней, и тепло её тело согрело его.
ЗАПИСКА В КОРАБЛЕ
Вернувшись в Урубаен, Эрагон и Сапфира были изумлены, узнав, что Насуада, из уважения к его историческому наследию, вернула городу его прежнее имя – Илирия.
Также он пришёл в ужас, когда узнал, что Арья вместе c Даэтхром и со многими другими лордами- эльфами отбыла в Эллесмеру, и что она захватила с собой зелёное драконье яйцо, найденное ими в цитадели.
У Насуады она оставила ему письмо. В нём оно сообщила ему, что ей было необходимо сопроводить тело её матери в Дю Вельденварден, чтобы там торжественно предать его земле. Относительно зелёного яйца, она написала следующее:
…раз Сапфира выбрала тебя – человека – своим Всадником, будет справедливо, если следующим Всадником станет эльф, если дракон в яйце согласится. Я хочу предоставить ему такую возможность как можно скорее. Он и так провёл слишком много времени в скорлупе. Поскольку где-то – я не стану называть это место – есть ещё яйца, я надеюсь, что ты не сочтёшь мой поступок слишком дерзким или что я с большим пристрастием отношусь к своей расе. Я посоветовалась с Элдунари, и они согласились с моими доводами. В любом случае, со смертью Гальбаторикса и моей матери, я не хочу больше быть послом у Варденов. Вместо этого я хочу вновь перевозить яйцо по всей земле, как делала это с яйцом Сапфиры. Конечно, посол между нашими народами необходим. Поэтому мы с Даудаэром решили назначить моим преемником молодого эльфа по имени Ванир, с которым ты встречался во время своего пребывания в Эллесмере. Он выразил желание побольше узнать о людях твоей расы, и мне кажется, что это хорошая причина для того, чтобы он занял этот пост – до тех пор, пока это не станет совершенно ненужным.
Письмо продолжалось несколькими строками, но Арья ничего не сказала о том, когда, если вообще когда-нибудь, вернётся она в западную часть Алагейзии. Эрагону было приятно, что она думала о нём, когда писала, он хотел бы, чтобы она могла дождаться их возвращения, прежде, чем уехать. С её отъездом в его мире образовалась пустота, и хотя он проводил много времени с Рораном и Катриной, а также с Насуадой, болезненная пустота в его душе не уменьшалась. Наряду с постоянными мыслями о том, что они с Сапфирой ожидают своего часа, его чувства оставались отрешенными. Часто ему казалось, что он видит себя со стороны, словно его тело стало чужим. Он понимал, что служило причиной этих чувств, но не мог придумать иного лекарства, кроме времени.
Во время своего недавнего путешествия он решил, что при помощи заклинаний древнего языка, знание которых дало ему Имя имён, он сможет снять с Эльвы остатки своего благословения, ставшего проклятием. Он пошёл к девочке, в тронный зал Насуады, где она жила, чтобы узнать, чего она хочет.
Она отреагировала не так радостно, как он ожидал, она уселась на пол, нахмурившись. Она молчала почти час – он безропотно сидел рядом с ней.
Затем она взглянула на него и сказала: 'Нет. Я бы хотела остаться такой, как есть… Я благодарна, что ты спросил, но это слишком большая часть меня, и я не могу отказаться от неё. Без моей способности чувствовать боль других я буду только странной – ненужным отклонением, которое ни для чего не годится, но которое возбуждает пустое любопытство окружающих, которые будут ТЕРПЕТЬ меня. С даром же я по- прежнему странная, но я могу быть полезной, кроме того у меня есть сила, которой опасаются, и возможность управлять своей судьбой, чего нет у многих моего пола.' Она указала рукой на комнату, в кторой они находились. 'Здесь я могу жить с комфортом – я могу жить в мире – и всё же я могу продолжать творить добро, чтобы помочь Насуаде. Если ты заберёшь мой дар, что я смогу? Что я буду делать? Кем я стану? отмена заклинания не станет благословением, Эрагон. Нет, я останусь тем, кто я есть, и я буду нести ношу своего дара по доброй воле. Но всё равно я благодарна тебе.'
Через два дня после того, как Они с Сапфирой приземлились в городе, который был теперь Илирией, Насуада снова отправила их – сначала в Гилид, затем в Кенон – два города, которые сдались эльфам, чтобы Эрагон мог вновь, используя Имена имён, убрать заклинания Гальбаторикса.
Обоим, И Эрагону и Сапфире, не понравилось посещение Гилида. Оно напомнило им о том, как ургалы захватили Эрагона по приказу Дурзы, и о гибели Оромиса.
Эрагон и Сапфира провели в Кеноне три ночи. Он не был похож ни на один из городов, которые они видели. Дома были в основном деревянные, с крутыми, крытыми дранкой крышами, при этом большие дома крылись в несколько слоёв. Верхушки крыш часто были украшены резьбой в виде головы дракона, в то время как двери были покрыты резьбой сложными узелковыми рисунками.
Когда они покидали город, Сапфира предложила изменить маршрут. Ей не понадобилось много времени, чтобы убедить Эрагона, он и сам с рабостью согласился на это, как только она сказала, что это изменение не будет слишком долгим.
После Кевнона Сапфира взяла западный курс, пролетая над заливом Фюндор: обширным, удивительно- белым водным пространством. Серые и черные плавники огромных морских рыб часто вызывали волны, они были похожи на маленькие кожаные острова. Затем они выпускали фонтанчики воды из своих дыхал и поднимали высоко в воздух свои хвостовые плавники перед погружением в безмолвные глубины.
Через Фандорский Залив, тучи, холод и неистовую погоду, а затем через хорошо известные Эрагону горы Спайна, они таки достигли долины Паланкар – впервые за долгое время, прошедшее с тех пор, как они с Бромом отправились в путь, преследуя раззаков. Происшедшее словно в другой жизни.
Долина пахнула как дом для Эрагона; аромат сосен, ив и берез напомнил ему о детстве, а горький вкус воздуха сказал ему, что зима была близко.
Они приземлились среди обугленных руин Карвахолла, и Эрагон пошел по улицам, обросшим травой и сорняками.
Стая диких собак вылетела из-за близлежащих берез. Они остановились, увидев Сапфиру, зарычали, затем завизжали, и убежали в укрытие. Сапфира зарычала и выпустила струйку дыма, но не сделала попыток преследовать их.
Угли от сожженного леса захрустели под ногой у Эрагона, когда он наступил своим ботинком в груду пепла. Разрушение его деревни оставило его опечаленным. Но большая часть односельчан, которые сбежали, была всё еще жива. Если бы они вернулись, Эрагон знал что они восстановят Карвахолл и сделают его лучше, чем он был. Тем не менее, дома, среди которых он вырос, исчезли навсегда. Их отсутствие лишь усиливало чувство того, что он больше не принадлежал Долине Паланкар, и пустые места, где они располагались, привели его к чувству неправильности, как будто он был во сне, где всё было в беспорядке.
– Мир перевернулся, – пробормотал он.
Эрагон соорудил маленький походный костер рядом с тем местом, что некгода было таверной Морна, и он приготовил большой горшок тушеного мяса. Пока он ел, Сапфира бродила по окрестностям, нюхая всё, что она находила интересным.
