работать на Гальбаторикса. Они скорее умрут, чем…
– Гальбаторикс не имеет ничего общего с этим, и даже если бы он это сделал, вряд ли бы он дал такое редкое и мощное оружие человеку, который не мог лучше храните его. Из всех орудий войны, разбросанных по всей Алагейзии, Гальбаторикс меньше всего хотел бы, чтобы оно попало к нам.
– Почему?
С намеком на мурлыканье в низком, богатом голосе Блёдхгарм ответил:
– Потому, Эрагон Губитель Шейдов, что это Доусдаерт.
– И зовется он Ниернен, орхидея – произнесла Арья. Она указала на линии, вырезанные на лезвии, линии которые, как впоследствии понял Эрагон, на самом деле были стилизованными символами уникальной эльфийской системы письма – изогнутыми, переплетающимися очертаниями, завершавшимися длинными, похожими на шипы точками.
– Доусдаерт?
Когда Арья и Блёдхгарм недоверчиво посмотрели на него, Эрагон пожал плечами, смущённый своей необразованностью. Это расстраивало его, эльфы десятилетия изучали достижения учёных, в то врем, как Эрагона его родной дядя Гэрроу не научил писать и читать. – Я знаю только то, что читал в Элисмере. Что это такое? Это было изготовлено во времена падения Всадников, чтобы использовать против Гальбаторикса и Проклятых?
Блёдхгарм покачал головой. – Ниернен, гораздо, гораздо более древний.
– Доусдаерты, – сказала Арья, – родились из страха и ненависти, которыми отмечены последние годы нашей войны с драконами. Наши самые опытные кузнецы и заклинатели создали их из материалов, которые мы перестали понимать, пронизали их чарами, формулировки которых мы уже не помним, и назвал их, все двенадцать, как самые красивые цветы, как уродливое несоответствие, как всегда было и есть – и создали их с одной целью: убивать драконов.
Отвращение пронзило Эрагона, глядевшего на светящееся копье:
– И они убивали?
– Те, кто присутствовали рассказывали, что кровь драконов дождем лила с неба, как летом ливень.
Сапфира зашипела громко и резко.
Эрагон взглянул на нее на мгновение и увидел краем глаза, что вардены все еще удерживали свои позиции, ожидая его и Сапфиру, чтобы вернуть лидерство в наступление.
– Все Доусдаерты считались уничтоженными или утерянными. – Сказал Блёдхгарм. – Очевидно мы ошиблись. Ниернен попал в руки семьи Волдгрейвов и хранился в Белатоне. Я думаю когда мы разрушили городскую стену, мужество покинуло господина Брадбурна, и он велел принести Ниернен из своей оружейной. И попытался остановить тебя и Сапфиру. Разумеется, Гальбаторикс разозлился бы, если узнал, что Брадбурн пытался убить вас.
И хотя он знал, что надо спешить, любопытство Эрагона не оставило бы это на потом. – Доусдаерт это или нет, ты до сих пор не объяснил почему Гальбаторикс не хочет чтобы мы обладали им. – Он сделал жест в сторону копья. – Что делает Ниернен более опасным, чем это копье или даже Брис… – он остановился прежде, чем произнес истинное имя, – чем даже мой собственный меч?
Арья ответила:
– Его нельзя уничтожить обычным образом,он невосприимчив к огню и почти полностью невосприимчив к магии, как ты ты сам заметил. Доусдаерты были созданы для того, чтобы пробить магическую защиту и защитить владельца, учитывая мощь, сложность и неожиданность магии драконов. Гальбаторикс возможно защитил себя и Шрюкна лучше, чем кто-либо в Алагейзии, и возможно Ниернен может пробить эту защиту, словно её вообще нет.
Эрагон понял, и восторг наполнил его.
– Мы должны…
Визг прервал его.
Звук был пронзительный, режущий, дрожащий, как будто метал тёрли об камень. Зубы Эрагона дрожали в такт этому звуку, он прикрыл уши руками, поморщился, покрутился вокруг, пытаясь выяснить источник этого шума. Сапфира вскинула свою голову, и даже сквозь весь шум Эрагон слышал как она скулила от беспокойства.
Эрагон дважды обвёл взглядом двор, прежде чем заметил слабые клубы пыли, подымающиеся вверх по стене. Они шли от пролома, который появился немного ниже почерневшего и частично разрушенного окна, где Блёдхгарм убил мага. Так как скрежет значительно усиливался, Эрагон рискнул убрать одну руку от уха, чтобы указать на пролом.
– Смотри! – закричал он Арье, которая кивнула, подтверждая, что поняла его. Эрагон возвратил свою руку на место.
Без предупреждения или предвестия звук прекратился.
Эрагон выждал несколько мгновений, потом медленно опустил свои руки. Это был первый раз, когда он пожелал, чтобы его слух не был настолько острым.
Как только он это сделал, трещина начала расширятся, пока не достигла нескольких футов в ширину и поползла вниз по стене сторожевой башни. Как удар молнии, трещина уничтожила замковый камень над дверью в здание, разрушая пол на мелкие камни. Весь замок заскрипел, и из-за поврежденного окна, фасад начал сползать наружу.
– Бегите!- Эрагон закричал варденам, хотя мужчины были разбросаны по противоположной стороне двора, без надежды выбраться из под шаткой стены. Эрагон сделал шаг вперёд, каждый мускул его тела был напряжен – он мельком увидел Рорана где-то в толпе воинов.
Наконец-то Эрагон разыскал его, захваченного в ловушку позади последней группы мужчин, около дверного проёма. Он безумно кричал на них, но его слова терялись в суете. Стена сдвинулась и опустилась на несколько дюймов вниз, наклоняясь ещё дальше от основной части здания, забрасывая Рорана камнями, выбивая его из равновесия и вынуждая отступить под навес дверного проёма.
Когда Роран поднялся, его глаза встретились с глазами Эрагона, и в его пристальном взгляде Эрагон увидел вспышку страха и беспомощности, он быстро отступал, но он знал, что независимо от того, насколько быстро он бежал, он не сможет достичь безопасного места вовремя.
Кривая улыбка промелькнула на губах Рорана.
И стена упала.
ПАДЕНИЕ МОЛОТА
– Нет! – закричал Эрагон как только стены крепости обвалились с громовым раскатом, похоронив Рорана и пятерых других мужчин под насыпью каменей высотой в двадцать футов, и наполнив двор темным облаком пыли.
Крик Эрагона был настолько громок, что голос сорвался, пелена, вкуса меди, покрыла его горло. Он вдохнул и, закашлявшись, согнулся.
– Ваэтна, – он задыхался, и махал рукой. Со звуком, похожим на шелест шелка, толстая серая пыль разошлась, покидая центр яснеющего внутреннего двора. Обеспокоенный судьбой Рорана, Эрагон только сейчас заметил силу, которую заклинание забрало у него.
– Нет, нет, нет, нет, – пробормотал Эрагон. – 'Он не может быть мертв. Он не может, он не может, он не может…' – Как будто если повторять эти слова, они могут стать правдой. Эрагон продолжал прокручивать в голове фразу. Но с каждым повторением, она все меньше походила на утверждение или надежду, и все больше на молитву.
Перед ним, Арья и вардены, едва сдерживая кашель, потирали свои глаза ладонями рук. Некоторые из них сгорбились, словно ожидая удара; другие уставились на поверженную сторожевую башню. Щебень, некогда бывший стеной, громоздился в середине внутреннего двора, скрывая мозаику. Две с половиной комнаты на втором этаже башни, и одна на третьем – та, где повергнутый маг взорвался с такой силой – стояли, обнажив перекрытия. Комнаты и их обстановка казались неряшливыми и весьма потертыми в ярком свете солнца. Внутри, около полудюжины солдат, вооруженные арбалетами, опомнившись, были уже начеку.
