Булгаков…
“Психология летчика” Кирилла Златарева, “Школа яхтсмена”. “Мореходная астрономия”, “Парусный спорт”, “Морская лоция”, “Навигация”, “Альманах Брауна — 1974”. Гора карт.
Десятый мешок. Резина
Три резиновые подушки.
Ласты — 2 пары.
Маски и трубки.
Две резиновые шапочки.
Матрацы резиновые — 3 шт.
Одиннадцатый мешок. Мягкое
Спальные мешки — 2 шт.
Куртки — 4 шт.
Две маленькие пуховые подушечки.
Двенадцатый мешок. Кухонная техника
Чешская газовая плитка.
Четыре баллона с пропан-бутаном.
Запасная газовая плитка (польская).
Два баллона для польской плитки.
Тринадцатый мешок
Керосиновый примус с ручным поршнем и запасные иглы для него.
Четырнадцатый мешок. Разное
Циритокс — снадобье от насекомых.
Четыре пузырька с глицерином.
Два больших спичечных коробка.
Фонарь-прожектор.
Фонарики — 10 шт.
Очки — 7 пар.
Клей — несколько типов.
Две катушки клейкой ленты.
Бинокль.
Туристский нож в ножнах.
Опреснитель морской воды (емкость 3 л).
Фитиль.
Рулетка.
Десять пар брезентовых рукавиц.
Дончо составил список обязательного оборудования лодки из 40 пунктов: здесь были паруса, инструменты, керосиновые лампы и т. п. Наш багаж весит около полутора тонн.
Друзья из Океанографического института изготовили сети для планктона. Когда за три дня до объявленного отплытия мы перевозили багаж из гостиницы на шлюпку, я повесила эти сети сзади на багажнике в качестве эмблемы, и они развевались, привлекая к нам всеобщее внимание.
Все последние дни нас засыпали письмами и телеграммами. Знакомые и незнакомые желали нам счастливого пути, сообщали какие-то адреса на Кубе, вызывались сопровождать нас…
Наконец сборы подходят к концу. Мы объявляем, что корабль “Басил Априлов”, который доставит в Гибралтар “Джу”, нас с Дончо и съемочную группу телевидения, отплывает 26 апреля.
Идет сильный дождь. Возле лодки суетятся с полсотни человек. Снова град наставлений и советов. Мы отвечаем сдержанным ворчанием. На шлюпке кипит работа: одни нивелируют компас, другие ставят антенну. Эта антенна представляет собой примечательное явление — она из толстой медной проволоки, к тому же снабжена фарфоровыми изоляторами “высокого напряжения”. Это чудище необходимо поднять на мачту и укрепить растяжками, что не составило бы никакой проблемы, если бы у нас не было парусов. А теперь придется выбирать: грот или антенна. Ясно, что мы расстанемся с ней при первом серьезном испытании. Но сейчас мы готовы взвалить на борт все, что угодно.
В разгар суматохи кто-то протискивается к “Джу” и скороговоркой произносит: “Отплываем через полчаса!” В этот момент распределение сил следующее: по городу носятся несколько друзей в поисках лампочек для фонарика, кто-то побежал за только что отпечатанными (как выяснилось, неправильно) визитными карточками. В гостинице сидит целая армия родственников, которым до особого приглашения запрещено показываться возле лодки. А самое главное — Дончо отправился на склад за эпоксидной смолой (латать шлюпку на случай пробоины!).
В первое мгновение все остолбенели, но уже через секунду бросились врассыпную: кто за посланными в типографию, кто за родственниками в гостиницу. Я побежала к машине, чтобы ехать за Дончо. Но в последний момент столкнулась с ним на трапе. Дончо возвращался со склада с рулоном брезента и туго набитым мешком. Бросив все это в шлюпку, он пошел ставить печать на каких-то документах.
За несколько минут до отплытия все собрались на причале. Дождь припустил еще сильнее, и с высокого борта нам было видно целое море зонтов. Последние поручения: привезти зубы акулы. Советы мне: быть внимательной на Кубе, так как кубинки, по слухам, очень красивы.
Ревет гудок. Причал быстро уходит от нас, тонет за пеленой дождя. Едва мы добрались до нашей каюты, Дончо бросился на койку и уснул так, что его не могли потревожить завывающие в поднявшемся тумане гудки корабельных сирен.
А я не могу сомкнуть глаз. События всех последних дней роятся в голове, и я то и дело принимаюсь ходить из угла в угол каюты.
Дончо спит по 14 часов в день. Откуда у него это спокойствие? Ведет себя так, словно экспедиция уже позади. Я же едва могу заснуть на 3–4 часа, остальное время слоняюсь по всему кораблю. Два года у нас не было такой бездны свободного времени.
Единственное, что омрачает мои дни, это количество снаряжения. Каждое утро я прежде всего бегу посмотреть на лодку, и всякий раз мне кажется, что наш багаж еще увеличился за ночь. Возвращаюсь с одним и тем же вопросом: “Дончо, куда мы денем эту прорву вещей?” Он отводит глаза. А что ему еще остается, этому Плюшкину? Если ему подарят фикус, он и его возьмет в лодку. Наверное, испанский королевский двор не возил за собой такого количества барахла, когда переезжал из Мадрида в Эскуриал. Ничто не может поколебать железного принципа Дончо. Он утверждает, что единственный способ ничего не забыть — брать все, что попадет под руку.
Несколько раз я поднималась на мостик, и второй помощник показывал мне различные способы определения своего местонахождения. Я наносила курс на картах, измеряла высоту солнца, расспрашивала своего наставника обо всем на свете. Когда я похвасталась мужу приобретенными познаниями, Дончо заметил, что я буду первой женщиной в Софии, знающей свое место.
Иногда я заглядывала в радиорубку, чтобы потренироваться в морзянке. Рационалист Дончо делил время между сном и едой. К слову сказать, кормили нас так, будто нас ожидал многомесячный голод.
Все дни погода стояла сносная, временами даже показывалось солнце. Но за два дня до прихода в Гибралтар разыгрался десятибалльный шторм, и огромные волны начали заливать корму и перехлестывать через <Джу”. Всю ночь мы выскакивали посмотреть на шлюпку — она невозмутимо покоилась на своем месте. Утром мы еще раз осмотрели тросы и совсем успокоились. Но едва мы отошли к трапу, как огромная волна накрыла палубу, подхватила “Джу” и протащила ее несколько метров. Я невольно закричала. Сбежались люди, поднялась суматоха. Через несколько минут шлюпку закрепили доброй дюжиной тросов.
