к 1222 г. и переписанная монахом Николаем из Арба (Раба) при папстве Гонория, императорах Фридрихе и Роберте, при короле Андрее Венгерском, при архиепископе Гунцеллюсе из Спалато, глаголическими буквами из старой славянской Псалтыри, написанной по приказу и коштом Феодора, последнего архиепископа Салоны. Переписано, как сказано, совершенно точно. Так как Салона была разрушена около 640 г., то славянский глаголический оригинал относился по крайней мере к 1-й половине VII в., св. Кирилл же родился в 827 г. Таким образом, глаголица существовала самое малое за 200 лет до Кирилла.
3. В русской специальной литературе (см., напр.: А. М. Селищев, 1951, «Старославянский язык», 1-й том, стр. 72) совершенно не упоминаются обстоятельства, связанные с так называемым Клоцовым кодексом.
А между тем на пергаментных листках имеются следующие приписки, одна на старонемецком языке:
«Dieses puch (Bucli) hat Sant Jeronimus nut eigener hant (hand) geschrieben in Grabatischer sprach (Sprache)». Таким образом, перед нами указание, что «клоцовские листки» написаны не на «старославянском языке», а на хорватском. А это большая разница. Ибо язык листков оказывается не «протоязыком», так сказать, славян, а местным диалектом.
Другая надпись, уже по-латыни, гласит: «Isti quintemi, Ые intus ligati, scripti fuerunt de manu propria S. Iheronimi ecclesie Dei doctoris acutissimi. Et sunt biblie pars in lingua Croatina scripta» (далее идёт длинная история перехода рукописи от одного владельца к другому).
Таким образом, имеется свидетельство, что листки «Клоцовского кодекса» были написаны собственноручно св. Иеронимом. Родился он в 340 г. в Стридоне, в Далмации. Он был, безусловно, славянином, ибо называет далматинцев или иллирийцев в своих письмах «linguae sual homines», а также сообщает, что он перевёл Библию своим землякам. Нам ведомо также, что «Клоцовский кодекс» был одно время объектом религиозного пиетета:
листки его были обрамлены в серебро и золото и делились между родственниками владельца, чтобы каждому досталось хоть что-нибудь от этого ценного наследства. Мы располагаем, таким образом, историческим документом, доказывающим, что св. Иероним ещё в IV в. пользовался глаголицей, его даже считали автором этого алфавита.
Подобное утверждение не является единственным: в 1766 г. граф Клемент Грубисич (Klemens Grubisich) издал в Венеции книжку «In originem et historiam alphabet! Slavonic! Glagolitici, vulgo Hieronymiani disquisitio». Заглавие говорит само за себя. Грубисич утверждает, что глаголица была составлена ещё задолго до Р. Х. неким Fenisius’ом из Фригии, взявшим в основу гетские руны. Что это похоже на правду, доказывают некоторые финикийские монеты, несущие, напр., глаголическое «Б» (см. также далее). Мы знаем также, что около 1640 г. Рафаил Ленакович (Raphael Lenakovich) написал диалог «De litteris antiquorum Illyriorum», в котором он говорит почти то же самое, но более чем на 125 лет раньше Грубисича. В 1613 г. Glaude Duret (см. нашу «Историю руссов», вып. 9, 1959) в своей книге привёл два глаголических алфавита, приписываемых им Иерониму (см. стр. 933 и 935, где нами воспроизведены копии алфавитов). Что св. Иероним был изобретателем глаголицы, утверждал ещё в 1538 г. Вильгельм Постелл в работе «Linguarum XXII characteribus dinerentium alphabetum».
Ко всему этому добавим, что I. von Hahn нашёл у албанцев алфавит, приписываемый албанцу Buthakukyc, очень похожий на глаголицу. Полагают, что этот алфавит был введён во II в. во времена христианизации албанцев.
Из вышесказанного ясно, что история глаголицы совершенно не такова, какой её представляют, в особенности советские филологи и историки. Она до примитивности ими упрощена. Кто её автор — неизвестно. Конечно, не святой Иероним. Больше вероятия, что он ею лишь пользовался и только молва приписала ему авторство.
Возможно, наше предположение (см. наш труд: «Пересмотр основ истории славян», 1956, вып. 1, стр. 111) гораздо ближе к истине, чем это принято филологами. Несомненно одно: глаголица на века древнее кириллицы. Именно поэтому на старинных пергаментах (палимпсестах) всегда кириллица перекрывает глаголицу.
Нельзя не отметить, что вышеизложенные данные (а их, конечно, можно собрать гораздо больше) совершенно игнорируются советскими филологами. Пусть даже теория происхождения глаголицы от св. Иеронима ложна, всё же не следует умалчивать о том, что она существует. Если автор данной работы не может вдаваться в критику её, то сказать, что она неверна, он обязан. Мы, однако, располагаем достаточными данными, говорящими, что дело не в нехватке места для критики, а в том, что советские учёные просто не знают западноевропейской литературы по этому поводу (показатель отсталости советской науки).
Обратимся же к нашему предположению, что создателем глаголицы был Ульфила. Ему приписывали то, что называют «Кодекс Аргентеус» (см. выше). Однако имеется чрезвычайно важное свидетельство, говорящее решительно против этого. Это — свидетельство Иордана. Последний писал: «Были ещё и другие готы, которые называются Малыми, хотя это — огромное племя. У них был свой епископ и примат Вульфила, который, как рассказывают, установил для них азбуку. По сей день (т. е. середина VI в. —
Этот отрывок позволяет сделать много важных и интересных заключений.
1. Иордан отличал «Великих» готов, историю которых писал, от так называемых «Малых», центром которых в его времена был г. Никополь на реке Янтра и окружающих предгорьях Балкан. Это было большое племя. Иордан называет его «огромным». Оно продолжало существовать во времена Йордана, тогда как «Великие» готы к той поре уже сошли с исторической сцены. «Малые» же готы существовали и после Иордана.
2. О родственных отношениях между этими группами готов Иордан не говорит ни слова. Это показывает что обе группы не были близки одна к другой, иначе Иордан, патриот племени готов, не преминул бы упомянуть об их истории, родственных связях, династических отношениях и т. д. Его полное молчание в этом отношении можно объяснить лишь тем, что «Малых» готов он за настоящих готов не считал. Упомянул он их потому, что какие-то другие готы существовали, и ни слова не проронить о них он не мог. Достаточно взглянуть на приведённый отрывок, чтобы почувствовать, что Иордан говорит о чужом и малоинтересном для него народе.
3. У нас все основания полагать, что «Малые» готы Иордана были потомками тех самых гетов, которых ещё Фукидид упоминал именно в связи с этой же местностью. Как раз они стали жертвами созвучия и вместо гетов стали зваться готами. Лишь для различия их стали добавлять к их имени «Малые». Есть много резонов считать их историю доходящей до Троянской войны. Йордан по неведению прилепил её к истории «Великих» готов, воспользовавшись созвучием: гет — гот.
4. Сведения его о «Малых» готах, вероятно, целиком исчерпывались лишь тем, что он о них сказал. Даже о таком важном событии, как изобретение алфавита Ульфилой, Иордан отзывается, добавляя: «как рассказывают», т. е. он снимает с себя ответственность за то, что он написал, а возлагает её на других. Из этого явствует, что он не слишком-то доверял передаваемому другими сообщению. А кроме того — что «Малые» готы были ему чужды: будь они родственны, он узнал бы о них больше, да и вообще не столь скептически отнёсся бы к сообщению о существовании у них письменности.
5. Слова Иордана показывают, что между готской письменностью, за каковую её принимает современная наука, и письменностью Ульфилы нет ничего общего. Сам Иордан за готскую её не считает. Если бы алфавит, изобретённый Ульфилой, был тем самым, которым якобы пользовались готы и образцом которого является «Кодекс Аргентеус», то Иордан об этом не только упомянул бы, но и расписал бы самыми яркими красками.
Во-первых, Ульфила был гот, по терминологии Иордана. Следовательно, Иордан имел основание, будучи сам готом, гордиться достижением своего соплеменника и переносить славу его на всех готов. Во- вторых, перевод почти всей Библии (за исключением Книги Царств) был крупнейшим культурным событием в жизни целого народа, а не только одной личности, но об этом Иордан хранит гробовое молчание. В-третьих,
