Во тьме веков

мушкеты на изготовку.

— Не стрелять! — рявкнул Харрингтон. — Держите противника на прицеле, но не стреляйте.

В своем голосе он ощутил нервозность. Так дело не пойдет. Нужен голос, который перекрывает вой ветра, сказал себе капитан. Представь себе, что надо сказать так, чтобы услышал Дейви Кларк в «вороньем гнезде».

И капитан, вскинув саблю над головой, прогремел:

— Ваш капитан ранен! Сдавайтесь! Бросайте оружие! Бросайте оружие, или я прикажу моим людям стрелять в вас!

— Вот так вы, Джива, отрабатываете грант — создаете очередную слезливую эпопею о несчастных страждущих жертвах!

Джон Харрингтон знал, что об этом моменте он будет говорить всю оставшуюся жизнь. И был рад, что голос его прозвучал так, как подобает голосу настоящего капитана. Это был голос человека, который полностью контролирует ситуацию и уверен, что каждый, внимающий ему, подчинится. Теперь предстояло узнать, подчинятся ли ему на самом деле.

Зажав руками рану на животе, капитан Захария тяжело сполз по переборке рубки на палубу. Рядом с раненым капитаном стояли двое его матросов. Заслышав голос Харрингтона, они повернулись. Их взгляды остановились на мушкетах, нацеленных им в грудь.

Захария поднял голову. Он что-то пробормотал, но Харрингтон не расслышал. Один из работорговцев тут же упал на колено. И положил пистолет на палубу.

— Капитан приказывает сдаться! — крикнул матрос. — Он говорит, пора с этим покончить.

Харрингтон опустил саблю и двинулся вперед.

— Благодарю вас, капитан Захария. Вы избавили нас от напрасного кровопролития.

— Этот мой проект, Эмори! Я контролирую съемку и конечный продукт! Подумайте, как вы будете выглядеть, если мне придется отказаться от проекта из-за того, что вы пытались меня запугать?

— Не пытаюсь я вас запугивать. В данной ситуации властью наделены вы. И не надо наговаривать. Я сам заснял поединок двух капитанов. Каждый, кто увидит обе записи, поймет, что вы пренебрегли главным событием боя, сосредоточившись на второстепенном.

— А вам не кажется, что ниггеры тоже достойны чуточки внимания, а? Думаете, им очень нравится находиться между двух огней? Каково им меж двух стай жадных берсерков?

Докинс собирал оружие врага. Пятеро других моряков с «Воробья» держали работорговцев на прицеле. Харрингтон распорядился, чтобы его люди стояли в шести шагах от потенциальных мишеней: достаточно близко, чтобы не промазать, и достаточно далеко, чтобы пресечь в пленниках желание броситься на противника.

В инструкции было сказано, что пленных следует перевезти на борт «Воробья». Сколько же пленников можно посадить в шлюпку и сколько человек отрядить на их охрану? Конечно, можно надеть на них кандалы. Но это, вероятно, будет перебор.

Харрингтон обратился к Терри:

— Мистер Терри, не спускайте с них глаз. Думаю, настало время спуститься в трюм.

Вокруг пространственно-временного пузыря внезапно сделалось черным-черно — более вязкой и беспросветной тьмы Эмори не видывал никогда в жизни. Было известно, что такое может случиться — их даже к этому готовили во время тренировок перед перемещением в пространстве-времени, — но действительность оказалась воистину леденящей душу. Снаружи пузыря ровным счетом не было ничего. Ничегошеньки.

Но вот мир вернулся на прежнее место. Разинув от изумления рот, на них глазел раб-африканец. Трясущейся правой рукой он указал на пузырь, и пожилой его товарищ взглянул в их направлении.

Харрингтон знал, что в трюме будет вонять. Каждому, кто служил в западноафриканской эскадре, это было известно. Он почувствовал скверный запах еще тогда, когда их шлюпка подо. шла к борту работоргового судна, но тогда ему было не до этого. Теперь же его желудок был готов вывернуться наизнанку, стоило капитану ступить на трап, ведущий в трюм.

Теоретически там должна была поддерживаться чистота, чтобы «товар» не испортился. На практике же ничто не могло заглушить зловоние сотен тел, словно тюки с хлопком, втиснутых на стеллажи.

Гвалт был не лучше запаха. Создавалось впечатление, что каждый запертый в трюме невольник или кричал, или, по крайней мере, что-то бормотал. Их взяли в плен или приобрели у местных вождей как узников межплеменных войн и до продажи работорговцам содержали в больших лагерях. Если полсотни из них говорили на одном языке — это было уже чудо.

У основания трапа капитан Харрингтон помедлил, глядя на лоскуток голубого неба, видневшегося в люк. Но он командовал британским военным кораблем. Манкировать обязанностями он права не имел.

Харрингтон снял лампу, висевшую рядом с лестницей, и вгляделся в назойливо шумящую темноту, из которой на него таращились блестящие белки глаз. Глядя на пленников, он понял, что капитан Захария применил стандартный принцип перевозки рабов. Каждый невольник размещался между ног лежавшего позади него раба.

Как он и предполагал, невольники располагались на трех полках. Большую часть путешествия они проводили, уставившись в потолок, нависавший над самой головой. Проход в середине трюма был едва ли шире плеч капитана.

— У нас неполадки. Мы столкнулись с нестабильностью пространства-времени, — прозвучал голос Хала. — Настоятельно рекомендую аварийное прекращение работы.

— Мы должны остаться, — сказал Эмори. — Мы еще не дождались освобождения рабов.

Правила были известны. Если нестабильность повторяется — Хал автоматически прекращает миссию. При первой нестабильной ситуации продолжать наблюдения можно, если риск того стоит.

Неизвестно, действительно ли уж так необходимы были эти правила. Их придумали чиновники, электронный представитель которых следил за их соблюдением. Временной туризм — явление парадоксальное, можно сказать, невозможное. К нему подходили со всей осторожностью, словно к бомбе с неизвестным взрывным механизмом.

Взгляд Дживы был прикован к экранам. Если она согласится с Эмори — они останутся. Если же их голоса разделятся, Хал поступит согласно «настоятельной рекомендации» начальства.

Похоже было, что нестабильность заметил только один невольник, показавший на них. Остальные, судя по всему, не увидели привидения, трепещущего возле корабля.

— Думаю, следует остаться, — сказала Джива. — Пока что.

— Каждые полчаса решение будет пересматриваться. Прекращение миссии может начаться в любое время.

Харрингтон заставил себя пройти до конца трюма. Через каждые три шага он вглядывался в полки по обе стороны прохода.

На палубе он испытал было сочувствие к Захарии, понимая опасность ранения в живот. Теперь же он желал Захарии целый месяц промучиться перед смертью. И чтобы до самого последнего вздоха он непременно оставался в сознании.

Назад к трапу он шел, глядя прямо вперед. Сегодня в шлюпке он вышел из себя, когда увидел, как головорезы Захарии используют пленников в качестве живых щитов. Дважды за день такого случиться не должно. От его хладнокровия зависит судьба «Воробья» и команды.

Харрингтон занял место на палубе, Терри взглянул на него. Пленники из команды работорговцев