Император встал из-за походного письменного стола и пошел навстречу входящему.
– Генерал де ля Ромм! Как приятно увидеть старого знакомого.
В круглой палатке из тяжелого зеленого шелка, с вышитым золотом орлом позади стола, на низких каменных цоколях стояло пять широких медных тазов, доверху наполненных раскаленным углем. Благовонные палочки из алоэ, тлеющие на решетке над углем, источали терпкий аромат.
– Я весьма сожалею, что наша встреча омрачена плохой новостью для вас, – начал император. – Ваш будущий зять, лейтенант Летерп, мертв…
– Летерп? Мертв? – Граф в растерянности смотрел на Императора.
– Вражеский дозор. Они напали на обоз с каретами. Летерп пал в бою. Остальные прорвались.
Граф опустил голову. Первая же мысль была о Каролине. Он должен быть с ней. Немедленно, прежде чем она узнает это от других. Наполеон положил руку на плечо графа и тихо произнес:
– Всегда уходят лучшие… – Его волевое лицо на какой-то момент утратило спокойствие, и на нем проступило глубокое изнеможение.
Снаружи раздались голоса. Полог раздвинулся, и нерешительно вошел солдат охраны.
– В чем дело? – набросился на него император. – Я хочу, чтобы мне не мешали!
– Ваше величество! Там упала в обморок молоденькая девушка… около кареты… она нашла мертвого.
Не успел он договорить, как граф опрометью выбежал из палатки.
Каролина неподвижно лежала на теле убитого, обвив его руками. Волосы выбились из-под мехового берета и черными тяжелыми прядями ниспадали на лицо Альбера, закрыв смертельную рану.
– Каролина! – Граф осторожно помог дочери подняться.
Она не противилась и прислонилась к отцу, уткнувшись лицом в его плечо. Оберегающим жестом граф обнял ее и хотел увести, но заметил императора, последовавшего за ним.
– Ваше величество, позвольте вам представить мою дочь, – граф наклонил голову к Каролине и тихо что-то ей сказал.
Она высвободилась из его объятий. Однако отец напрасно ждал, что дочь склонится перед императором в реверансе.
Каролина стояла неподвижно, высоко держа голову. Ее взор был устремлен на легендарного мужчину в зеленом мундире, на его лицо, бледное в холодном свете серого дня. До этого она видела императора лишь издали – во время парадов и на портретах. То, что он излучал сейчас, на таком близком расстоянии, был не в состоянии передать ни один портрет.
– Графиня, – прервал Наполеон молчание, – я понимаю вашу боль. Я страдаю вместе с вами.
Она прямо посмотрела на него, ее глаза вдруг превратились в два черных жгучих уголька.
– Тогда вам приходится страдать с очень многими, с миллионами! – Ее голос был тихим, ледяным и обвиняющим, полным ненависти.
Граф схватил дочь за локоть. Ужас был написан на его лице.
– Ваше величество! Простите! Это шок, она не ведает, что говорит.
Каролина вырвалась из рук отца и сделала шаг к Наполеону. Движением руки показала на мертвого Летерпа на полу кареты, потом в сторону, туда, где на голой земле лежали измученные, оборванные солдаты – остатки великой армии. И вдруг всхлипнула – и рухнула на землю.
Император подхватил ее на руки. На лице девушки, еще секунду назад полыхавшем от ненависти, было выражение детской беспомощности. Из-под длинных черных ресниц катились слезы.
– Ваше величество… Простите! Я позабочусь о своей дочери. Здесь поблизости есть монастырь цистерцианок. Туда я ее и отвезу.
– Это теперь касается и меня, граф, – император подозвал охрану и отдал короткий приказ.
Принесли носилки. Четверо слуг положили на них бывшую без сознания Каролину, прикрыли сверху красным шелковым покрывалом и задвинули носилки в просторную императорскую карету. Привели верховых лошадей, и Наполеон вместе с графом поскакали впереди кареты к монастырю.
4
Каролина поставила поднос на столик возле кровати и откинулась на подушки. Прошло четыре дня с тех пор, как ее привезли в монастырь. По распоряжению настоятельницы сегодня ее кровать выкатили в зимний сад.
Ночью пришла весна. Через высокую застекленную стену светило яркое мартовское солнце.
Настоятельница переходила с медной лейкой от одного растения к другому. Эти двадцать квадратных метров цветущих зарослей с выложенной камнем дорожкой посередине и плещущимися фонтанчиками у стен были ее единственной радостью. Время от времени она бросала взгляд на гостью. Первые два дня та была без чувств. Потом жизнь постепенно вернулась к ней. Однако она ничего не ела, оставалась апатичной, безучастной ко всему, и настоятельнице никак не удавалось расшевелить ее, пробить это жутковатое молчание. Подойдя ближе, настоятельница увидела пустой поднос. Графиня все съела: рис, фрикасе из дичи, салат, ореховый крем. Настоятельница отставила в сторону лейку и присела к девушке на кровать.
– Я рада, что вам лучше. Значит, я могу сегодня отослать курьера. У вас есть особые сообщения для императора?
– Для императора? – Каролина невольно приподнялась. – Как я могла бы себе такое позволить?
