Лодка причалила и покачивалась на волнах. Человек в треуголке сердито жестикулировал, не понимая, что происходит. Когда он поднял голову, треуголка соскользнула с его лба.
– Сбросьте, наконец, канат! – закричал он.
Это был не герцог, а совсем незнакомый человек. Увидев у поручней женщину, он отвесил ей глубокий поклон.
– Ваш пассажир, мадам! – крикнул он.
С вантов в воду спустили тросы.
– Порядок, – раздалось снизу, и тросы натянулись. – Готово! Поднимайте! Только осторожно!
Каролина побелевшими пальцами вцепилась в поручни. На тросе, медленно поднимаясь вверх, покачивалась корзина. Хотя матрос наматывал трос очень осторожно, корзина начала крутиться.
– Помедленней! – закричали люди снизу. – Вы хотите, чтобы он вывалился за борт? – И вдруг в их голоса, сначала едва слышно, а потом все громче, вплелся детский крик!
Вокруг нее сгрудились пираты, ругались, смеялись, однако Каролина слышала только этот тоненький пронзительный голосок. Она оттолкнула в сторону матроса, готового принять корзину, подтянула трос к себе и обхватила корзину обеими руками. Внутри, глубоко утопая в подушках, лежал темноволосый ребенок и огромными темно-синими глазами наблюдал за движением руки, развязывавшей узел троса. Внезапно одеяло зашевелилось, оттуда вынырнула маленькая ручка и, будто потянувшись за игрушкой, цепко обхватила пальцы Каролины.
Каролина ощутила тепло, исходящее от этого маленького тельца. Что-то в ней говорило: этого не может быть, твой ребенок мертв! Она уже хотела убрать одеяло и поискать приметы, но тут же передумала. Ей не нужно никакое подтверждение. Это ее дочка. Живая и здоровая. Каролина была в таком состоянии, когда чудо кажется чем-то абсолютно естественным. Она не спрашивала, как это могло произойти. Достаточно было, что это случилось.
Был еще один человек, для которого это стало таким же большим чудом, как и для Каролины. Это был Симон. Он стоял рядом с Каролиной, не испытывая никакой потребности задавать вопросы. Ему достаточно было лишь взглянуть на это маленькое существо. Темные локоны, окружающие нежное личико. Синие глаза – очень ясные, очень темные, с таинственной поволокой. Это были ее глаза, ее взгляд, сияющий и бесстрашный. Для Симона, знавшего Каролину с первого дня ее жизни, это было вторым ее рождением.
– Он совсем не боится, – сказал он. Каролина, улыбаясь, подняла глаза:
– Ты можешь себе представить, чтобы мой ребенок чего-то боялся? Когда его поднимали вверх, он кричал только от нетерпения.
Ребенок высвободил из-под одеяла вторую руку и вцепился Каролине в волосы. Порывшись среди подушек в корзине, Каролина нашла кусочек бумаги. Она вытащила его, развернула. Бумага была покрыты арабскими письменами.
– Я прочту вам, – предложил Мора, стоявший позади Каролины.
Он чувствовал себя так же, как и его люди, пораженные неожиданностью этой минуты.
– Это только указания по кормлению. Больше ничего.
Лысый человек в белом фартуке, который доходил ему до щиколоток, бесцеремонно растолкал сгрудившихся матросов и подошел к Каролине.
– Это касается меня! – заявил он. – Дайте мне бумагу, капитан. – Нагнувшись над корзиной, кок Канкель попытался взглянуть на ребенка, но маленький сухой человечек с турецкой бородкой оттянул его за фартук.
– Ты перепугаешь ребенка своей лысиной. Увидев тебя, он вообще есть перестанет.
– Что ты понимаешь в детях, Муш? Все, что блестит, им очень нравится. Я лично стучал по лысине моего деда, как по барабану. – Он повернулся к Каролине: – Я знаю, как кормить детей, – его французский был странной смесью элегантных выражений и вульгарных словечек.
– Сколько ему месяцев?
– Шесть.
– Мальчик или девочка?
– Девочка, конечно. Разве это незаметно?
Кок облегченно вздохнул:
– Тогда никаких проблем. У девочек более крепкий желудок, чем у мальчиков. Но вам нужно вернуться с малышкой в каюту. Морской ветер не совсем подходит для такой крошки.
Глаза девочки внимательно следили за коком, и вдруг она разразилась радостным агуканьем. Канкель покраснел от удовольствия.
– Видишь, Муш! – Он спрятал записку с указаниями в карман фартука. – Пойдемте! – сказал он Каролине, и сам пошел впереди, расчищая ей дорогу.
Сопровождаемая процессией почтительно молчащих мужчин, Каролина понесла девочку в свою каюту. Симон вошел вслед за ней. Он подошел к постели, подложил ребенку под спину подушку. Каролина прочла вопрос в его глазах:
– Я должна была отдать ее, – сказала она. – В Абомее, сразу после ее рождения. Ее взяла еврейская кормилица, – она замолчала. Пройдет еще много времени, прежде чем она сможет спокойно говорить об этом.
Ее молчание сказало Симону больше, чем любые слова. Еще никогда он так ясно не ощущал, чем стали для нее эти последние месяцы. Страдания Каролины были страшнее, чем он мог себе представить. Однажды в Розамбу, сидя у огня, она заговорит и расскажет ему историю своих скитаний. Симон подождет этой минуты, а сейчас он не хочет тревожить ее, будить своими вопросами тяжкое прошлое.
