И дальше в том же духе. Моя повседневная работа. Я наблюдал, как они воспринимают нового заключенного, которого доставили сегодня днем и которого предстояло поместить в камеру рядом с Сэмми. Это был байкер-наркоман по имени Майк Стейч и по кличке Великан, который, как мне сообщили, с помощью мачете оттяпал голову полицейскому осведомителю, а потом положил ее в наволочку и несколько недель протаскал на своем 'харлей-дэвидсоне'. Дорожный полицейский, несколько миль гнавшийся за Майком, когда тот проскочил на красный свет, учуял запах мертвечины и арестовал его. В Интэйке Стейча обрили наголо. 'Уж слишком много вшей, чтобы покончить с ними при помощи обыкновенного мыла'. Вся шея до подбородка у него была покрыта татуировкой. На левой руке отсутствовал средний палец. У Великана был рост шесть футов и шесть дюймов, огромное брюхо и короткие изогнутые ноги, будто специально созданные для того, чтобы по десять часов в день трястись в седле бензобака на колесах.
Он задал мне тот же неоригинальный вопрос, который задавали все.
– А что у тебя, черт возьми, с лицом?
– Кислота из аккумулятора.
– Раздолбанная дорога выглядит лучше, чем твоя морда. А чего ты не прооперируешься?
– Я сделал восемь операций. Он задумался и понимающе кивнул.
– Парень, покрой все это татуировкой. Изобрази большую задницу, пронзенный мечом череп или льва с разинутой пастью, и тогда никто не разберется, что у тебя под этим. У меня есть кореш в Стентоне, он классно все сделает.
– Спасибо за совет, – ответил я.
В соседней камере Сэмми Нгуен сидел на своей койке, как всегда уставясь на фотографию Бернадетт. Когда я остановился поговорить с ним, он выглядел угрюмым и враждебным, жалуясь, что у него отняли щипцы для стрижки собачьих когтей и до сих пор не вернули.
– Но здесь нет собак, – заметил я.
– Это известно любому идиоту, Джо. Я использовал их для своих ногтей. Только с их помощью можно добиться необходимого угла, чтобы ногти выглядели как нужно. Ты имеешь дело с косметологами. Нельзя ли пригласить одного из них ко мне?
– Ты еще должен мне за крысоловку.
Он посмотрел удивленно:
– Что должен?
– Алекс Блейзек.
Сэмми вдруг прикинулся дураком. Послав воздушный поцелуй фотопортрету Бернадет, он подошел к решетке.
– Я уже забыл.
– Вижу, ты очень занят.
Он рассмеялся на это замечание, и я улыбнулся вместе с ним.
– Это непростое дело, – сказал он, подозрительно оглянувшись сначала направо, потом налево. Потом приник плотнее к стальным прутьям решетки. – Ты знаешь, кто такой кутюрье?
Я кивнул.
– Его подружка одна из них. У нее салон на Лагуна-Каньон-роуд, в большом универмаге. Зовут ее Кристи или Кристин, что-то в этом роде. А фамилия Сэндз.
– Хорошо, – сказал я.
– Тогда верни мне щипцы.
– Буду честен с тобой, Сэмми, – капитана невозможно уговорить, чтобы он разрешил держать собачьи щипцы в камере.
Он скривил рожу и недовольно пожал плечами.
– К черту капитана, Джо. Я даю тебе Кристи Сэндз, а ты возвращаешь щипцы.
– К сожалению, не могу.
Опять недовольная гримаса и театрально-трагический тон.
– Тогда достань мне крысоловку получше, чтобы прикончить эту тварь. Уже две недели подряд я вижу ее здесь каждую ночь. Взгляни сам.
Он показал на пол, где я увидел пластиковую крысоловку со специальным клеящим материалом на дне. По-видимому, эта конструкция не срабатывала.
– Ладно, поищу получше.
Одарив меня страдальческим взглядом, он снова завалился на койку.
– Только убедись, что это действительно хорошая ловушка. Для сильных грызунов, а не каких-то мышек. Мне нужно для крыс.
Нашей беседой заинтересовался Великан, прописавшийся в соседней клетке.
– Да просто раздави ногой эту хренотень! – проревел он. Камеры разделены стеной, и заключенные не могут видеть друг друга, а только меня.
Печально вздохнув, Сэмми молча посмотрел на меня, словно вопрошая: 'Какого черта рядом со мной поместили этого слабоумного?'
