дочурке.
Она назвала ее Грейн, что на кельтском являлось уменьшительным от Грейс, имени ее матери. Дочь стала для нее наградой свыше за долгие месяцы неопределенности и сожаления. Любовь к малышке в такой степени заполнила ее сердце и сознание, что она напрочь забыла о своих прежних мечтах найти романтическую любовь.
Облегченно вздохнув, Кетлин выпрямилась и двинулась вниз по лестнице. Именно в этот момент на нее обрушилось новое несчастье.
Она увидела его.
Толпа бросилась ей навстречу, и лакеи графа поспешили загородить их. Прежде чем они своими спинами ограничила ей обзор, она успела разглядеть фрак цвета кларета. Все произошло так быстро, что она на секунду усомнилась, а действительно ли это он.
Однако Квинлан Делейси был не из тех, кого легко с кем-то спутать. Он остался таким же красивым, как она помнила, его волосы — такими же каштановыми с золотистым отливом, его взгляд — таким же завораживающим.
Ее холодной волной окатила горечь. Захотелось заплакать и убежать прочь. Какая несправедливость! Как он мог так быстро раскусить план Лонгстрита? Неужели Лонгстрит предал ее? Однако режиссер слишком ловок, чтобы самому лезть в петлю. Чем же еще объяснить появление Делейси в Неаполе и тем более на этом приеме?
— Что случилось? — Франкапелли накрыл ее руку своей. — Вы дрожите!
Кетлин подняла к нему лицо. Он был искренне обеспокоен.
— Сожалею… — Она пригнула голову к его плечу, чтобы заглушить свои слова: — Здесь присутствует один человек, англичанин, который может дискредитировать меня в глазах ваших друзей.
— Вы боитесь его? — спросил Франкапелли, пристально взглянув на нее.
Кетлин покачала головой:
— Боюсь, он может поставить вас в неловкое положение.
— Вы думаете, я допущу это, сага? — На его ястребином лице засияла улыбка, но в темных глазах появился недобрый блеск. — Никто не посмеет досаждать моим гостям. — Не поднимая головы, он взмахнул рукой. Через секунду возле них стоял лакей с бокалом шампанского. — Это лучшее, что вы можете сейчас сделать, — тихо проговорил граф, сунув бокал ей в руку.
Он продолжал что-то торопливо шептать, игнорируя разочарованный ропот толпы. Кетлин улыбнулась. Впервые за долгие месяцы ей не придется идти в бой в одиночку. У нее есть союзник, могущественный и опытный, которого не запугает английский виконт Кирни.
Лакеи расступились, и началось официальное представление. Лица всех, кто жаждал познакомиться с ней, слились для Кетлин в одно. Эти люди ничего не значили для нее. Она ждала одного человека. Как ни удивительно, его черед представиться настал довольно быстро. Кетлин успела лишь раз пригубить шампанское, прежде чем услышала незабываемый голос.
— Виопа sera, графиня.
Она заставила себя поднять глаза на того, кого так долго и безумно любила.
Шелковистые волосы обрамляли его выразительное лицо. Запоминающиеся глаза поражали своей чистотой. Зеленовато-голубые, на этот раз они не были затуманены темными мыслями или гневом, как некогда, в них отражались другие эмоции, теплые и благожелательные. Его улыбка триумфатора настолько заворожила Кетлин, что она не смогла отвести глаз. Она слишком хорошо знала, что его четко очерченные губы могут складываться и в язвительную насмешку, и в жестокую ухмылку, и в веселую улыбку. Но всю свою чувственность они проявляли в поцелуе! Красота Делейси была более мощным оружием, чем тщеславие и хвастовство Эррола. Она искушала женщину, хотела та того или нет.
С восторгом и отчаянием Кетлин поняла, что ее чувства не угасли. Она впадала то в жар, то в холод, в голове стучало. В ней поднялось ликование — такое лихорадочное безумие овладевает любой влюбленной женщиной. Он смотрит на нее как на возлюбленную, которую страстно желает. Он тянется к ее руке. Кетлин поняла: она сделает все, что бы он ни попросил. Ее больше не пугала перспектива быть уличенной в подлоге. Она боялась только того, что может произойти дальше. Ее спас приглушенный кашель Франкапелли. У нее подогнулись колени, и она упала в обморок.
— Что вы хотели, чтобы я сделал, сага? — В голосе Франкапелли слышалось сдерживаемое веселье.
— Я не ожидала, что вы пригласите его на ужин! — Кетлин, ходившая взад-вперед по своей комнате, остановилась. Франкапелли принес ее сюда на руках, но прежде чем подняться с ней наверх, он успел пригласить виконта Кирни на ужин на завтрашний вечер. — Что заставило вас сделать это?
Франкапелли пожал плечами. Его забавляла эта вспышка гнева, ведь ему впервые довелось наблюдать за проявлением ее темперамента. Какой огонь, какая страсть! Сине-зеленые шелковые юбки вздымались вокруг ее ножек, как морские волны. Буря эмоций пойдет ей на пользу. Он уже начал беспокоиться о ней. Женщине, да притом молодой, нельзя быть такой безмятежной. Вот сейчас от ее безмятежности не осталось и следа, и за это надо поблагодарить англичанина. Он не винил ее за столь неистовую реакцию, напротив, он отлично понимал ее. Этот мужчина — само совершенство!
— Есть ли лучший способ, сага, выяснить его настроение, чем приватный разговор?
— Мне известно, какое у него настроение. — Кетлин слышала, что ее голос звенит от волнения, но ничего не могла с собой поделать. — Оно предвещает грозу. Он обвинит меня в подлоге, а потом… потом…
Она замолчала, переполняемая чувствами. Зачем лгать? Делейси не сердится. У него был такой вид, будто он едва сдерживается, чтобы не разложить ее на ближайшем же диване. А она — да помогут ей небеса — хотела этого.
— Что потом? — изящно вздохнул Франкапелли. — Сага, вы зря тревожитесь. Вы даже не знаете, что ему известно. Что касается обвинения, он не расскажет мне ничего, чего бы я не знал. Вы в Италии. Вам нет надобности возвращаться в Англию. Какая мне разница, что вы написали пьесу под чужим именем! Такое делали и до вас.
— Да? — Кетлин с сомнением прищурилась. — Когда?
— Мошенничество глубоко укоренилось в искусстве. Один стащит идею, другой — стиль, третий — мелодию. Почему, по-вашему, я никому не показываю свое сочинение, пока не закончу его? Чтобы другой композитор не украл мою тему, Кетлин бросила на него подозрительный взгляд.
— Тогда у вас были какие-то тайные цели, если вы пустили в свой дом человека вроде меня. Франкапелли вздернул брови:
— Вы сочиняете музыку? — Кетлин с улыбкой покачала головой. — Значит, мне ничего не угрожает, да? — Она рассмеялась.
— Ну вот, так-то лучше. — Он одобрительно кивнул. — Вы созданы для смеха.
— Вы вольны верить в то, что вам нравится, синьор, и эту свободу вам дают богатство и могущество. Его позабавило ее дерзкое заявление
— А вы, сага, наконец-то выбрались из своей раковины. Мои поздравления. Оказывается, у Венеры есть характер. Вас следовало бы изобразить на портрете в этом платье и с разрумянившимися щечками. А теперь об англичанине. — Он потер подбородок большим пальцем. — Есть способ покончить с ним, если это облегчит вам жизнь.
Кетлин ахнула:
— О нет! Я запрещаю вам что-либо делать с ним!
— Делать? — Франкапелли взглянул на свои руки. — А что я могу сделать с этим малым? Только то, что доставит вам удовольствие. Завтра за ужином я извинюсь за вас перед ним.
— Нет. — Кетлин кивнула, одобрив собственную идею. — Пусть я blatherskite и gom, но я никогда не была трусихой. Я должна встретиться с ним лицом к лицу.
— Что значит blatherskite и gom? — вежливо осведомился граф.
Кетлин весело рассмеялась:
— По-кельтски это значит «болтушка» и «дурочка». До недавнего времени я была и той и другой. Вы, конечно, правы. Вполне возможно, что появление здесь виконта не имеет отношения к пьесе, которую я написала для Лонгстрита. Мне говорили, что в августе лорд Кирни уехал из Англии, дабы ублажать свою
