гнев и ярость автора и решил, что они направлены на меня. Потом, после того вечера, когда Франкапелли…
— Граф Франкапелли выдал меня? — Она утратила свою надменность. — Неужели нет предела мужскому вероломству?
— Франкапелли, — ровным, бесстрастным голосом продолжил Квинлан, — сказал мне только, что ты являешься автором «Глупца удачи» и что мне придется иметь дело с ним, если я чем-то обижу тебя. Остальное я додумал сам. Подозреваю, что ты кузина Корделии Литем. Ты познакомилась с Петтигрю на ее свадьбе с лордом Хиллфордом. — Его взгляд потеплел, когда он увидел, что из-под пледа выглядывают ее стройное бедро и коленка. — По идее, там ты должна была познакомиться со мной.
— Понятно. И когда же ты собирался сообщить мне об этом?
Он одарил ее своей самой чарующей улыбкой.
— Примерно через сотню лет.
Она не улыбнулась в ответ.
— А что ты думал до того, как узнал, что пьесу написала я? Кто, по-твоему, сочинил ее?
— Я решил, что ее написал твой новый любовник. Я полагал, что он усадил тебя в контору Лонгстрита для того, чтобы ты подсунула его работу вместо моей.
— Ага, значит, ты считал меня бесстыдной потаскушкой, у которой хватило ума на то, чтобы лечь под твоего приятеля, но не для того, чтобы сочинить пьесу?
Квинлан встал с кровати. Он заметил, что Кетлин устремила взгляд на его набухшую плоть и густо покраснела, однако это не смягчило его. К черту ее уязвимость!
— Клянусь, я мог бы устроить тебе хорошую взбучку за это.
— Правильно. Угрожать, когда нет веских доводов. Лорд Петтигрю использовал ту же тактику.
Квинлан помолчал.
— Он причинил тебе боль?
— Он овладел мною против моего желания. — Она отбросила волосы на спину. — Я не звала на помощь, потому что боялась испортить праздник кузине Делле. К тому же мне не меньше, чем ему, не хотелось, чтобы нас обнаружили.
— Значит, ты кузина леди Хиллфорд?
Она вздернула подбородок, отказываясь отвечать, но ее молчание и так послужило ответом.
— Ты имеешь полное право презирать лорда Петтигрю и меня за мое участие в обмане.
— Как великодушно с вашей стороны, милорд, сочувствовать мне. — Ее тон взбесил Квинлана, и он заскрежетал зубами. — Но я презираю лорда Петтигрю отнюдь не за его характер. Я знала, что он собой представляет, и позволила себя обмануть, поэтому и получила то, что заслуживала.
— Твоя честность поражает меня.
— Ты слишком низкого мнения обо мне, вот и удивляешься, — с надменностью подлинной графини заявила она. Господи, как же он любит ее!
— Можешь не верить мне, но для тебя лучше, что ты освободилась от Петтигрю. Из него получился бы отвратительный муж.
— По-твоему, я стремилась к замужеству? Ничего подобного! Это был худший день в моей жизни, когда цыганка Титания сообщила, что я ношу ребенка Петтигрю. Я возненавидела его за то, что он лишил меня добродетели, и — хотя мне стыдно признаться в этом — испытала облегчение, когда нашла его имя в списках погибших. А потом пришло то письмо. — Ее глаза потемнели от душевных страданий. — Оно все изменило, разве ты не понимаешь? Я бы предпочла, чтобы у Грейн был отец-герой, а не трус и подлец.
Такая мысль даже не приходила Квинлану в голову. Ведь это он, а не Эррол разрушил ее иллюзии о любви! Ему стало страшно стыдно.
Он шагнул к ней и протянул руку.
— Теперь все позади. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Кейтлин.
Она возмущенно фыркнула:
— Это жестоко.
— Это правда. Клянусь, я люблю тебя.
Она посмотрела на него, и он впервые понял, что значит когда тебя презирают.
— Разве не сегодня ночью ты сказал, что никогда не любил? Ты намерен жениться на запятнанной позором жене друга, но никто — даже я — не ожидает от тебя такой жертвы. Тобой движет любопытство? Нет, я не хочу знать. — Она закрыла глаза рукой и вздохнула. — Я уже не способна на любовь. Надеюсь, ты узнал все, что желал.
— Я узнал, что люблю тебя.
— Случайное влечение, — проговорила она. — Пройдет.
— Тебе так просто не забыть меня, Кейтлин.
Она опустила руку и посмотрела на него так, что он похолодел.
— Я вообще никогда не забуду тебя, это самое ужасное.
— Куда ты? — спросил он, когда она начала одеваться.
— Я не скажу тебе, даже если ты предложишь мне все золото мира.
— Правильно! Продолжай изображать из себя обманутую ирландскую девицу. Ты неважно справляешься с этой ролью. — Он упер руки в бока, вызывающе демонстрируя ей свое желание. — Ты носишь письмо Петтигрю и его кольцо как символы унижения или как алую букву (Алая буква «А» — символ позора прелюбодейки; прикреплялся на грудь). Ты чертовски горда своим несчастьем. Слишком горда, чтобы можно было поверить в твою искренность!
Возмущенная до глубины души, Кетлин налетела на него с кулаками. Квинлан с удивлением обнаружил, что для своего роста она бьет очень больно. Она разбила ему губу и оставила на его лице несколько синяков, прежде чем силы покинули ее и она свалилась на пол.
Он опустился рядом с ней на колени и попытался обнять ее, но она решительно оттолкнула его руку.
— Оставь меня! Пожалуйста!
— Кей… Кетлин, скажи, что мне сделать, чтобы мы помирились?
— Ничего. — Она подняла голову и убрала с лица волосы. — Ты сделал достаточно. Я должна идти домой. Грейн будет ждать меня, когда проснется.
— Я пойду с тобой.
— Нет. — Она тяжело поднялась на ноги. — Сделай одолжение, дай слово, что оставишь меня в покое.
— Я не могу обещать этого. Да и с чего?
Она бросила на него мрачный взгляд:
— Тебе больше не удастся залезть мне под юбку. Независимо от того, что произошло сегодня.
Квинлан услышал в ее голосе злобу и улыбнулся. Страсть, вспыхнувшая в них, и в самом деле страшно испугала ее.
— Я не верю тебе. Что ты сделаешь? Спрячешься в монастыре?
— Да!
Он усмехнулся и ощутил привкус крови на рассеченной губе.
— Нет, не спрячешься. Ты уедешь, начнешь зализывать раны, а потом станешь думать обо мне, и об этой ночи, и о том, что между нами произошло. Ты будешь искать оправдания для моего непростительного поступка — я имею в виду это гадкое письмо. Будешь это делать потому, что у тебя доброе, великодушное сердце. А еще потому, что ты любишь меня.
Зашнуровав корсет, Кетлин гордо вскинула подбородок.
— Я пригрела на груди змею.
— Ты не только пригреешь меня на груди, но и пустишь к себе между ног, и я буду ласкать тебя, пока мы оба не рухнем от усталости и изнеможения.
Что-то случилось. Выражение гнева и праведного негодования исчезло, и Квинлан увидел на ее лице искреннее отчаяние. И испугался. Он не хотел сломить ее.
— Я не дотронусь до тебя до самой свадьбы, если пожелаешь. Я обязательно женюсь на тебе, причем очень скоро.
