Саморра, видимо, получил то же сообщение. По пути в лабораторию он сказал Мерси, что ему придется уйти пораньше. Джанин на утро назначена процедура, и нужно кое-что подготовить. Потом у него найдется время съездить в клуб «Лидо-Бэй», проверить показания Моладана.
– Надеюсь, все пройдет хорошо, – промолвила Мерси.
Не ахти как удачно, подумала она. Но Саморра говорил обо всем неопределенно и вынуждал произносить общие слова. Она только по вечно ходящим в управлении слухам узнала, какой диагноз поставлен Джанин: опухоль мозга. Саморра об этом молчал.
– Это эксперимент, – буркнул он.
Мерси ждала уточнения, но не получила. От этого слова у нее по спине прошли мурашки. Ее напарник всегда был необщительным, поэтому допытываться она не стала.
– Пол, если я чем-то могу помочь, скажи.
– Ничем.
Мерси хотелось рассказать ему, как Хесс сражался с раковой опухолью, хотя врачи говорили, что болезнь убьет его. Тогда – два года три месяца и двадцать четыре дня назад – она верила, что ее надежда и желание способны что-либо изменить. Теперь этой веры уже не было. Но Мерси считала, что все равно нужно надеяться и желать на всякий случай. Хотя в данном случае Полу и Джанин это не могло принести никакой пользы.
Они стали спускаться по лестнице. Мерси прислушивалась к тому, как стучат по ступенькам грубые башмаки Саморры, и сравнивала этот звук с мягким шелестом своих форменных ботинок. Она носила их с любой одеждой, кроме юбки, они были крепкими, удобными и замечательно выглядели. Возможно, знакомый номер два тоже был в форменных ботинках, подумала она.
В лестничный пролет задувал декабрьский ветер, и Мерси ощущала на лице холодный воздух. Голые, черные платаны перед зданием суда раскачивались. Мерси застегнула ветровку и сунула руки в карманы.
– Мне понравилось, как ты осадил Моладана, – сказала она, стремясь приободрить напарника, отвлечь его от тяжелых мыслей. – Не знаю, какое выражение лица было у тебя, когда он разъярился, но оно подействовало.
– Я думал о Джанин.
Что на это скажешь? Мерси представила, что Моладан мог увидеть в Саморре смуглого, стройного мужчину со злобным лицом, сбросившего куртку, чтобы было проще разделаться с ним. Саморру перевели в округ Ориндж несколько лет назад из управления полиции Санта-Аны. Там царили крутые нравы. Пол приехал в ореоле исходящей от него опасности – слухах о том, будто он избил сразу троих, о соревнованиях на «золотые перчатки» в Вестминстере, о вспыльчивости, которую лучше не испытывать на себе. Его отец в юности был чемпионом штата по боксу в среднем весе.
Когда Мерси только познакомилась с Полом, она подумала, что его приятные манеры и сдержанность напускные. Через некоторое время они стали казаться подлинными. Он был действительно спокойным, особенно не суетился, кое у кого это вызывало неловкость, но Мерси вполне устраивало. Открывая двери перед женщинами, Саморра делал это не демонстративно. Поэтому когда шериф Брайтон спросил, как она отнесется к тому, чтобы работать в паре с Саморрой, Мерси согласилась. Он был угрюмым, необщительным, но это лучше, чем склонность к браваде, как у некоторых полицейских. Поработав с Полом три месяца, Мерси знала его немногим лучше, чем при первой встрече. Знала, что у него есть превосходные нарядные костюмы, но их немного.
Однако эта загадочность была приятной. Мерси считала, что большинство людей более интересны, пока их секреты не раскрыты.
– Восточноевропейский акцент был удачным ходом, – усмехнулся Пол. – Это заставило его призадуматься.
Джиллиам впустил их в свой кабинет и закрыл дверь. Раньше такого не бывало. Обычно он водил их по лаборатории, показывал волосы и нити под микроскопом; карточки с отпечатками пальцев на проекционном фонаре; пули и гильзы; чертежи пулевых траекторий; пленки со снятым пороховым нагаром; манекены и модели для реконструкции пулевых попаданий; ножи и тупые орудия; и вскрытое тело, если они хотели его осмотреть. Джиллиаму хотелось, чтобы они видели все.
Директор экспертной службы в свежем белом халате сел за свой стол. Перед ним лежала закрытая папка, на лице застыло озабоченное выражение.
– Спасибо, что пришли, – произнес он. – Я расскажу о первых лабораторных результатах и о вскрытии здесь, в кабинете. После этого нужно будет обсудить одну проблему. Я думаю, что это проблема.
Мерси промолчала. Она впервые видела Джиллиама таким мрачным. Он всегда избегал встреч с ней взглядами, считая ее привлекательной, и ей потребовалось пять лет, чтобы это понять. Мерси не обращала на это внимания и относилась к Джиллиаму уважительно. Секреты ее не беспокоили – досаждали ей слова.
– Давайте начнем с трупа, – сказал директор.
Обри Уиттакер умерла от массивного коронарного повреждения вследствие огнестрельной раны. Пуля прошла через правый желудочек сердца, проделав отверстие диаметром в полтора дюйма на входе и дюйм и три четверти на выходе. Смерть наступила почти мгновенно, судя по отсутствию отека на входном и выходном отверстиях и низкому уровню гистамина в крови. Ударная сила пули была большой; Джиллиам сообщил, что от удара полопались капилляры в глазах убитой. По разрыву на платье, обожженной коже и внедрении в нее несгоревших частиц пороха Джиллиам сделал вывод, что выстрел был произведен в зоне один или зоне два – в соприкосновении или почти соприкосновении дула с телом. Ела она меньше чем за два часа до смерти: цыпленка и зеленый салат с кедровыми орехами и помидорами. Следов алкоголя, наркотиков, недавнего полового сношения, насильственного или добровольного, не обнаружено. Нет следов удушения, ударов или пыток. Никаких следов борьбы.
– Мы обнаружили четыре очень легкие ссадины, две почти прямо над лопатками, две посередине подмышечной впадины. Причиненных до или после смерти – определить не удалось. Разглядеть их удалось только в ультрафиолете.
Мерси попыталась представить эту сцену, потом написала в синей записной книжке: «Следы волочения».
