ли, дело не шуточное. — Видя изумление Акитады, он кивнул и усмехнулся: — Да-да, человеку свойственно стареть.
Акитада, неприятно пораженный такой откровенностью, слегка отодвинулся, но Икэда, раскрасневшийся от вина, ничуть не смутился. Панибратски схватив Акитаду за локоть и тяжело дыша ему в самое ухо, он громко прошептал:
— На этот раз все дело в женщине. У Татибаны молодая жена. Очень молодая и очень красивая. — Икэда облизнул губы, подмигнул и пощупал свой нос. — Она добила его окончательно. Теперь он вконец одряхлел. Жаль, такая красотка пропадает!
Акитада поспешил освободиться от руки Икэды. Ему не нравились ни речи этого человека, ни его манеры, но информация порадовала. Если Татибана и впрямь дряхлый старец, значит, тоже выпадает из числа подозреваемых. Сдерживая отвращение, Акитада лихорадочно думал, как бы ответить Икэде, чтобы не повредить их дальнейшей совместной работе.
Юкинари, сидевший по другую сторону от префекта, пришел ему на помощь.
— Боюсь, Икэда, что его превосходительство счел подобные речи признаком крайней невоспитанности.
Икэда побелел от ярости. Дзото откашлялся и укоризненно посмотрел на всех троих.
Мотосукэ встал и, хлопнув в ладоши, громко сказал:
— Позвольте мне кое-что сообщить! — Все устремили на него удивленные взоры, а он, улыбаясь, продолжил: — Вы, конечно, знаете, что мне предстоит оставить свой пост и вернуться в столицу до наступления нового года. — Вежливый шепоток сожаления пронесся по комнате. — По этой причине мы с вами имеем удовольствие находиться сейчас в обществе господина Сугавары. Он прибыл сюда удостовериться, что я ухожу, не оставляя за спиной долгов. Ха-ха!.. — Смешок прозвучал натужно, и все с интересом воззрились на Акигаду. А Мотосукэ вскричал: — Но есть и другая, более приятная причина моего возвращения ко двору. — Он снова целиком и полностью овладел вниманием присутствующих. — Его императорское величество удостоил меня величайшей чести. Моя единственная дочь, проведшая последние четыре года в здешней глуши, предстанет ко двору. По возвращении в столицу я буду иметь великое счастье представить ее его величеству.
За этими словами последовал внезапный грохот. Юкинари вскочил, недоуменно глядя на упавший поднос и рассыпавшиеся блюда. Разлитые вино и соусы просачивались сквозь циновки.
Подоспевшие слуги навели порядок, и все сделали вид, будто ничего не произошло. Потрясенный капитан снова сел на свое место, а между тем сияющий Мотосукэ принимал восторженные поздравления от своих гостей.
Поздравляя хозяина, Акитада вдруг испытал прилив поистине ледяного отчаяния. Он упустил свой шанс — да что там упустил, он его и не имел! Дочь Мотосукэ поступала ко двору, потому что ее избрали новой наложницей, которой, возможно, суждено когда-нибудь стать императрицей. Отныне ни один закон не смеет коснуться ее отца, несмотря ни на какие обвинения, а от Акитады теперь ждут доклада, призванного отмести от будущего императорского тестя любые подозрения. С каменным лицом слушал он пространную молитву Дзото о счастье дочери Мотосукэ.
Прием вскоре закончился. Во время долгих и шумных прощаний в дверях князь Татибана, оступившись, вцепился в локоть Акитады. Тот поддержал старого господина и услышал тихий шепот.
Акитада недоуменно смотрел ему вслед, соображая, правильно ли расслышал его слова. Похоже, бывший губернатор сказал ему следующее: «Я должен с вами поговорить. Приходите завтра, и никому ни слова».
ГЛАВА 5
Зимняя бабочка
Когда Акитада проснулся, комната была наполнена призрачным светом. Он стряхнул остатки сна. Свет был не солнечный — слишком уж серый. Потом на память пришли события минувшего вечера, и тяжесть поражения накатила новой волной. Мотосукэ, его главный подозреваемый — в сущности, даже единственный, — больше не подлежал обвинению по причине предстоящего брака его дочери с сам им императором. После приема Акитада долго не мог заснуть, но потом, видимо, все-таки забылся и проспал допоздна.
Со вздохом выбрался он из теплого кокона постели в прохладу нетопленой комнаты. Накинув наспех одежду, он открыл створку ставен, и глазам его предстал совершенно новый мир.
Нетронутая, первозданная пелена свежевыпавшего снега покрывала все вокруг — усыпанный гравием двор, глинобитную стену, черепичные крыши. С голых ветвей росшей возле веранды хурмы пушистым облаком просыпалась снежная пыль; два нахохлившихся воробышка, склонив набок головки, наблюдали за человеком глазками-бусинками. Один из них зачирикал, и настроение у Акитады сразу поднялось.
Он сходил в комнату за рисовыми колобками, принесенными слугой губернатора. Разломил один и бросил крошки на снег. Его пернатые гости заметно оживились, подняли настоящий гвалт, и вскоре на снегу под верандой суетилась целая стая крикливых воробьев. Они сердито дрались из-за каждой крошки, расталкивая тех, что послабее, и разгоняя молодежь. Особенно доставалось от клювов старших собратьев одному молодому воробью. Акитада старался бросать крошки в его сторону, но добился лишь того, что беднягу совсем затюкали. В конце концов юный недотепа улетел и опустился близко к дому, почти у ног Акитады, где ему все же удалось поживиться крошками, недоступными для более пугливых сородичей.
Акитада наблюдал, как он набивает брюшко, и улыбался. Выживание в мире дикой природы, как и в мире людей, зависело от решительности, смелости и находчивости. Возможно, его столичные враги задумали этим назначением разрушить его карьеру и жизнь. Как говорится, не мытьем, так катаньем. Ему поручили расследовать преступление, заведомо не подлежащее раскрытию. Обвинить Мотосукэ в краже налоговых сборов означало принять на себя удар монаршьей немилости. Одним словом, при любом исходе дела карьере его грозил конец.
Но не тут-то было! Он, как этот молодой воробей, обязательно найдет обходные пути и обставит своих врагов! Он непременно воспользуется представившейся возможностью — приглашением князя Татибаны. Отряхнув руки от крошек, Акитада закрыл ставни и пошел одеваться.
«Для визита к пожилому господину еще рановато, — думал Акитада, неспешно шагая по заснеженным улицам города. — С другой стороны, это отнюдь не визит вежливости». Чем больше он размышлял над последними словами бывшего губернатора и обстоятельствами вчерашнего ужина, тем больше убеждался, что Татибана напуган и нуждается в его помощи.
Акитада замедлил шаг. В богатом квартале, где внушительные частные владения скрывались за высокими стенами, он спросил дорогу у нищего, бросив ему несколько медяков.
На его стук старинные деревянные ворота дома князя Татибаны открыли не сразу. На пороге его встретил согбенный дряхлый слуга — Акитаде показалось, тот вот-вот заскрипит, словно старые ворота. В конце небольшого двора высился главный дом, его почерневшие от времени и непогоды стены мрачно контрастировали с белым снегом.
— Меня зовут Сугавара, — сказал Акитада старику, который, приложив руку к уху, растерянно моргал. Тогда Акитада крикнул: — Князь Татибана просил меня зайти сегодня.
Старик молча повернулся и зашаркал мимо дома по заснеженной дорожке к саду. После некоторого колебания Акитада последовал за ним.
Сад был разбит умелой рукой. Изящные горки из камней, кусты и подстриженные сосенки, не утратившие своей красы даже в это время года, укутала белая пелена свежевыпавшего снега. Дорожка вилась мимо каменного фонаря и крошечного прудика, где на илистом дне, поблескивая серебристо- золотистыми чешуйками, резвился карп.
Потом они свернули на другую дорожку, тщательно расчищенную от снега, и та привела их к небольшому павильону, обнесенному деревянной верандой.
Старый слуга с трудом поднялся по ступенькам и скинул свои гэта[2]. Акитада последовал его примеру и нагнулся, чтобы снять сапоги. Послышался звук открываемой двери и
