Акитаде сделалось дурно. Удивительно, как этот человек смог вынести такое. Но он поспешил напомнить себе, что деяния Шрама по жестокости во много раз превосходили его собственные муки, и сказал арестанту:
— В ближайшее время я возвращаюсь в столицу и заберу вас с собой. Тамошние власти быстро разберутся с вашим делом.
От этих слов Шрам передернулся.
— Нет! Не утруждайте себя понапрасну! И вообще, это может навредить моей семье. Просто замолвите за меня словечко здесь.
— Не получится. Здесь я вам ничем не могу помочь. А клан Сано не такой уж значительный, чтобы подобное могло как-то на него повлиять. — Жестом показав, что разговор закончен, Акитада повернулся, чтобы уйти.
У него за спиной Шрам разразился громкой бранью, пока хлыст стражника не перевел ее в мучительный стон.
Акинобу догнал его на улице и недоуменно спросил:
— Неужели вы всерьез намерены забрать его с собой, ваше превосходительство? Ведь все его слова полнейшая ложь!
— Знаю. И намерения мои абсолютно серьезны, — ответил Акитада, жадно глотая чистый воздух и с удовольствием пробуя на язык снежинки. — Я даже собираюсь отправить сегодня по этому поводу рапорт со специальным курьером.
— А как же быть с его преступлениями здесь? И с убийством в Фудзисаве? И вообще, он очень опасный тип.
— В пути его будут хорошо охранять, — устало сказал Акитада. — Преступление, за которое ему предстоит отвечать в столице, будет разбираться на закрытом тайном суде, за коим последует скорая казнь. А вы здесь никогда не добьетесь этого, не получив признания.
Предстоявший Акитаде последний визит был тоже не из легких. Ноги сами замедлили шаг, когда за углом показалась школа боевых искусств Хигэкуро. Снежинки холодили лицо, но он не вытирал их. Проходя мимо владений богатого соседа, он заметил на воротах рубцы, оставшиеся от полицейских секир, а вместо замка на них теперь красовались бумажные полоски с государственными печатями. Сколько горя и беспорядков повидала эта маленькая улочка за последние несколько дней! Акитада посмотрел на тучи, набухшие тяжелым свинцом. Снег приглушат все звуки, размывал очертания. Безмятежность и покой вернулись сюда, но для него этот покой был безрадостным.
Двери школы стояли нараспашку. Еще издали он увидел Хидэсато с веником и совком. Выбросив мусор в сточную канаву, тот повернулся, чтобы зайти в дом, и заметил Акитаду. Выражение счастливого удовлетворения на его лице тотчас же сменилось беспокойством.
— Вот, пришел попрощаться, — пояснил Акитада.
Его больно задело, что Хидэсато не сумел скрыть облегчения. Он огляделся по сторонам, приставил совок и веник к стене и поклонился.
— Надеюсь, ваше превосходительство без приключений доберется домой, — сказал он.
— Благодарю. А ты, я вижу, помогаешь.
Хидэсато покраснел.
— Да, девчонкам нужна помощь. — И, помолчав, прибавил: — А Тора уже там.
Эта новость не удивила Акитаду, но тоже больно задела. Он понимал, что Тора захочет остаться с Отоми, и ждал этого. Ему вспомнилась их самая первая встреча, знакомство. Чувства, что он испытывал к этому грубому сыну крестьянина и бывшему солдату, тогда показались бы непостижимыми.
Хидэсато беспокойно переминался с ноги на ногу.
— Э-э… Я очень вам благодарен, господин. Ведь я понимаю, что вы сняли с меня обвинение в убийстве.
— Пустяки. Рано или поздно это обвинение сняли бы и без меня.
Хидэсато покачал головой,
— Если бы не вы с Торой, мы с Аяко не были бы вместе. Я ведь не так уж молод и уже не надеялся обрести дом и семью, не говоря уж о любви такой девушки, как она. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
Пряча боль и гнев, Акитада повернулся к Хидэсато спиной и вошел в учебный зал. Дверь во внутренний дворик была распахнута. Там у забора лежали заснеженной горой свернутые циновки и сломанные ширмы, а в самом зале на полу возле жаровни сидел Тора и отчищал от крови лук Хигэкуро. Возможно, скоро им станет пользоваться Хидэсато. Из жилой части дома доносился приятный запах готовящейся пищи.
Тора встретил Акитаду широкой улыбкой — еще один счастливый человек!
— Правда, здесь опять стало хорошо и уютно, как прежде?
Акитада огляделся, кивнул. Окровавленные циновки исчезли. Пол и столбы были отмыты и начищены до блеска. Все оружие висело и стояло на прежних местах.
— Ты хорошо поработал, — сдержанно проговорил Акитада и направился в сторону кухни.
Он ожидал застать Аяко у плиты, но там была только Отоми. Она сидела на полу, склонившись над шелковым свитком, и рисовала лик богини милосердия. Акитада окинул взглядом помост возле окна — тот был пуст, если не считать пары недоплетенных соломенных варадзи.
Его пронзила глубокая печаль по Хигэкуро. Мысль о том, что такой человек умер, когда менее достойные продолжали жить, была невыносимой. Эту смерть так же трудно пережить, как гибель ребенка. Утешало лишь, что умер он не напрасно. Больше всего в жизни Хигэкуро хотел найти хороших мужей обеим дочерям, и это ему удалось. Теперь жизнь в доме не угаснет. Тора, Хидэсато и Аяко займутся школой, Отоми продолжит рисовать, и обе пары вырастят здесь своих детей. Их счастье скоро заслонит страшные воспоминания о пролитой в соседнем зале крови.
Он вернулся к Торе.
— А где Аяко?
— Понятия не имею, — пытался тот уклониться от ответа, но, посмотрев на Акитаду, взревел: — Хидэсато!
Сержант явился тотчас, будто все это время стоял за дверью, с нетерпением ожидая, когда уйдет Акитада.
— Куда пошла Аяко?
Хидэсато взглянул на Акитаду и после некоторого колебания ответил:
— В храм Каннон… как она делает это с тех пор… с тех пор, как умер ее отец.
Акитада поблагодарил его и спросил у Торы:
— Мы увидимся сегодня вечером?
— Ну конечно! — Тон его был угнетающе бодр. — Мы же здесь почти все закончили. Передайте Аяко, что обед готов.
Пеший путь до храма оказался долгим, но Акитаде сегодня некуда было торопиться. Все здесь выглядело совсем по-другому. По улицам сновали люди в веселых разноцветных одежках, со дворов доносился детский смех, повергав его в еще большее уныние. Из труб поднимался дым, смешиваясь с белесой снежной мглой. Мягкий снежный ковер под ногами поглощал звук шагов, и Акитаде казалось, будто он шагает по облаку.
Ощущение нереальности усилилось, когда он ступил на территорию заброшенного храма. Здесь царило безмолвие. Эти храмовые строения казались вымышленным миром, сказочным дворцом, обиталищем небесных принцесс. Он вспомнил, какими зловещими они представлялись ему на фоне черной ночи. Теперь же крыши укрывало серебристое пуховое одеяло, гнутые кверху карнизы напоминали раскинутые крылья неведомой снежной птицы. Эти волшебные белые чертоги окаймляли голые деревья, черные и безмолвные, как дворцовые стражи. Акитада остановился. Казалось, смертный, шагнув в этот неземной мир, исчезнет в нем безвозвратно.
Но для него этот шаг был делом чести. Он быстро пересек улицу и прошел мимо красных колонн во двор. Единственная цепочка следов вела по снегу к главному храму и поднималась по ступенькам. Он
