окружающих.
Она нехотя отвела глаза. За короткий промежуток времени этот красивый мужчина заставил ее полюбить себя. Никто не знал, что и после Рождества она продолжала тайно встречаться с герцогом. Никто не знал, что силой своего обаяния он заставил ее испытать все те чувства, в которых, как она думала, природа ей отказала. Она ощутила себя прекрасной, женственной, желанной и жаждущей мужчину женщиной. Потом, три недели назад, он сообщил ей, что женится на другой девушке и об их недолгих отношениях следует забыть.
Надо отдать ему должное, Дашмор был на удивление откровенен с ней. Он не отрицал, что прошлой осенью недолгое время ухаживал за Филидией Твиннинг, хотя это ни к чему не привело. Однако, непонятно каким образом, отец Филидии, человек, которого герцог считал не совсем в своем уме, решил, что Дашмор оскорбил его дочь, и пригрозил возбудить против него судебное дело по обвинению в нарушении обязательств жениться. Конечно, для такого обвинения не было никаких оснований, но ради того, чтобы не марать свое родовое имя скандалом, лорд Дашмор согласился на брак. Долг прежде бесчестия, считал он.
Джулианна почувствовала себя так, как будто у нее вынули позвоночник. Она понимала герцога: долг и гордость неразрывно связаны и стоят выше всяких эгоистических соображений. Гордость и ее заставляла показываться в свете, а не скрываться, тая свое горе. Всю жизнь Джулианну учили, как вести себя в любой ситуации. Ей только забыли преподать урок, как склеить разбитое сердце.
Джулианна улыбнулась, поздоровалась с одним из гостей, потом с другим. Она мило улыбалась и отвечала тем, кто заговаривал с ней, одновременно следя за тем, как с каждым шагом приближался тот момент, когда она окажется лицом к лицу с мужчиной, которого она будет любить всегда.
Наконец ее рука твердо сжала мужественную руку с массивным кольцом. Изумленные глаза герцога Монтроза смотрели на нее. Его лицо побледнело, потом покраснело и затем вновь стало белым. Это красивое лицо, которое она так любила, вдруг стало пустым и невыразительным, как у восковой фигуры. Джулианна испугалась, не выглядит ли она так же. Его губы двигались, беззвучно произнося ее имя. Она ждала, что он что-нибудь скажет, придаст какой-то смысл этой немыслимой ситуации, чтобы она могла перевести дыхание.
Спустя мгновение герцог оправился от потрясения. Его красивое лицо обрело свой цвет. И хотя губы улыбались, глаза его были холодны как лед.
— Леди Джулианна, как всегда приятно вас видеть, — услышала она, как он произнес самым светским тоном.
— Ваша светлость, — услышала она собственный голос, — примите мои поздравления и пожелания счастья.
Она собиралась сказать совсем другие слова, до этого мысленно проговаривая их сотню раз. Ее слова должны были быть остроумными, горько-сладкими, загадочными. Но сейчас момент был упущен, он уже что-то отвечал ей. Что он говорит?
— …мой поклон маркизу и маркизе.
Герцог склонился над ее затянутой в перчатку рукой.
Прикосновение его губ вызвало в ней такой трепет, что он мог бы заставить вздрогнуть все канделябры. Конечно, герцог знал, что значит для нее это прикосновение. Он не мог ошибиться, чувствуя, как дрожат ее пальцы в его руке. Однако, выпрямившись, он не посмотрел на нее, а поспешно обернулся к даме, стоявшей рядом.
— Могу ли я представить вам мою новобрачную, леди Филидию Дашмор, новую герцогиню Монтроз.
Джулианна чуть не заплакала, когда он выпустил ее руку, глаза затуманились, но удержалась, слезы отступили, и она четко увидела лицо дамы. В церкви Джулианна стояла слишком далеко, чтобы разглядеть красоту невесты. Теперь она была перед ней: кукольное личико, окруженное светлыми кудрями, открывавшими высокий круглый лоб и ярко-лиловые глаза, великолепный туалет из голубого шелка; легендарное ожерелье Монтрозов из сапфиров и бриллиантов обрамляло красивую шею. Герцогиня выглядела идеальной новобрачной: молодая, красивая, полная сил и богатая.
— Леди Джулианна, — холодно произнесла она, вложив свою мягкую руку в ее. — Как это мило с вашей стороны, что вы приехали.
— Примите наилучшие пожелания, герцогиня.
Джулианна поспешно освободила свою руку. На этом все кончилось.
Какой-то момент Джулианна стояла не видя ничего перед собой. Потом отошла в сторону. Ее мысли вертелись вокруг выражения удивления на лице герцога. Ясно, что он не ожидал увидеть ее, вероятно, даже не хотел, чтобы она присутствовала на этом приеме.
— Слава Богу, все кончилось! — сказал появившийся позади нее Альфред. — В соседнем зале сервирован завтрак. Присоединимся? Я полагаю, что тарталетки с крабами пропустить нельзя.
— Ты проводи туда Летти, — отозвалась Джулианна, — а я должна поговорить с некоторыми коллегами дедушки. Им надо напомнить, что он просто отдыхает, а не находится при смерти.
Она резко повернулась и пошла прочь, прежде чем кузен и кузина успели удержать ее.
— Ну вот и все, — снова вздохнул Альфред.
— Ты так думаешь? — Летти смотрела, как статная Джулианна пробирается сквозь толпу. В отличие от большинства высоких женщин, Джулианна никогда не старалась скрыть свой рост. — Она не в себе. Она может совершить что-нибудь необдуманное.
— Джилли? — Намек на то, что Джулианна может поступить как-то непредсказуемо, поразил его. — Она самая разумная женщина в Лондоне. Посмотри, как она держится. Можно подумать, что она едва знакома с Дашмором. Я думаю, ты преувеличиваешь.
— Надеюсь, — неуверенно пробормотала Летти, хотя она была довольна, увидев, как непринужденно болтает Джулианна с каким-то пожилым джентльменом.
Как только Джулианна увидела, что ее кузина с мужем покинули зал, она поспешно оборвала болтовню с джентльменом, входившим вместе с маркизом в оппозиционную партию в парламенте. Ей нужно было побыть наедине с собой, чтобы собраться с мыслями.
Она обернулась и взяла бокал с холодным шампанским с подноса у проходившего мимо официанта. Вообще-то она предпочитала фруктовый пунш, но сейчас ее сердце билось слишком сильно, а руки дрожали. Может быть, вино успокоит ее.
Не задумываясь, она выпила бокал до дна. Холодные пузырьки походили на малюсенькие кусочки льда. И почти тут же ощутила страх, что все эмоции, которые она подавляла, вырвутся наружу.
Она взяла у официанта еще один бокал с шампанским, чтобы успокоиться, и медленно пошла вдоль стены зала, приглядываясь и прислушиваясь к окружающим. Она вновь подумала, что она здесь единственная дама без кавалера.
За два сезона ни один молодой мужчина не проявил к ней нежных чувств. Светские матроны шептались, что она слишком язвительна, слишком сурова, имеет собственное мнение и — что хуже всего — слишком хорошо образованна, чтобы стать подходящей невестой. Похоже, что цвет мужской части аристократического лондонского общества соглашался с этим суждением.
Подруги, озабоченные ее судьбой, только ухудшали дело, подсовывая ей своих сопротивляющихся братьев и кузенов, что вызывало у нее тревогу, а у них чувство неловкости. Когда ее второй сезон подошел к концу, она твердо решила никогда больше не подвергать себя такому испытанию.
А два месяца назад, когда Джулианна твердо решила остаться старой девой, к ней пришла первая любовь. Она поддалась ей быстрее любой зеленой девчонки и грезила наяву о замужестве, детях и, главным образом, о любви. Единственное утешение — никто больше об этом не знал. Она не призналась в своих чувствах ни одной живой душе, даже своей дорогой Летти.
На другом конце зала заиграл оркестр. Герцог встал и повел свою новобрачную в центр на первый вальс.
Джулианна не очень четко различала, как они обнялись, горечь и негодование охватили ее. Широкие юбки светло-голубого платья новобрачной грациозно взметнулись над отполированным до зеркального блеска полом, когда герцог закружил ее в танце. Шепот одобрения окружающих подтвердил смутное предположение Джулианны, что ни одна новобрачная не выглядела так прелестно.
