— Если Лундквист подпишется на подобную аферу.
— С ним все будет о'кей.
— Думаешь, Эстэва даст тебе уйти, после того как ты двинешь ему его же кокаин?
— Нет.
— Значит, уверен, что они попытаются разделаться с тобой, а мы попытаемся их опередить?
— Да.
— Не проще ли подкатить к нему домой и опередить, пока он нас не видит?
— Проще, но я так не могу.
— Я знаю, что не можешь, только никак не врублюсь почему.
— Помнишь тех типов в Мэне, которых засадили за то, что они стреляли по медведям в клетках?
— Ни один медведь их, ясное дело, задрать не мог.
— Ты бы так смог?
— Нет, — сказал Хоук.
Я промолчал.
— Гнилая аналогия, — сказал Хоук.
Небо впереди почернело, прочертилась граница, за которой встала стена снега. Мы мчались прямиком к ней.
— Конечно, — сказал я.
Глава 35
На уитонском шоссе, в сотне ярдов от его начала, находилось небольшое серое здание с островерхой крышей. Согласно вывеске, здесь продавали кофе и булочки с горячими сосисками. Хоук свернул с дороги и остановился рядом с «олдсмобилем», припаркованным напротив кафе. Из машины в овчиной дубленке, джинсах и тяжелых ботинках вышел Лундквист. В руках — дробовик. Я открыл дверцу и откинул спинку сиденья. Лундквист забрался в фургон и сел прямо на пол.
— Я здесь сам по себе, — сказал Лундквист. — Если из этого ни черта не выйдет — я просто отдыхал в свое свободное время.
Я познакомил его с Хоуком.
— Это не ты как-то обстряпал в Вустере дельце для Клиффа Каракса? — спросил Лундквист.
Хоук осклабился, но ничего не ответил.
— Ты, — сказал Лундквист. — Но этого никто никогда не докажет.
Открыв дверцу, Хоук вылез из машины и снял шубу — под мышкой висела внушительная пушка, 44-й калибр.
— Вон ту сумку не подбросишь? — попросил он Лундквиста. — Маленькую.
Лундквист подал ему сумку. Хоук вытащил из нее спортивную куртку «Ред Сокс» и напялил на себя. Сев на место водителя, он сменил ковбойские сапоги на высокие белые кроссовки. Зашнуровал их. Напялил на голову морскую фуражку. Вынув из сумки огромные кожаные перчатки, гораздо большего размера, чем требовалось даже ему, положил их на приборную панель. Достал автоматический пистолет двадцать пятого калибра — величиной с ладонь Сьюзен — и сунул его в карман куртки. Потом аккуратно повесил шубу на плечиках в салоне фургона, сунул сапоги в сумку, поставил в машину, залез в нее сам и захлопнул дверцу.
— Рабочий костюм, — пояснил я Лундквисту.
Хоук нажал на газ, и мы выкатили на Уитонское шоссе. Пошел снег, началось с нескольких снежинок, а потом повалило. Почти сразу нас окружил густой туман снегопада.
— Затишью пришел конец, — сказал я.
— Это нам на руку. Можно не бояться снайперской пули, — ответил Хоук.
Мы проехали через весь город, потом по 9-й автостраде мимо «Резервуар-Корта», где до сих пор оставались в заложниках мои рубашки, «лицо» Сьюзен и «мустанг». Минут через пять после того, как миновали мотель, я сказал:
— Следующий поворот направо — к Куоббину. Там через полмили есть наблюдательная площадка, закатишь на нее.
— Если Эстэва решит проверить, с собой ли у тебя кокаин, он засечет меня, — сказал Лундквист.
— Он собирается грохнуть нас независимо от того, с кокаином мы или без, — успокоил его Хоук. — Давно мечтает.
— Значит, проверять не будет.
— Если проверит, это будет означать, что на тот свет он нас отправлять не собирается.
— Собирается, — заверил Хоук.
Мы свернули к водохранилищу Куоббин и медленно покатили сквозь снежную пелену, пока не добрались до смотровой площадки. Обычно отсюда открывалась взору водная гладь водохранилища. Можно было, неторопливо уплетая запеканку или рулет, увидеть противоположный берег и представить себя парящим над водной гладью орлом.
Хоук заглушил мотор и погасил фары. Я вытащил из кобуры на бедре свой «питон» и воткнул спереди за ремень, куртку застегивать не стал. Хоук достал из кармана свой 25-й калибр и загнал в патронник патрон. Перекинув пистолет в левую руку, он натянул на нее одну из своих гигантских перчаток. Я помог ему надеть вторую — на правую.
— Перчатки выглядят весьма подозрительно, — заметил Лундквист.
— Всем известно, как быстро мы замерзаем, — напомнил Хоук. — Приходится кутаться.
— Африканские гены? — спросил я.
— Не-а, у нас член в два раза больше вашего — большая площадь поверхности охлаждения.
Лундквист сидел, скрючившись в три погибели, забившись в самый угол фургона, в темноту за водительским сиденьем. Я услышал, как он зарядил дробовик.
— Лундквист, я знаю, как ты рискуешь своей задницей, — сказал я.
— Да. Но если все сработает как надо — я герой.
Мы с Хоуком вышли из машины и встали рядом, прислонившись к передку фургона. Стекла в обеих дверцах оставили на дюйм-два опущенными. Щурили глаза от слепящего снега. Мою шевелюру запорошило в несколько секунд. Было не так уж холодно, может, всего несколько градусов ниже нуля, но ветер кидался в меня снегом, пронзая открытую грудь — куртку я не застегивал.
— Думаешь, нас окружили? — спросил Хоук.
— Мало чем поможет. Только если расставить людей в трех дюймах друг от друга.
— Они на это дело и легавых подписали — как пить дать.
— Само собой, — сказал я. — Они поймали нас с товаром по анонимному доносу — при аресте мы оказали сопротивление.
— Боишься, что Эстэва не появится?
— Появится. По той же причине, по какой отдал мальчишке пушку, из которой убил его отца.
Прежде чем увидеть, мы их услышали. Сначала приглушенный гул мотора, потом размытые снегом желтые пятна светящихся фар, — большой «линкольн» Эстэвы выкатил на площадку и остановился перед нашим фургоном. Мотор замолк, фары погасли. Сквозь снег можно было различить только темные очертания машины. Мы с Хоуком замерли. Из «линкольна» никто не выходил. Ни звука, ни движения.
«Лишь ветра вздохи и снежинок шепот».
Правой рукой Хоук расстегнул замок своей куртки. Из-за стены снегопада долетел какой-то звук. Хоук по-собачьи склонил голову чуть набок — «навострил уши». Из ватных недр бурана, медленно нарастая, доносился шум мотора еще одной машины, потом пробился тусклый свет передних фар, темный силуэт проплыл в пелене снега и замер позади нашего фургона. Мы оказались блокированы с двух сторон. Сквозь снег я с трудом, но прочел-таки надпись «Уитонская полиция». Голубая мигалка признаков жизни не подавала.
Со стороны водителя открылась передняя дверца «линкольна», в снег ступил Цезарь и открыл заднюю. Послышалась какая-то возня, затем из машины вышел Эстэва, за ним на коротком поводке выпрыгнул огромный ротвейлер — тот самый, что был с Эмми. С другой стороны из передней дверцы вынырнул Фелисе. Вся троица вместе с собакой направилась к нам.
Раздался спокойный голос Эстэвы:
