Что, если положить в конверт локон? Отличная мысль! Моррис быстро наклонился и сгреб с пола немного волос. Распрямляясь, он перехватил в зеркале взгляд девушки и неохотно поднес темную прядь к губам. Массимина смущенно зарделась. Какая сладкая штука любовь, не так ли?
Будут знать эти скоты, как устраивать ему проверку. А он еще выворачивался наизнанку, чтобы угодить им. Господи, да он даже этой хромоногой ведьме руку предложил!
(В конце концов, это же всего-то жалких четыреста тысяч фунтов. Безделица!)
Моррис откинулся на спинку стула, разглядывая в зеркале лицо Массимины, и попытался разделить восемьсот миллионов на пятьдесят тысяч. Господи, до чего же дурацкая валюта! Так, нули сокращаем… Теперь делим восемьсот тысяч на пятьдесят. Или восемь тысяч на пять. Шестнадцать тысяч. Моррис попытался представить шестнадцать тысяч банкнот. Увесистая пачка, это уж точно. Дьявол, куда же ее положить? Один-единственный правильно рассчитанный удар – и весь мир у твоих ног! А дальше, с умом вложив капитал, ты обеспечен на всю жизнь, – на жизнь, посвященную искусству и праздности. Возможно, он даже напишет книгу. О, какую дьявольскую уверенность он тогда ощутит! Хоть по воде ходи яко посуху. И папочка, наконец, узнает, у кого голова на плечах имеется – Моррис вернется и купит старикану шикарную квартирку в Илинге. А своей книгой даст ему хорошего пинка под зад. Он назовет ее «Распрямляя плечи». А потом, когда уже не будет нужды в деньгах, он сможет посвятить себя добрым делам: сиротским приютам и прочей ерунде, что в такой цене у публики, и…
– Морри! – Массимину поместили под сушку, обернув ей голову полотенцем. – Почему ты пишешь такими большими буквами?
Полотенце скрывало пышные волосы, и девушка выглядела совсем иначе: круглое лицо казалось озорнее, темные глаза лукаво блестели, нос заострился, щеки в брызгах веснушек напоминали зрелые яблоки.
Моррис почувствовал, что кровь вдруг прихлынула к щекам.
– У моего отца… э-э… плохое зрение. Все время забываю, что обычный почерк он разбирает с трудом, – поспешно добавил он, вспомнив про бисерные буквы, которыми покрывал открытки к родителю.
– Ты рассказываешь ему обо мне?
– Конечно.
– Прочитай, что ты там пишешь. Пожалуйста, Морри! Переведи.
Но гул включившегося фена заглушил ее слова, и Моррис смог вернуться к работе.
Нет, это ужасно. Оберточная бумага – это ужасно. Пошло. Гений обязан найти какой-нибудь блестящий ход. И указать такое место, где невозможно устроить засаду. Может, общественный транспорт?
Моррис вгляделся сквозь полумрак парикмахерской в угол, где на кафельном полу темнели срезанные волосы. Шелковистые черные и золотистые пряди, безжалостно растоптанные тусклым светом. Где же… Где же… Где же? Именно механизм получения выкупа – самое тонкое место любого похищения. Он видел немало фильмов, где человек, доставивший выкуп, подходит к телефонной будке и ждет звонка от похитителя, а тот стоит себе на ближайшей эстакаде, наблюдает и приказывает: перейди в другую телефонную будку, потом еще и т. д. Но в одиночку Моррису с этим не справиться. Особенно, когда под ногами путается Массимина. Посасывая карандаш, он поднял взгляд и наткнулся на веселую улыбку девушки; из-под колпака сушки Массимина послала ему воздушный поцелуй. Моррис улыбнулся в ответ. Этакой ободряющей улыбкой, мол, ты выглядишь потрясающе, дорогая….
И тут его осенило.
Надо уточнить время и определить день. Последнее, разумеется, зависит от того, когда он отправит письмо.
Поневоле почувствуешь себя жестокосердным, коли из-под твоего пера выходит такое, но ведь иначе и не напишешь письма с требованием выкупа.
Нет. Не от меня. От нас.
