спокойна, что по ошибке можно принять ее отношение за равнодушие. Эта мысль приводит меня в уныние.
— Что ж, пора заняться делом. Постараемся сделать все, что в наших силах. Только не переусердствуй с дружеским расположением, ладно? — говорит Конни.
— Ладно.
Конни понижает голос:
— Если б я ушла, мое поведение показалось бы странным.
— Верно.
— А поскольку о тебе уже составили определенное мнение у ворот школы, не хочу, чтобы о нас пошли сплетни. Хотя если вспомнить, что ты проделал с Дайан… Это был просто мастерский ход. По крайней мере, в связи с тобой упоминается не мое имя.
— А тебе было бы неприятно, если бы мне захотелось куда-нибудь пригласить Дайн?
— Только в том смысле, что мне не хотелось бы стать темой ваших разговоров в постели.
Она искоса смотрит на меня, тут же поднимает большую доску и вертит, словно внимательно рассматривает, кладет ее на пол и пару раз обходит кругом. Конечно же это делается для других мам- добровольцев, которые могут наблюдать за нами. Когда Конни убеждается, что им до нас нет дела, снова садится и говорит:
— Я очень благодарна тебе за то, что ты открылся мне в телефонном разговоре. То, что ты рассказал о своей женитьбе, помогло мне кое-что лучше понять.
— Что именно?
— Тебя. Почему ты вдруг снова проявляешь ко мне интерес. Я не знала, что и думать. Ты постоянно появляешься у ворот школы, потом вечерний фейерверк — он заставил меня вспомнить то, о чем я уже давно не вспоминала. Но теперь я понимаю.
— Да?
А я вот не уверен, что понимаю. Понятия не имею, к чему она клонит, и мне совсем не нравится чувствовать себя в полнейшем неведении.
— Я — твоя связь с прошлым, ведь так? Дело тут совсем не во мне. Лично ко мне ты ничего не испытываешь. Тебе просто хочется вспомнить о том периоде жизни, когда твое сердце еще не было разбито.
— Что?!
Должно быть, я выкрикиваю это слово, потому что Конни бросает взгляд на других мамаш и советует говорить потише. Я пристально смотрю на нее, изумляясь, насколько неверно она все понимает. Потому что все совершенно не так.
— Ладно, ладно, — шепчет Конни. — Тут нечего стыдиться. Ты прошел через развод и, естественно, не можешь рассуждать здраво. Как жаль, что именно я оказалась той женщиной, с помощью которой ты стараешься снова поймать нечто неуловимое. Ты даже не представляешь, насколько мне нелегко, но до определенной степени я смирилась с тем, что этой женщиной должна стать я. Прости, что не смогу помочь тебе иначе, кроме как доказав: то, что ушло, — ушло.
Мы долго смотрим друг на друга. Конни ищет на моем лице признательность за ее понимание. А я ищу признаки того, что ей «промывали мозги». Неужели она считает, будто я в депрессии? Может, она общалась с Крейгом? Невероятно, но они говорят одно и то же. Конни считает, что я изо всех сил пытаюсь справиться с проблемой по имени Андреа, разводом и всем прочим и поэтому обратил на нее внимание. Конни не думает, что она важна для меня сама по себе? Это главное.
— Я думаю о тебе, Конни. Я думаю о нас.
— Это не так, — улыбается она. — Скажи мне, Джон, до того, как ты столкнулся со мной у ворот школы, когда ты вспоминал обо мне в последний раз?
Я не отвечаю. Она кивает и выглядит довольной собой. Мое молчание стало для нее доказательством ее правоты.
— Кроме того, последние несколько месяцев я просила тебя сесть и поговорить со мной, но ты не захотел. Если бы ты действительно был заинтересован во мне, то обязательно это сделал бы. Ты всячески избегаешь разговоров, потому что не хочешь никаких выяснений. Не беспокойся, я это поняла. Я понимаю тебя.
— Ты говоришь так, потому что обиделась за то, что я не пришел в тот вечер. Для тебя это прекрасный выход.
Она серьезно качает головой.
— В таком случае: ты просто до чертиков боишься своих чувств ко мне. Ты хочешь меня, но теперь тебе не хватает решимости. Ты просто пытаешься оправдать свою трусость.
Конни грустно смотрит на меня. Ей жаль меня. Мне тошно от ее жалости.
— Думаешь, мне не хватает мужества вернуть тебя? — шепчет она. — Ты ошибаешься. Я могла бы поступить так же, как в тот раз. — Помолчав, Конни продолжает: — Могла бы, но не стану, потому что не хочу. Я знаю это абсолютно точно. Я не хочу предавать Льюка и рисковать благополучием своей семьи, но самое главное: я — не — хочу — тебя. Разве я не повторяла тебе это снова и снова? С тех пор, как мы опять встретились?
Я настолько поражен, что застываю на месте. Она говорит серьезно, но я ей не верю. Не хочу верить.
— Тогда почему ты согласилась встретиться со мной вечером?
— Хотела выяснить, говорил ли ты о нас мистеру Уокеру.
— Он знает, что у нас был роман.
Конни ахает и невольно бросает взгляд на Крейга, который стоит в нескольких метрах от нас.
— Как ты мог? Он директор школы, в которой учится моя дочь! Тупица… Неужели до тебя не доходит? Эта школа — не просто здание со множеством конструкторов «Лего» и разноцветных стикеров. Здесь проходит жизнь моей дочери. А ее жизнь не может быть частью твоей игры. И потом, я хотела спросить: сколько времени ты собираешься слоняться поблизости? Если ты намерен появляться здесь и дальше, мне придется поговорить с Льюком. Я действительно не хочу говорить с ним о тебе, но, если ты обосновался здесь надолго, у меня не остается выбора. Мне так стыдно, что своим поведением я продолжаю причинять ему страдания.
Последнее предложение она сказала скорее себе самой, чем мне, но при этом очень отчетливо, так что я прекрасно расслышал его.
Я поражен. Спокойствие Конни говорит мне о том, что все кончено, убедительнее, чем ее крики и угрозы прошлых лет. Ей стыдно. Она действительно переживает из-за того, что может снова заставить Льюка страдать, упомянув мое имя.
Значит, вполне вероятно, что она на самом деле согласилась тогда вечером со мной встретиться не из-за того, что захотела разворошить гаснущие угли и снова раздуть огонь. До меня дошло. Честно. Конни действительно изменилась. Это не притворство с ее стороны.
Я вспоминаю наши разговоры начиная с сентября и понимаю: она на самом деле не собиралась возобновлять нашу связь. Может быть, я слышал только то, что хотел услышать. То, что мне необходимо было услышать. Вполне возможно, что она хотела только защитить свою семью и свое будущее.
Я долго смотрю в окно. По-прежнему идет дождь, и капли воды на стекле освещены уличными фонарями. Тысячи крохотных частиц создают картину, напоминающую мне увиденную когда-то во время деловой встречи в Нью-Йорке, в Крайслер-Билдинг. Переговоры не ладились. Нам не удавалось найти решение, устраивающее клиентов, и кое-кто из нас после бесконечных часов, проведенных за столом, начал терять терпение. Был холодный и мокрый февральский день, за окном быстро темнело. Клиент задал мне непростой вопрос, и, чтобы выиграть время, я встал, обошел стол и остановился перечитать программу тренинга. Самое главное — не говорить первое, что пришло на ум. Этому приему меня научили во время одного из тренингов по менеджменту.
Помню, что в этот миг впервые обратил внимание на открывающийся вид, хотя наверняка сотни раз смотрел в окно в тот день, не говоря уже обо всех предыдущих посещениях. Я не ответил на вопрос клиента (потому что не мог), но сказал что-то вроде: «Каждый раз, когда в городах я смотрю на открывающуюся панораму, меня охватывает ощущение неограниченных возможностей. Столько жизней! Столько
