совершенно все равно, что и сколько они едят.
Я решаю купить и то и другое и заодно бросаю в корзину банку фасоли и упаковку замороженных грибов, которые, вероятно, будут вполне прилично выглядеть в жареном виде. Мистер Пэйтель, без сомнения, видит такие корзины каждую субботу. Он советует мне взять из холодильника свежий апельсиновый сок — он вкуснее, чем тот, который выбрал я. Я меняю пакет на маленькую бутылку свежевыжатого прохладного сока. После секундного колебания беру еще пару бутылок. Могу дать голову на отсечение, что, проснувшись, Лаура будет ощущать острую нехватку витамина С.
Лаура восхитительна.
Лаура, целующая уличных музыкантов — или, по крайней мере, позволившая мне поцеловать себя, когда я изображал уличного музыканта, — восхитительна.
Играть музыку в метро — это не основное мое занятие. Днем я работаю учителем музыки в государственной средней школе, расположенной недалеко от моего дома. Мне нравится эта работа, но я бы не сказал, что она дается мне легко. Я редко вижу в учениках талант и уверенность в себе. В рамках британской системы государственного образования считается дурным тоном показывать, что ты талантлив, и если уж кто-то из школьников и проявляет себя, то делает это на футбольном поле или на сцене, во время обязательного ежеквартального спектакля. После седьмого класса у всех детей складывается мнение, что скрипка — скука смертная. Большинство моих учеников выбрали музыку, так как решили, что это халява, — видимо, потому, что в ней нет глаголов, которые требуется спрягать, и чисел, которые требуется считать.
Раньше я посвящал выступлениям в качестве двойника Элвиса гораздо больше времени. Я надеялся, что сие занятие станет для меня чем-то вроде профессии, — многие люди зарабатывают этим неплохие деньги. Но не получилось. Теперь я выступаю только время от времени — в основном потому, что мне нравится видеть людей, которые любят музыку, а в моих классах, особенно в старших, таких людей исчезающе мало. Я ограничиваюсь несколькими свадьбами и днями рождения в месяц, а теперь вот еще подписался на один концерт в месяц в пабе «Колокол и длинный колос».
Мои выступления имеют для меня еще два плюса. Во-первых, они приносят мне некоторый доход в дополнение к учительской зарплате. Во-вторых, после того, как я спел несколько песен на свадьбе тети Марка Баркера, дети в школе начали испытывать ко мне нечто вроде уважения. Марк Баркер — самый бескомпромиссный парень в школе. Он вызывает в окружающих примерно столько же симпатии, сколько свежий, сочащийся кровью и гноем чирей, но учителя и ученики почему-то стараются понравиться ему, хотя и ненавидят себя за это. Мне повезло: Марк никогда не презирал меня в той же полновесной мере, как почти всех остальных учителей. Я пока прожил на свете меньше тридцати пяти лет и еще не перешел в разряд полумертвецов (Марк никогда не опускается до разговоров со старьем, стоящим одной ногой в могиле). И я не ношу круглый год сандалии на носки. Я даже подозреваю, что Марк всегда считал, что я ничего себе тип, но только никогда не мог простить мне того, что я школьный учитель. Вот если бы я занимался разработкой интернет-сайтов или рекламным бизнесом, Марк признал бы, что я в порядке. После выступления на свадьбе его тети я почти сравнялся в его оценке с представителями этих престижнейших и доходнейших профессий.
В какой-то момент дети узнали, что у меня есть вечерняя работа, притом что я преподаю музыку в школе, — боже, я не мог упасть ниже в их глазах. Довольно продолжительное время каждый раз, когда я проходил по серым школьным коридорам, мои барабанные перепонки страдали от бесчисленных какофонических интерпретаций «Тюремного рока». Я уже начал смиряться с тем, что буду слышать ублюдочные версии песни «Вернуть отправителю» до самого дня ухода на пенсию, который будет ознаменован получением золотых наручных часов. Когда в поле зрения юнцов появляется микрофон, они очень настойчивы, но не очень гибки в подходе. Затем Марк Баркер предложил мне прийти к нему в класс с гитарой. Поначалу мне не слишком импонировала эта идея — я считаю, что такие эксперименты всегда заканчиваются слезами, — но в итоге я провел скромный, но вполне неплохой джем-сейшен. Мне это даже понравилось.
Скоро вся школа узнала о том, что я «не совсем дерьмо», и мои уроки стали отличаться заметно большей живостью и насыщенностью и, чего греха таить, заметно лучшей посещаемостью. Удивительно было наблюдать, с каким интересом и энтузиазмом класс обсуждает музыку. Для меня это зрелище обладало неповторимой новизной.
Мои ученики, похоже, видели в Элвисе недостающее звено между Бетховеном и обожаемым ими хип- хоповым хламом. Заблуждение относительно того, что музыка, наполненная ругательствами и проклятиями в адрес Бога, — это круто, а все остальное — отстой, медленно изживало себя. Мы говорили о значении музыки в истории человечества, о ее месте в современном обществе, о возможности зарабатывать на жизнь с ее помощью. Одно из таких обсуждений привело к пари (с таким же успехом это можно назвать социальным экспериментом или откровенной авантюрой), которое состояло в том, что я должен был подкрепить действием свое утверждение, что мог бы зарабатывать на жизнь, играя музыку на улице. Вызов бросил Марк Баркер. Я не мог отступить.
Вот почему в тот день, когда я встретил Лауру, я изображал из себя уличного музыканта. Однако мне кажется, что, притворяясь уличным музыкантом, ты в самом деле становишься им — пусть даже только на пару пустых академических часов и перерыв на ленч. Это как, скажем, если ты притворяешься парикмахером и стрижешь чью-то голову, то на этот конкретный момент ты в самом деле становишься парикмахером. Я считаю, что это отличная концепция, поскольку она позволяет нам попробовать в жизни многие занятия.
Когда я увидел Лауру, я подумал, что она забавная и слегка странная. Меня всегда это привлекало в женщинах, хотя я по своему горькому опыту знаю, что таких женщин следует избегать (от «слегка странная» всего один маленький шаг до «совершенно психованная»). Еще я подумал, что она красивая и у нее приятный акцент. Мне нравятся австралийки — они умеют бросать фрисби. А когда она поцеловала меня — или, точнее, позволила мне поцеловать себя, — у меня в животе запорхали бабочки. Но я не ожидал ее снова увидеть. В метро каждый день ездит три миллиона человек, и это даже не была моя обычная линия, но, как любил говорить мой дед: «Никогда не недооценивай тех усилий, на которые способна женщина ради того, чтобы завладеть тем, что она хочет». А Лаура, видимо, хотела меня.
Эта мысль так меня вдохновляет, что я подпрыгиваю и щелкаю в воздухе каблуками, мысленно отметив, что надо будет исполнить этот маневр перед Лаурой, если представится такая возможность или возникнет шанс создать такую возможность. Женщинам нравится, когда их мужчины дурачатся, как дети. Интересно, удастся ли сегодня показать ей, что я умею ходить на руках?
Она сказала, что меня разыскала ее подруга и почти силой потащила на мой концерт. Это все глупости. Где, в таком случае, эта ее подруга? Вчера вечером она была одна. Я ни в коем случае не жалуюсь. Она очень решительная и редкая девушка, раз не испугалась навести справки и найти меня.
Я вставляю ключ в замок на двери подъезда, поднимаюсь по лестнице и бесшумно открываю дверь моей квартиры — не хочу будить Лауру, если она еще спит. С ее мальчонкой ей вряд ли часто выпадает возможность поваляться в постели. Но моя предусмотрительность оказывается излишней. Квартира встречает меня признаками активной деятельности.
В душе шумит вода, а телевизор настроен на канал Эм-ти-ви — чересчур громко для такого раннего часа. Скоро дядя из квартиры этажом ниже будет стучать щеткой в потолок. Он так всегда делает, когда я включаю музыкальный канал. Я улыбаюсь про себя. Еще одно доказательство того, что Лаура — девчонка высший класс.
Я принимаюсь готовить завтрак: ставлю рогалики в микроволновую печь, а все остальное кладу на сковороду, смазав ее предварительно растительным маслом. Почему-то я нервничаю. Говорю «почему-то», потому что я вообще-то привык занимать женщин по утрам, и завтрак — это трапеза, которую я готовлю чаще всего. Рискуя показаться жалким хвастуном, признаюсь, что мог бы после каждого выступления укладывать в постель красотку (или хотя бы не лосиху в шелковом белье). Женщины, которые приходят на мои концерты, редко представляют собой неприступную крепость. А если среди публики не находится той, кто завладеет моим воображением, на крайний случай у меня есть фанатки. Фанатки спят со мной, воображая, что спят с Элвисом Пресли. Это, конечно, слегка странно, но многие из них просто сногсшибательны, и я считаю, что напеть пару строчек из «Люби меня нежно» — небольшая цена за восторженный и ни к чему не обязывающий секс с длинноногой малышкой. Это не я ублюдок. Это биология.
