поддержке. Белый дом охотно принимал его на больших раутах. Двое удачливых президентов Америки из числа «двусрочников» - то есть с двойным сроком службы - играли с ним часто в гольф. Это был небольшого роста шестидесятилетний мужчина, с телосложением Мики Руни, однако своим исключительным социальным ростом он мог затмить небоскреб «Эмпайр Стэйт билдинг». Слоноподобный Рокко Дивальди, знаменитый босс профсоюза металлургов, сидевший рядом, чувствовал себя карликом перед ним.
В конечном счете, все эти великаны давали внушительную единицу измерения для всесильной личности Игнацио Паганини. Быть главной звездой в подобном созвездии, с невидимым влиянием на судьбы тысяч людей! Какое божественное ощущение! Но и какой безжалостный самоконтроль нужен, чтобы не смешивать божественный нектар с человеческим вином самодовольства.
Игнацио Паганини был подземной крепостью со сложными лабиринтами - настоящая линия Мажино, покрытая сверху мирными лугами и засеянными зелеными полями. На его лице отражалось величавое смирение природы, особенно сейчас, когда он говорил о величайшем успехе в своей жизни: долгожданном примирении с семьей Карузо. Этому он посвятил множество заседаний до и после подписания, но еще потребуется много обсуждений, связанных с практической реализацией. Существовал целый ряд фронтов кровавой войны - от политики до наркотиков и военной промышленности, следовало теперь их поделить, как мирные поля отчего наследства. Взаимные уступки стоили труда, зато впервые гарантировали чувство безопасности и уверенности - прежде всего за жизнь собственных детей. Падроне особо остановился на этом важном, положительном пункте соглашения.
- Теперь наконец-то ты, Лазурио, стал счастливым отцом. Твоя любимая Соня излечится от мании преследования, мучившей ее годами. А твои три маленьких сына не будут ходить в школу в сопровождении телохранителя... - сказал он через мгновение.
- Этим я обязан тебе, Игнацио. Ты мудро уладил дело... - растроганно улыбнулся тот.
- Моя невестка, Джульетта, поместила твою фотографию в золотую рамку и повесила ее над кроватками своих детей, - сказал Календари. Морщинистое, черепашье лицо дедуси еще более сморщилось от жизнерадостной улыбки, в эту минуту он был более всего похож на добрую, беззубую бабушку...
- У тебя красивые внуки, Сандро, - скромно прояснилось лицо падроне. - Крошка Тото – моя слабость...
- Он бережет пуще глаза тот мяч, который ты ему подарил на прошлый день рождения... - сказал старик.
- Естественно, ведь на нем автограф Ди Маджио...
Он спросил их всех по очереди о детях, женах, проявляя чрезвычайный интерес к мелочам. Но чем дальше продолжался разговор, тем более мрачнело его лицо, меланхолические тени искажали снисходительную улыбку. Когда кончилось заседание и члены совета прошли один за другим мимо него, чтобы попрощаться, он был очень бледен и выглядел страдающим.
- Ты плохо себя чувствуешь, падроне? – спросили его.
- Нет, нет... Так, небольшое головокружение... Уже прошло, - ответил он.
В то же мгновение Игнацио представил, какой переполох поднялся бы, стоит сказать этим людям о тайном протоколе, подписанным с Карузо. Однако он припас это страшное открытие для другого заседания. Жертва Марио ради высших интересов клана была личным вкладом падроне. Он не торопился раньше времени пожать благодарность и восхищение со стороны своих сотрудников. И помимо этого, руководители всегда хранят в себе некоторые резервные секреты, недоступные другим сотрудникам, - это делает более упоительным чувство превосходства.
Он сошел в одиночестве в оранжерею, после того как попросил Филиппе, личного охранника и секретаря, позвонить Клаудиа, чтобы она немедленно прибыла сюда. Он часто призывал ее дать отчет о Марио, а сегодня желал возложить на нее новые, дополнительные обязанности.
Пока что он хотел провести некоторое время со своими «одалисками»: так он называл редкие, экзотические цветы искусственной весны, которые поражали глаз своими фантастическими расцветками - настоящий фейерверк растительной палитры. Он потратил кучу денег за долгие годы на этот благородный «гарем». Сюда он приходил, когда у него было свободное время, получить исключительное эстетическое наслаждение. И прежде всего, удовлетворение человека, который умеет наслаждаться своим зенитом с философским достоинством, без этих плоских, непристойных развлечений Карузо. Ну и противная же это личность! У него есть все данные мудрого руководителя, мозги, полностью соответствующие эпохе. Но в каком-то отношении Карузо сохранял психологию заурядного крестьянина-сицилийца, который едет на медлительном осле, полный скотских суеверий, невежества и распутства. Не так уж были не правы его сотрудники, когда пришли убивать его на прошлой неделе. Паганини узнал об этом ночном приключении от него самого. Бывший противник часто звонил ему, с тех пор как они заложили основы будущего единства. После серьезных разговоров тот не забыл спросить, как идет воспитание Марио и когда тот «созреет»! Он был невообразимо циничен в своих высказываниях, этот отвратительный старик. Конечно, он с особой гордостью рассказал о неудавшемся заговоре и о наказании Марчелло Фумо! «Эти глупцы вернулись на свое место, как и положено. Не родился еще человек, который сбросил бы Боккачио Карузо...» - рассмеялся он в телефонную трубку. Конечно, такая самоуверенность имела серьезные основания, однако поведение его заместителей не предвещало ничего хорошего. Что-то стало не так в царстве Карузо, и следовало принять свои меры, когда начнется их сотрудничество.
Как раз в тот момент, когда он обдумывал все это, три его сотрудника появились заговорщицки в оранжерее, ступая на цыпочках. Это были два его заместителя и предприимчивый Карино. За ними послушно следовал слегка испуганный секретарь Филиппо.
Глаза падроне широко раскрылись от изумления и гнева, когда он увидел, как они неожиданно вынырнули из-за группы гортензий с Явы.
- Мы пришли по очень важному делу, падроне, - сказал мрачный Амадео.
- Очень важному, - добавил Родольфо.
- Это вопрос жизни и смерти, - подчеркнул Карино, выразительно держа руку в правом кармане пиджака.
- Что происходит? - холодно спросил падроне и проклял себя за то, что никогда не брал с собой пистолет, когда спускался в свой «гарем».
- Это касается твоего сына, падроне, - сказал Карино.
- Его судьбы... - добавил Амадео.
- Его жизни... - продолжил Родольфо.
- Я имею в виду одну великую тайну, которую узнал только вчера вечером, - сказал взволнованно Карино.
«Наверное, они узнали о дополнительном соглашении... - подумал Паганини. - Точно, это заместители Карузо проболтались, нарушив страшный закон омерты. Убить их за это как собак. Или еще хуже: как Марчелло».
- А от кого вы узнали тайну? - спросил повелительно падроне.
- От моей дочери! - сказал Карино.
- От твоей дочери? - изумился падроне.
- Да, от Джулии... - уверил Карино.
И неожиданно, как по команде, все начали смеяться, подпрыгивая, как дети, которые затеяли розыгрыш.
- Да, моя дочь, черт побери, - закричал с невероятным ликованием Карино. - Она позвонила мне вчера вечером и сообщила, что до безумия влюблена в твоего сына. Один раз она видела его в тот вечер, когда вы приезжали к нам в дом, в Чикаго... Она по уши в него влюбилась, как громом пораженная его очарованием, по-видимому. Она умрет, как она говорит, если не станет вечным спутником его жизни...
- Было бы большой ошибкой, если бы ты не согласился на это, падроне. - Смуглое лицо Амадео, с жесткими чертами мавританского пирата, потемнело еще больше от напускного волнения.
- Большая польза была бы для «семьи» от этого союза, - подчеркнул изящно одетый эстет Родольфо, выпучив правый глаз (левый он потерял в одной стычке и вставил в дырку от него стеклянный).
- Я его вознесу очень высоко, твоего Марио... - начал перечислять сказочное приданое Карино.
Однако мрачное лицо падроне нисколько не изменилось от радостных слов. «Заговорщики», теряя энтузиазм, переглянулись.
