— Ну, хорошо, — сказал он сдавленным голосом, — потом ты все объяснишь, а сейчас пошли отсюда, пока не сгорели.
И вот они втроем на крыше коринского домика. Андрей то и дело ощупывал Корина.
— Надеюсь, ты больше не перевоплотишься? — тревожно и насмешливо спросил Андрей.
— Нет, мой дорогой, нет! Я не гожусь в боги. Высокие посты в раю уже разобраны, и мне не хотелось бы работать внештатным ангелом.
— Неощутимый Джордж претендовал скорее на роль дьявола, — заметил Нибон.
— Да, пожалуй, — улыбнулся Джордж, — но вы послушайте, как это получилось.
Джордж окинул мечтательным взглядом потемневшее небо. Планетка Зеленый Перевал повернулась лицом к ночи.
— Глупы мы, братцы, — задумчиво сказал он. — Мы еще очень глупы. Мы не можем предвидеть самых близких последствий наших дел. Мы еще очень многого не можем и не знаем. С чего началась история неощутимки, свидетелями которой вы стали?
— Не только свидетелями, но и потерпевшими, — заметил Нибон.
— Так вот с чего все это началось? Вначале была мысль, и мысль эта была простая. Я ее выражал одним словом — «стереотелевидение».
Для обычного телевизора нужен экран из определенного материала. На таком экране электронный луч рисует изображение. Ну, а почему бы не сделать экраном пространство? — подумал я. Если изображение удастся передать в пространство, то мы получим объемное представление о передаваемом объекте. Однако с обычным пространством ничего не получалось. Сколько я ни бился, меня преследовали неудачи.
Тогда я пришел к выводу, что, пожалуй, экран все равно нужен. Но экран особого рода.
И вот здесь мне помогло одно явление. Вы, конечно, слышали и о сферическом пространстве, и об искривлении пространства под влиянием больших масс.
Мне удалось создать генератор искривленного пространства. Мощное гравитационное поле, получаемое в вакуумном ускорителе, обладает совершенно новыми замечательными свойствами. Чем выше мощность гравитации, тем сильнее искривляется пространство. Когда искривление достигает максимальной величины, пространство словно свертывается, замыкается в себе. Образуется шарообразное гравитационное поле, которое ничем себя не проявляет. Но человек, попавший в него, чувствует значительное увеличение тяжести. Это увеличение гравитации сдавило твою голову, Андрей, когда она проникла в грудь неощутимого Джорджа. Эти же гравитационные силы вращали тебя внутри Джорджа- гиганта.
Кроме того, такое, я его называю ГП — гаусс-пространство, совершенна непрозрачно. Световые лучи находятся в нем, словно в тюрьме. Они не способны вырваться наружу и двигаться по круговым орбитам.
Зато свет, попавший на поверхность такого шара, хорошо отражается и его видит посторонний наблюдатель. Раз возникнув, ГП уже не гибнет, пока не прекратится энергетическое питание. Оно может двигаться в обычном пространстве практически с любой скоростью, вплоть до световой. Изменяя силу поля, ГП можно расширять или сжимать вроде камеры раздутого мяча.
Получив сферическое гаусс-пространство, я возликовал. Вот здесь, перед моей башней висел большой белый шар — потенциальный экран будущего объемного телевидения. Каждое утро, проходя мимо, я приветствовал его. Мог ли я представить, куда меня заведут извилистые дороги изобретателя!
Я очень долго пытался придать гаусс-пространству форму передаваемого объекта. Мне удалось достичь этого, разработав специальную камеру для телепередачи. Вы видели яйцевидный колпак в моей лаборатории? Это та камера. Сейчас она здорово обгорела, но ее можно будет подремонтировать.
Человек или вещь заключались в камеру. Электронные лучи, направленные со всех сторон на человека, прощупывали каждый изгиб, каждую складку на одежде. Информация о размерах и форме объекта передавалась в виде определенных импульсов гаусс-генератору, и последний искривлял пространство согласно этой информации.
Таким образом, в один прекрасный день я получил свои отпечаток, слепок, если хотите, в пространстве. Перед башней висел уже не шар, а Джордж, словно высеченный из мрамора.
— Погоди! — вскричал Нибон. — А как же с цветом, ты ведь имел естественную, природную окраску? Я отлично помню твои щеки и глаза.
— Правильно, но это произошло значительно позже. Вначале Джордж-призрак был молочно-белый. Манипулируя с помощью гаусс-генератора, я заставлял свое изображение морщиться и гримасничать, как мне хотелось. Признаюсь, этот плясун доставил мне немало приятных минут. Ничтожные изменения в мощности излучения заставляли изображение корчиться самым диким образом. Он бил очень легко управляем, этот призрак. Ничего не стоило заложить ему обе ноги за голову и в таком виде пустить по полю вскачь на руках. Потом мне надоело управлять движениями Джорджа-призрака, и я поручил это кибернетическому мозгу, полученному из Управления резервов. Нужно сказать, что это исключительно сильная кибернетическая машина. Я всю ее установил у себя в башне и приспособил для своих целей. И уже недели через три Большой Кибер, так называл я этот кибернетический мозг, полностью овладел работой гаусс-генератора и руководил всеми движениями «призрака» лучше, чем я сам. Конечно, предварительно пришлось набить этот кибер всевозможными сведениями о человеческих движениях, которые у меня имелись. Но зато управлять движением стереоизображения стало очень легко. Даешь команду «вальс», и призрак старательно исполняет вальс, на команду 'пляска святого Витта' — призрак извивается в судорогах. Одним словом, здесь я достиг большого совершенства. Если меня в кабине не было, Большой Кибер сам «придумывал» команды и управлял «призраком».
Все шло хорошо, меня беспокоила только окраска. Белый цвет изображения стал меня раздражать. Но я долго не мог ничего придумать, пока не занялся изучением структуры гаусс-пространства. Мне удалось установить, что плотность гравитации на поверхности шара может меняться с изменением режима энергетического питания. Электромагнитные волны иногда способны проникать внутрь гаусс-пространства. Это значило, что часть световых лучей способна проникнуть, поглотиться гаусс-пространством, а следовательно, другая часть лучей, отраженная, дала бы окраску, цвет. Но вот беда, поглощение и отражение лучей происходило только при низкой мощности гравитационного поля, когда гаусс-пространство не смыкалось в сферу. Тогда я прибег к наложению пространства на пространство. Два гаусс-пространства, отличающихся мощностью, попадали в одно и то же место. Поверх мощного гравитационного поля я положил более слабое, которое, как пленкой, покрывало сильное гаусс-пространство. В этой пленке происходило поглощение и отражение световых волн. В зависимости от плотности этой пленки изменялась степень поглощения световых лучей. Я стал получать объемные цветные изображения различных предметов. Это была полная победа, и я уже хотел сообщить о своих достижениях на Землю, но тут произошло потрясающее событие, которое заставило меня надолго забыть обо всем на свете.
Цветные изображения стула, шляпы, приборов, газовой горелки вполне удовлетворяли меня. Они висели в воздухе перед башней, я детально осмотрел их и не нашел никакого изъяна. Все было как следует. Предметы как предметы.
— Только пользоваться ими нельзя, — заметил Нибон.
— Да, конечно. После многочисленных опытов я решил перейти к собственному изображению. Моя кабина стала еще более сложной. Ее окружило сплошное электронное измеряющее поле, которое фиксировало пространственное положение тела, его форму, объем, цвет моего лица, одежды и рук.
И вот в один прекрасный денек я влез в свое передающее устройство, включил аппаратуру и стал ждать. Передо мной находился экран обычного телевизора, на котором был виден двор, башня и молочный шар гаусс-пространства. Я наблюдал, как деформировался белый глобус, приобретая форму и цвет моей одежды. Я уже различил собственные руки и ноги, голову и вдруг… что-то произошло. Я перестал видеть экран телевизора, Большой Кибер, гаусс-генераторы; меня словно выбросило из башни, хотя я не почувствовал никакого толчка, кроме боли в глазах.
Я очутился в моем дворике на месте гаусс-пространства. Я видел свой дом, башню, траву в нескольких метрах под ногами и небо над головой. И в то же время я находился в своем передающем устройстве, хотя его-то я совершенно не видел. Когда я поднимал руки, они упирались в гладкие пластмассовые стенки. Я сделал шаг и ударился лбом о преграду. С большим трудом, наставив синяков, я нащупал рубильник и отключил питание. И тогда я вновь попал в ту кабину, в которой находился все время, вернее, вновь увидел
