каждым серьезным делом он советовался с доской. Бросал на нее кофейные зерна, отчего реки на доске набухали, как вены, и начинали течь то в одну сторону, то в другую. Он следил, куда текут реки, и выносил решения, окутанный облаками благовонного дыма. И все племя подчинялось его решению.
На этот раз старик всю ночь бросал кофейные зерна и бормотал несвязные слова, как это всегда делают люди, беседующие с богами.
Наутро он объявил всей деревне, что пришелец будет жить в его хижине и станет сыном племени. Люди молча выслушали слова жреца и одобрительно подняли вверх ладони. А вождь ушел в свою хижину, чтобы придумать новому воину имя.
Так молодой караиба стал жить в деревне за стеклянной стеной. Красивейшая девушка племени, дочь жреца по имени Адаманта-Анта, стала обучать его языку и обычаям ее народа.
Мудрый колдун хорошо сделал, сохранив жизнь молодому, сильному чужеземцу. Ведь он мог повелеть бросить его пираньям… Но какая от этого была бы польза? Мужчин в деревне осталось немного. Племя хирело с каждым годом. А свежая кровь чужого народа могла влить в дряхлеющие жилы потомков властителей Амазонки новые силы. Поэтому он сохранил юноше жизнь. Чужеземец не проник в тайну секретных ходов: его просто принесла сюда подземная река. А реку никак не заставишь течь вспять. Это жрец хорошо знал, хотя на его доске реки могли течь во все стороны.
Сидя на корточках возле сосудов из высушенной тыквы и глиняных горшочков с кураре, он курил трубку и, щурясь, следил за тем, как дым улетает сквозь решетчатое перекрытие крыши. Сезон дождей уже прошел, и можно было снять часть пальмовой кровли. Он лениво прислушивался к голосу дочери и краем глаза поглядывал на чужеземца, покорно повторяющего за ней слова.
Когда Адаманта-Анта смеялась, он понимал значение ее смеха и втайне радовался, что пощадил белокожего воина. Прошло всего около двух лун, а чужеземец уже понимает почти все, что ему говорят. Скоро и сам он будет говорить не хуже, чем остальные. А если он к тому же окажется и хорошим охотником, то о лучшем муже для дочери нельзя и мечтать. Вождь племени уже стар, пора позаботиться и о преемнике. С помощью же его, мудрого и всезнающего жреца, молодого, сильного воина нетрудно будет сделать вождем. У него будут внуки. Много здоровых и сильных внуков, которым он сможет со временем передать свои знания и свою власть над людьми.
Жрец не опасался, что чужеземец захочет покинуть стеклянную страну. Даже хорошо, если он попытается сделать это поскорее. В этом ему не нужно мешать. Он сам должен убедиться, что выхода отсюда нет. Тогда он скорее примирится с новой жизнью и забудет свой народ.
А молодой караиба вслушивался в мелодичное звучание чужих слов, и следил, как тень колеблемых ветром листьев перебегает по лицу девушки. Прихотливая игра светотени странно изменяла выражение крылатых, навсегда чем-то удивленных глаз.
Однажды, это было в какой-то праздник, в хижине жреца зажгли много свечей воскового дерева. Было тепло и душно. Пахло ароматичным дымом и перегретым воском. Женщины удлинили глаза к вискам черной краской женинапо и оттенили их синим соком лианы. От гуарани и кока зрачки стали большими и блестящими. Гремел шек-шек, гулко и призывно, то рассыпаясь дробью, то страстно урча, как большая лягушка в пору любви. Вокруг свечей кружились насекомые и сухо падали на пол, опалив крылья. Рыжий, напитанный светом и горячим дыханием дым подымался над хижиной и таял, не долетев до звезд. Кислый запах перебродившей юкки щипал ноздри.
Когда общее веселье достигло предела, пришелец услышал странный, все нарастающий звук. Он напоминал и гудение исполинского комара, и влажный шелест ночных листьев, и свист маленькой болотной гадюки. Барабан сразу же смолк, и остановились раскачивающиеся в танце разгоряченные тела. А звук все нарастал, заглушая прерывистое дыхание людей и треск свечей.
Страшная тень метнулась по стене, и все единой массой отпрянули в противоположный угол. Смыкая круги, под потолком летала большая серебряная птица. В красноватом свете хижины ее крылья отливали алым лаком перьев макао.
Зверь опускался все ниже, и гудение становилось похожим на стрекот кузнечиков. Люди в углу сбились в плотную массу. Кто-то не удержался на ногах и сел на пол, потянув за собой остальных. На середине остались стоять только пришелец и Адаманта-Анта. Зверь кружился над ее головой. Расширенные от ужаса глаза ее темнели, как две бездны. На виске трепыхалась жилка. И медленно сползала по щеке тяжелая капля пота, темно-красная от света и чадящих свечей.
Молодой караиба нагнул голову и прыгнул. Он схватил серебряного зверя за крыло и рванул его вниз. Стон удивления потонул в пронзительном женском визге. Все бросились прочь из хижины, сотрясая жерди ее стен и крыши.
Первым опомнился старый жрец. Он схватил свою дощечку и метнул на нее целую горсть зерен. Руки его дрожали, и он даже не поинтересовался исходом гадания. Он крикнул, чтобы чужеземец не выпускал из рук серебряную птицу. Потом он что-то быстро наказал дочери. Пришелец понял только, что ей приказано проводить его к одному из секретных ходов. Он должен был вынести зверя за пределы стеклянной страны. После этого он мог идти куда угодно. Возврата назад для него не было. «Пусть он уйдет, не выпуская Это из рук, и ты не касайся руки его, — сказал дочери жрец. — С этой минуты никто никогда не должен касаться его руки. Пусть он не возвращается».
Жрец подумал, что по закону в тот момент, когда чужеземец минует стеклянную границу, его следует убить. Но в хижине не было никого, кто мог бы прокрасться за чужеземцем до секретного хода и пустить в него стрелу. Все в ужасе бежали. А медлить было нельзя.
«Но он все равно обречен, да и не найти ему дороги назад», — подумал жрец, и эта мысль успокоила его. Повелительным жестом он велел немедленно выполнять приказание. Адаманта-Анта наклонила голову и выскользнула из хижины. Пришелец пошел за ней. Серебряный зверь в его руках был неподвижен и только урчал, как надутый бычий пузырь.
Когда они достигли секретного хода, была глубокая ночь. Кроны деревьев скрыли огни деревни. Только звезды светили бесстрастно и ярко, как тысячи лет назад. И язык их был прост и понятен без слов. И зов их был вечен и нов, как будто в эту ночь они загорелись впервые. Он позвал ее с собой, и она пошла с ним, ни разу не оглянувшись назад. Они спустились в заросшее колючим кустарником ущелье. Она пошла впереди, указывая ему путь. Он шел, стараясь не отстать от смутно белевшей в ночи накидки, сделанной из меха вампира. Они вошли в пещеру. Она, пренебрегая запретом, положила ему на плечо руку, и долго шли они в темноте, пока их глаз не коснулось дыхание ветра и звезд. Он разжал руку, и серебряный зверь канул в ночь. Когда в воздухе замер урчащий рокочущий звук, они пошли на юг, куда указывали звезды. От старого жреца Адаманта-Анта знала о тайных путях, которые ведут из стеклянной страны в Большой мир.
Долго шли они по безводным чападос, обходя тростники и кишащие змеями болота. Не глядя вниз, по одинокому бревну перебирались через горные потоки. Ночевали в пещерах и на деревьях. Собирали плоды и коренья и подкрепляли силы листьями гуарани. Им пришлось бежать по опасным звериным тропам от преследования морсего. Они слышали треск и шум погони, задыхаясь от ударов собственных сердец. Как-то его укусила змея, но она высосала из раны яд и приложила к ней целебные листья. И нога его не опухла. Когда на них напала пума, он отбился от нее суковатой палкой, заслонив собой прижавшуюся к дереву женщину.
Наконец по крику жакубим, которая селится возле людей, они узнали о близости человеческого жилья. Это была небольшая каучуковая фактория, затерянная в великом лесу. Несколько домиков, в которых жили серингейро, бар с бильярдом, склад готовой продукции, сарай с инвентарем — вот и все.
Серингейро жили в постоянном страхе и даже ночью не расставались с винчестерами. Много лет назад какие-то серингейро напали на деревушку племени кубен-кран-кегн и, убив нескольких индейцев, продали остальных в рабство. С тех пор племя мстило сборщикам каучука и постоянно совершало набеги на факторию.
Вот почему, когда какие-то черные от голода и лихорадки люди вышли из леса, серингейро чуть было не подстрелили их. Но, очевидно, судьба до времени берегла сына белого вождя и дочь жреца, ведя их к какой-то одной ей ведомой цели.
В баре шла очередная попойка. Серингейро пили попеременно качасу, виски, баккарди и пульке, приготовленную из сока агавы. Играли в кости. Ссорились. Рвали сукно на бильярдном столе. Стреляли в потолок.
