материального воплощения.
— Люблю слышать подобные ответы, — внезапно повеселев, промолвил Сартин. — Людям действия не нужны пустые советы. Сегодня вы вернетесь в Париж и переночуете на улице Монмартр. Соберите вещи. Найдите предлог, оправдывающий ваше отсутствие в течение примерно двух недель. Найдите благовидный предлог, замаскируйте его так, чтобы никто не докопался до истины. Завтра в девять утра за вами прибудет одноколка. Полагаю, вас не заподозрят вас в намерении отправиться в дальнее путешествие в столь хрупком экипаже.
— Мне кажется, план не слишком удачный. В случае, если за мной следят…
— Дайте мне договорить. Экипаж отвезет вас в квартал Пале-Руаяль. Сколько раз вы мне толковали про ужасающие заторы, случающиеся там каждое утро! И вы правы: Париж — огромный город, где каждый день на улицы, площади и перекрестки выезжают шесть тысяч экипажей. Вы настаивали, чтобы я принял меры. Я внял вам, господин реформатор. На площади Людовика Великого и улице Нев-де-Пти-Шан поставлены часовые и гвардейцы, которым поручено наводить и восстанавливать порядок на улице. Ваш экипаж попадет в самую толчею, я об этом позабочусь. Рядом с вами, дверца в дверцу, остановится дорожная берлина, и вы на ходу пересядете в нее вместе со всем своим багажом, а ваше место в одноколке займет мой человек. Не знаю, каким надо быть пронырой, чтобы суметь что-нибудь разглядеть в этой сутолоке, среди карет, телег, чертыхающихся возниц, уличных уборщиков, носильщиков и портшезов.
Потирая руки, он, видимо, представил себе, какой затор он устроит.
— Черт возьми, сударь, — продолжил он, — долго вы еще будете стоять с кислой миной? В дорожной карете вы доберетесь до Кале, и там сядете на пакетбот. В Лондоне вы отправитесь на Беркли-сквер, номер 4, где получите дальнейшие указания, связанные с выполнением вашей миссии. Господи, как мне хочется, чтобы вы поскорее очутились в Лондоне!
— А как же наш посол в Англии?
— Граф де Гин? О, это еще тот фрукт!
Сартин расхохотался, и Николя поразился, как молодо выглядело его лицо, когда суровая маска придворного уступала место искреннему веселью.
— Посол, — уточнил Сартин, — совершил ряд оплошностей, затруднивших его отношения с Его Величеством. К тому же обязанности свои, требующие остроты ума и гибкости мысли, он исполняет, мягко говоря, без особого успеха. Так что вряд ли его таланты произведут на вас впечатление; его способность надувать щеки прямо пропорциональна его глупости.
Николя тотчас вспомнил слухи о постоянных скандалах между послом и его секретарем, обвинявшим своего начальника в биржевых спекуляциях и использовании конфиденциальной информации.
— Так у кого же мне получить инструкции?
— У шевалье д'Эона. Во фраке или в платье, смотря по обстоятельствам, — хихикнул Сартин.
Николя с трудом припомнил загадочную личность, игравшую в тайных интригах королевской политики роль столь же двойственную, как и ее пол. Более осведомленные, чем он, вспоминали о шантаже, связанном с неким документом, разглашение содержания коего могло иметь тяжкие последствия для англо-французских отношений. Шевалье дорого обходился своему господину, но, пребывая в постоянном центре интриг, он не запятнал себя изменой, хотя и балансировал между явным бунтарством и купленной верностью.
— А что я скажу инспектору Бурдо? — наконец спросил Николя.
— Сколько вопросов! То же, что и всем остальным — то есть ничего. У вас нет причин встречаться с ним до отъезда, но если встреча все же состоится, храните гробовое молчание Миссия секретная, приказано молчать. Я сам позабочусь умерить его любопытство, загрузив его работой.
Генерал-лейтенант начал притопывать — то ли от нетерпения, ибо ему надоело отвечать на вопросы, то ли от холода и сырости, постепенно пронизывавшей их, грозя заморозить окончательно.
— Ох, чуть не забыл! Это очень важно.
Порывшись в карманах, Сартин вытащил кошелек из красного бархата с приятно округлыми боками и связку бумаг и все вместе протянул Николя.
— Вот он, главный двигатель войны! Здесь кругленькая сумма в гинеях и луидорах на дорожные нужды. Расходуйте их бережливо и осмотрительно. При первой же возможности обменивайте золото на серебро, чтобы не привлекать к себе внимания. Бумаги — векселя на неограниченную сумму, их можно предъявить в любом банке Англии. Надеюсь, я все предусмотрел, и не оставил вас без средств. Будьте внимательны, если вам удастся склонить Моранда к переговорам, следите, чтобы он не обобрал вас до нитки. Такую хищную птичку стоит только поманить, как она вопьется в вас без всякой жалости и начнет клевать, требуя куски все жирнее и жирнее. Впрочем, пожалуй, я достаточно предостерег вас; вам пора возвращаться в Париж и собирать вещи. Королевская карета ждет вас в Лувре[25]. Не забудьте захватить оружие. До скорого.
Комиссар поспешил на поиски кареты. Задумчиво глядя ему вслед, Сартин медленно помахал рукой, и ветер донес до Николя его последнее напутствие:
— Не доверяйте собственным глазам, зеркалам, открытым дверям и морским просторам. Возвращайтесь к нам, вы нужны королю, и…
Николя был слишком далеко, чтобы услышать последние слова начальника; но ему показалось, что угадал он правильно: «…и мне тоже». Неважно, были ли они произнесены на самом деле, главное, он в них поверил, и эта вера наполнила его радостным возбуждением, ибо он высоко ценил признание Сартина.
В королевской карете Николя к вечеру беспрепятственно добрался до Парижа; он чувствовал бы себя полностью удовлетворенным, если бы не дурные привычки, по-прежнему преобладавшие при дворе. Привилегированные пользователи служебных королевских карет никогда не стеснялись опорожнять свой мочевой пузырь прямо в кузове и пачкать бархатную обивку. Окунувшись в едкий запах мочи, Николя опустил все стекла и всю дорогу от Версаля до улицы Монмартр, невзирая на холод, ехал с открытыми окнами. Он старался не думать о том, что ждет его впереди, однако при мысли о порученной ему миссии его охватывал бурный восторг. Подобно выпущенному на волю скакуну, он уже видел себя на корабле, плывущем по морским просторам. Чувство безграничной свободы сопровождало его до самого дома Ноблекура, куда он прибыл закоченевший, с бьющимся сердцем и пустым желудком. Обследовав кухню, он нашел глиняное блюдо со свиным рагу; соус, где плавали кусочки свинины, превратился в желе, подернувшееся слоем сала. Побуждаемый воспоминаниями детства, он отрезал длинный ломоть хлеба, намазал его салом, а сверху посыпал крупной морской солью. Справившись с импровизированной закуской, он пошел в наступление на мясо, притаившееся в ароматном трепещущем прибежище; остатки сидра из большой бутыли достойно оросили его трапезу, завершившуюся несколькими ложечками желе из айвы нового урожая.
Насытившись, он отправился собирать чемодан. Он аккуратно сложил запасной фрак, две рубашки, панталоны, пару ботинок с пряжками, пару чулок, томик переводов из «Метаморфоз» Овидия, пузырек с эликсиром из монастыря Карм Дешо (память об отце Грегуаре) и миниатюрный пистолет, крепившийся между крыльями треуголки, полезнейший подарок, сделанный ему некогда Бурдо. Почистил шпагу и смазал жиром сапоги. Наконец он щеткой стряхнул пыль с черного дорожного фрака из добротной шерсти и дорожного плаща. Добавив к приготовленным вещам пару перчаток, он сложил багаж на стул. Чтобы не брать с собой кожаный ремень, он наточил бритвенный прибор и захватил с собой мыло, опасаясь, что в дороге сможет его не найти. Потом он прочел выученную в детстве молитву и, постаравшись выбросить из головы все мысли, лег в кровать и заснул.
Отъезд прошел без особых сантиментов. Он сказал, что отбывает в провинцию дней на десять, и господин де Ноблекур, похоже, все понял. Николя сел в присланную за ним одноколку, и лошадь, подгоняемая ударами кучерского кнута, пустилась рысью. Добравшись до квартала Пале-Руаяль, он почувствовал, как карету его искусно вовлекают в организованное вокруг коловращение экипажей и повозок. Лица возниц показались ему знакомыми; приглядевшись, он узнал агентов, приставов, осведомителей и прочих субъектов, готовых за вознаграждение помогать полиции, а также доверенных лиц его начальника.