почтением, ваши друзья заботятся о вашем здоровье, и, зная ваши природные гурманские наклонности, хотят избавить вас от искушения, кое обойдется вам в очередной приступ подагры, в то время как сейчас вы бодры, веселы, в прекрасном расположении духа, красноречивы и помолодели лет на двадцать…
— Умолкни, льстец!
— Нисколько, я говорю то, что вижу. Кроме того, мы не хотим спугнуть Сансона. Он относится к вам с таким благоговением, что в вашем присутствии лишится дара речи. А нам крайне необходимо его содействие.
— Принимаю сей двусмысленный комплимент, хотя от него издалека потягивает иезуитством, — улыбнулся Ноблекур. — Но когда настанет пост, я отомщу за себя, подав вам на ужин рыбу, пропахшую старой деревянной бочкой!
Николя рассмеялся, и, продолжая хохотать, выбежал из кабинета Ноблекура и поднялся в свою квартирку, чтобы привести себя в порядок. Он уже собирался уходить, как вдруг вспомнил о ключах. Но напрасно он рылся в карманах плаща, в котором он ездил в Англию. Его охватило беспокойство: на его связке висели ключи от дома Ноблекура и от квартиры Жюли де Ластерье; последние — на голубой ленточке, подаренной ему его возлюбленной. Быть может, они выпали из кармана, когда он после бешеной скачки въехал во двор и свалился на руки мальчишкам-подмастерьям? Спустившись по лестнице, он расспросил Пуатвена и Марион, а потом и мальчишек из булочной. Связки ключей никто не видел и никто не находил. Итак, если Катрина, уже отбывшая к Семакгюсу, тоже не сможет пролить свет на эту пропажу, то дело — в который раз! — запутывалось еще больше. Пропажа ключей встревожила его. Вспомнив о вынужденной остановке в Айи-ле-О-Клоше и о распотрошенном чемодане, у него внутри все похолодело. Тогда сгоряча ему показалось, что ничего не пропало. Он попытался вспомнить, когда в последний раз держал в руках ключи, но не смог. Возможно, после его последнего посещения улицы Верней? Он напряг память: когда в ту ужасную ночь он вернулся на улицу Монмартр, дверь, как обычно, когда Ноблекур принимал гостей, была незаперта. Ключи могли потеряться как во время его ночных скитаний, когда было совершено преступление, так и во время его падений по дороге из Кале в Париж. Внезапно он вспомнил, как в толчее на улице Нев-де-Пти-Шан, устроенной, чтобы он незаметно перебрался из одноколки в громоздкую берлину, он, опасаясь потерять ключи, сунул руку в карман и придержал их. Следовательно, скорее всего он потерял ключи в Англии. Он попросил Пуатвена положить ключ от черной лестницы, ведущей к нему в апартаменты, за уголок оконной рамы, где вряд ли его станут искать. Ему не хотелось будить старого слугу, когда он поздно вернется из Вожирара.
Экипаж доставил его в Шатле. Непогода улеглась, и городские фонари засияли как нельзя ярко. Сансон в зеленом фраке и Бурдо во фраке мышиного цвета ожидали его под портиком, коротая время в беседе с Рабуином. Агент продолжал поиски бесследно исчезнувшего Мальво, ибо ни в одном реестре не значилось, что молодой человек покинул пределы королевства. Карета развернулась и покатила в привычном направлении: со времени своего знакомства с Семакгюсом Николя по нескольку раз в месяц ездил в гости к корабельному хирургу. Проехали мост Руаяль, величественную громаду Инвалидов и заставу Вожирар. На небе, в просветах между тучами, загорались звезды. Вокруг Медонских холмов чернильной стеной клубились низкие темно-синие облака. Аспидно-черное небо простиралось до самого горизонта, постепенно захватывая западные предместья. Снег таял, из-под колес фиакра вылетали длинные черные струи грязи, и редким спешившим домой прохожим приходилось от них увертываться.
В тревожной мгле массивный дом Семакгюса выглядел оплотом спокойствия. Снаружи его освещали фонари. Судя по мельканию силуэтов в окнах, друзей ждали. В дверном проеме, ведущем в кухню, высилась фигура корабельного хирурга, сменившего фрак на передник. Лошадиное ржание известило хозяина о прибытии гостей. Сансон, встреченный с особой теплотой, наконец перестал хранить молчание, старательно оберегаемое всю дорогу.
— Я помогал Катрине и Аве, — заявил Семакгюс.
— И что же вы делали? — заинтересованным тоном спросил палач, с любопытством склоняясь над расставленными на столе тарелками.
— О! Меня привлекли для осуществления деликатнейшей операции: я фаршировал кишки фуа-гра и мясом каплуна! Ведь затем кишки надобно поварить в горячем молоке, ни в коем случае не давая ему закипеть, иначе разрушится гармоничное сочетание вкусов ингредиентов или — еще хуже! — кишка прорвется и начинка вывалится.
— Аромат многообещающий, — задумчиво произнес Бурдо, подняв голову и раздувая ноздри, словно охотничий пес, почуявший дичь. — И чем же вы нафаршировали сии хрупкие оболочки?
— Четверть фунта мелко нарезанного свиного сала, фарш из фуа-гра и мяса каплуна, взятых в равных долях, душистые травы, лук-татарка, соль, перец, мускатный орех, толченая гвоздика, шесть сырых желтков. Я смешал все, а потом осторожно начинил сей смесью свиные кишки.
Семакгюс повел друзей к себе в кабинет, куда принесли пиршественный стол. Они устроились возле большого камина из светлого камня, где весело потрескивал огонь. Комнату наполняли редкости, собранные хозяином во время его плаваний в далеких морях: чучела экзотических животных, минералы, ткани, произведенные туземцами, гербарии и прочие диковины. Каждый раз, войдя сюда, Николя погружался в мир дальних странствий, о которых он знал из записок путешественников и мореплавателей, пробуждавших в нем стремление выйти в море.
Катрина принесла бутылку ликера и сочла своим долгом лично наполнить рюмку каждого.
— Этот напиток напомнит нам доброе старое время в «Коронованном дельфине», — произнес Семакгюс. — Тогда Полетта угощала своих клиентов дивным напитком, присланным ее дружком с Антильских островов.
При напоминании о далеких островах у Николя вновь проснулись безответные вопросы. С щемящим сердцем он вспомнил, что корабельный хирург некогда стал случайным любовником Сатин, пансионерки веселого дома Полетты. Однако он быстро успокоился, сообразив, что ребенок, о котором он подумал, родился гораздо раньше.
— Господа, — произнес Бурдо, — мы собрались, дабы почтить нашу дружбу, а также помочь Николя разобраться в печальной истории, всем нам прекрасно известной. Каковы плоды ваших размышлений, и какие новые пути сии размышления перед нами открывают?
— Я, — начал Семакгюс, — совершил маленькое открытие, кое, как мне кажется, должно нас заинтересовать. Вы знаете, я начал работу над объемным гербарием, поэтому мне приходится часто посещать Королевский ботанический сад и знакомиться с его богатейшими коллекциями. Недавно я встретил там человека, почитаемого мною превосходным специалистом своего дела. Это господин Дюамель дю Монсо[34], гербарист и одновременно один из наших лучших кораблестроителей.
— По какому случаю состоялось ваше знакомство? — спросил Николя.
— Он написал труд, где дает советы, как сохранить здоровье моряков на кораблях королевского флота. Я совершил немало морских переходов, и он пожелал воспользоваться моим опытом корабельного хирурга. И вот, в одну из встреч я рассказал ему про наши знаменитые зернышки. Он тотчас ответил, что речь идет о гаитянском жгучем перце, чьи маленькие и круглые плоды, равно как и семена, никак не могут стать причиной отравления[35]. А еще он сказал мне, что, возможно, перец взяли для отвода глаз, чтобы скрыть другое вещество, неизвестное и ядовитое.
— Показания Казимира заставляют нас топтаться на месте, — заметил Бурдо. — Итак, он готовит курицу. Следовательно, яд не может попасть в курицу; яд находят в молочном напитке, предназначенном для госпожи де Ластерье. Николя видел Казимира и подтверждает это. Следовательно, Казимир лжет, что не заметил Николя. Казимир утверждает, что Мальво провел вечер на улице Верней, но отказывается отвечать на вопрос, могла ли его хозяйка питать слабость к этому хлыщу. Не слишком ли много противоречий?
— В самом деле, — подал голос Сансон, — мой скромный опыт, или скорее интуиция, уже во время допроса — а допрашивал его я — подсказала мне, что он лжет.
— Но зачем ему лгать? — спросил Бурдо. — Значит, есть кто-то, кто попросил или же заставил его скрыть истину.
— Подведем итог, — произнес Семакгюс. — Мне кажется, Бурдо задал своевременный вопрос. Кто
