закрываем крышкой и ставим на сильный огонь; через полчаса мясо пустит сок. Тут мы поливаем его белым винцом из маленькой бутылочки и добавляем несколько ложек бульона, потом убавляем огонь и даем ему потомиться, а сами пока занимаемся делом. Надо сказать, за то время, что огузочек томится, можно успеть принять стаканчик, и не один, ведь только через пару, а то и через три часа огузочек призовет нас к себе своим восхитительным ароматом. Разрежем его и подадим с луковым пюре. И, как всегда, пару кувшинчиков шинонского. Ну, а чтобы все легко прошло, на десерт я принесу вам мармелад из сушеных слив, за который вы мне точно станете петь Аллилуйю.
— Иди же и неси все, что ты нам тут расписал, — произнес сияющий Семакгюс. — Иначе тебе не избежать обвинения в занудстве.
Подождав, пока трактирщик удалится, хирург, повысив голос, пропел тоном рыночного торговца:
— Всего шесть су, всего шесть су, вот портулак, а вот латук!
— Что привело вас в столь веселое расположение духа? — поинтересовался Николя, разливая вино, только что поставленное на стол.
Сделав первый глоток, все умолкли, отдавая должное напитку. Он оказался отменным, и стаканы немедленно наполнили заново.
— Итак, — начал Семакгюс, — я продолжил изучать растения в Королевском ботаническом саду, равно как и тамошние коллекции…
— Что это за коллекции? — спросил Бурдо.
— Огромные деревянные шкафы с множеством ящиков, где хранятся картонные папки с засушенными образцами растений и их семян, снабженные научными описаниями со всевозможными ссылками. Итак, я открывал ящик, изучал экспонаты, размышлял и ставил папку на место. Обследовав несколько ящиков, я неожиданно наткнулся на пустую папку. Она торчала невпопад, ее засунули явно впопыхах. Я полюбопытствовал, тем более что наклейка на папке извещала о том, что в ней содержатся образцы… Впрочем, предоставляю вам возможность самим назвать это растение.
— Гаитянский перчик, — выдохнул Николя.
— О! Как вы догадались?
— Мне кажется, иной образчик вряд ли привлек бы пристально ваше внимание, — скромно ответил Николя.
— Но это еще не все, — нетерпеливо продолжил Семакгюс. — Хранитель коллекций, господин Бишоп, исполняющий обязанности помощника господина Жюсье, заведующего Ботаническим садом, пылко влюблен во вверенные ему сокровища. Он завел специальный реестр, где на пронумерованных и завизированных, словно нотариальные копии, страницах указывает имена посетителей, пожелавших ознакомиться с коллекциями. Он приобрел эту привычку после того, как в кабинете случилось несколько мелких краж. Теперь он записывает не только имена, но и адреса посетителей, а также указывает причину, побудившую их обратиться за консультацией, и просмотренные ими гербарии и папки. Кстати, а знаете ли вы, что сад открыт для публики только по вторникам и четвергам?
— Черт побери, вот это номер! — воскликнул Бурдо, от возбуждения опорожняя третий стакан.
— Итак, — продолжал корабельный хирург, — последний любитель посетил кабинет… 4 января 1774 года, то есть ровно за два дня до интересующего нас вечера 6 января, когда отравили госпожу де Ластерье!
— Не частите, моя бедная голова не успевает за вашей мыслью, — простонал Бурдо. — Хотя, может, это вино из Шинона ударило мне в голову. Но какого черта, мы уже знаем, что ее отравили отнюдь не гаитянским перцем, ибо тот нисколько не ядовит…
— Разумеется, — вмешался Николя, — и благодаря Семакгюсу мы точно знаем, что толченые семена перца подсыпали в напиток Жюли, чтобы скрыть присутствие неизвестного и сильнодействующего яда.
— И все же, зачем красть перец? — снова спросил Бурдо.
— Без сомнения, у Казимира кончились запасы пряностей, привезенных с островов, — примирительным тоном произнес Николя, — а преступник хотел выдать за яд продукт, имевшийся в доме и доступный всем домочадцам, в том числе и мне. Какую роль отвели Казимиру? Теперь мы вряд ли узнаем; мертвые не говорят.
— Господа, господа, — вмешался Семакгюс, — погодите делать выводы, лучше послушайте дальше! Итак, во вторник 4 января 1774 года некто по имени Шарль дю Мен-Жиро попросил дозволения ознакомиться с коллекцией растений с Антильских островов. По словам господина Бишопа, это был молодой человек из хорошего общества, прекрасно одетый, очень вежливый и без каких-либо особых примет. После его ухода хранитель и обнаружил кражу.
— А его адрес? — спросил Бурдо.
— Вот оно, самое главное! Сей господин проживает в меблированных комнатах на улице Сен- Жюльен-ле-Повр.
— Полагаю, мы в состоянии нанести визит этой птичке, — пророкотал Бурдо.
— Непременно, — согласился Семакгюс, — тем более что, по сведениям Рабуина, уже разведавшего обстановку в квартале, он живет в доме, принадлежащем…
Все буквально впились взорами ему в рот.
— …господину Бальбастру, органисту из Нотр-Дам, и яростному хулителю господина Николя Ле Флока, комиссара полиции Шатле.
Когда трактирщик принес большое, только что снятое с огня глиняное блюдо, его клиенты сидели молча, с изумленными физиономиями. Ставя на стол блюдо с ароматной, тающей во рту телятиной, покоящейся на перинке из лукового пюре, он приписал сие восхищение своим талантам и чревоугодию клиентов.
IX
НА ОХОТУ
Живыми удалось нам выйти на берег ада.
Трапеза превратилась в военный совет.
— Итак, — заявил Николя, — вот что мы сделаем… Бурдо отправится в дом, где проживает молодой человек, и на месте все разведает. Если птичка в гнезде, он привезет ее в Шатле, где мы ее допросим. А я займусь завещанием Жюли. У меня есть несколько ее писем, и я хочу вместе с завещанием показать их специалисту по почеркам. Я знаю одного служащего из Министерства иностранных дел, умеющего ловко вскрывать запечатанные послания, купленные или похищенные у курьеров соседних держав; полагаю, он мог бы нам помочь. Для этого я отправлюсь в Версаль, где…
Он чуть было не сказал, что должен отчитаться перед королем за поездку в Лондон, но вовремя остановился.
— …где Лаборд, как обычно, протянет мне руку помощи. Вернувшись в Париж, я, вооруженный полученными результатами, отправлюсь к мэтру Тифену и постараюсь добиться от него правдивых показаний. На крайний случай, пригрожу арестовать его; полагаю, от этого он станет более сговорчивым. Что же до Бальбастра, то после разысканий инспектора у нас, уверен, возникнут новые вопросы к сему своенравному персонажу. Думаю, у него есть что рассказать; его фигура слишком часто всплывала во время расследования, и вряд ли случайно.
— Не следует забывать, — произнес Бурдо, — что Бальбастр, несмотря на всю свою надменность, не имеет алиби.
Поедая мармелад из сушеных слив, Николя размышлял, какая связь существует между ним и органистом из Нотр-Дам. В доме Бальбастра он впервые встретил Жюли де Ластерье. Органист знаком с таинственным Мальво. Его подозревали в принадлежности к двум тайным обществам. Когда его прижали к стенке, он обронил, что некая могущественная личность заставляла его поступать так, а не иначе и
