– Она просто моя знакомая, – возразил, я. – И мы просто идем в кино. Мы же не любовники, скрывающиеся от своих законных супругов.
Отец покачал головой, ошеломленный тем, до чего докатился мир.
– Мне неважно, до чего там у вас дошло, – сказал он и снова показал на Пэта. – Я просто беспокоюсь о нем. Эта девушка… у вас с ней серьезно?
– Не знаю, папа. Может быть, ты разрешишь сначала сходить на первое свидание, а потом уже выбирать занавески?
Я строил из себя оскорбленную невинность. Но я понимал, что, если начну встречаться с женщиной, его это смутит и испугает. Я вовсе не собирался причинять отцу боль. Я просто хотел показать ему, что мне тридцать лет и что мне самому решать, когда нужно снимать стабилизаторы.
Мы добрались до неровной бетонированной площадки перед старенькой эстрадой.
– Ты готов? – спросил отец у Пэта.
– Готов, – ответил Пэт, но в голосе его не прозвучало и малейшей готовности.
– Я тебя держу, ладно? – сказал папа, убыстряя шаг. – Я и дальше буду тебя держать. Просто сиди прямо и жми на педали.
– Хорошо.
– Ты держишься?
– Держусь!
Они рванули вперед по площадке, лица Пэта не было видно за капюшоном, а отец согнулся над ним в три погибели, как будто за маленьким эльфом гнался злой горбун. Потом он отпустил велосипед.
– Ты держишь, деда?
– Держу! – крикнул он, оставшись далеко позади Пэта. – Жми на педали! Я тебя держу!
Маленькие ножки крутили педали. «Колокольчик» опасно покачнулся, когда Пэт проехал по луже, расплескивая воду, но затем снова выпрямился и набрал скорость.
– У тебя получается! – закричал папа. – У тебя получается, Пэт!
Он обернулся посмотреть на меня, и мы оба громко рассмеялись. Я подбежал к отцу, и он обхватил меня рукой за плечи. От него пахло лосьонами «Олд Спайс» и «Олд Холборн».
– Ты только посмотри, как он едет, – гордо сказал отец.
Велосипед добрался до конца площадки, подпрыгнул и свернул на траву. Теперь Пэт ехал медленнее, но все так же яростно крутил педали, направляясь к деревьям.
Не заезжай слишком далеко! – закричал я. Но он меня не слышал. Он растворился в тени старых дубов, как будто какое-то фантастическое создание в капюшоне возвращалось к себе в берлогу.
Мы с отцом переглянулись. Теперь мы уже не смеялись. Мы во весь дух припустили за ним, выкрикивая его имя и поскальзываясь на мокрой траве.
Но Пэт беззаботно выехал из лесу к нам навстречу со свалившимся капюшоном и улыбкой до ушей.
– Смотри, как я могу, – гордо произнес он, привставая в седле, перед тем как затормозить.
– Блестяще, Пэт! – похвалил я. – Но не уезжай далеко, ладно? Катайся так, чтобы мы тебя видели.
– Что с дедушкой? – спросил он.
Отец прислонился к дереву, схватившись за грудь и жадно хватая ртом воздух. Кровь отлила у него от лица, и в глазах было что-то такое, чего я раньше никогда не видел. Возможно, это был страх.
– У меня все нормально, – прохрипел он.
– Дедушка! – испугался Пэт.
– У дедушки все нормально, – повторил отец.
Прошла долгая, мучительная минута, и ему удалось набрать воздуху в легкие. Все еще задыхаясь, отец рассмеялся над тем, как мы перепугались.
– Я просто старею, – сказал он. – Я уже слишком стар для пробежек по лесу.
И я решил, что именно так оно и есть – старость подкрадывается к человеку, чье тело столько вынесло в молодости. Всю свою жизнь я наблюдал, как маленькие осколки шрапнели, зазубренные и черные, выползали из его крепкого тела. Каждое лето мы видели гигантский шрам в виде звезды у него на боку. Вся эта боль должна была нагнать его рано или поздно.
Но я ошибался. Это не был зов из прошлого. О себе, как выяснилось уже потом, заявляло будущее.
– Не волнуйтесь обо мне, – успокоил нас отец, – все в порядке. Поехали домой.
И мы пошли к его машине, пересекая растущие тени этого длинного сентябрьского дня. Пэт мчался впереди на велосипеде, отец мурлыкал себе под нос «С тобой я чувствую себя моложе», и его утешали его личный Дин Мартин и его персональный Фрэнк Синатра.
20
Когда у тебя стабильные семейные отношения и ты уверен, что они продлятся целую вечность, тебе и в голову не приходит, что можно в третий раз за день стоять под душем, готовясь к свиданию.
Ты думаешь, что все это у тебя уже позади, точно так же, как и то, что ты больше не просишь маму постирать твои вещи и не берешь денег у отца.
Тебе даже в голову не приходит, что снова настанет то время, когда ты будешь относиться к своей личной гигиене так же фанатично, как пятнадцатилетний подросток с перманентной эрекцией. Что ты снова будешь мучиться у зеркала, пытаясь укротить свои взъерошенные волосы. Что ты будешь чистить зубы, которые и без того уже безукоризненно чисты. И все это только затем, чтобы просидеть пару часов в темноте с представительницей противоположного пола, с которой ты совсем недавно познакомился.
Просто кошмар какой-то! Свидания – это игры для молодых. С годами теряешь навыки. А вдруг у тебя уже ничего не получится?!
Готовясь к свиданию с женщиной, с которой недавно познакомился, ты используешь другой отдел мозга, чем когда собираешься куда-то, например, со своей женой. Ты напрягаешь другую группу мышц. Так что это совершенно естественно: если ты снова после долгого перерыва заставляешь работать эти мышцы, они твердеют и напрочь отказываются повиноваться.
Двое взрослых людей играют в подростковые игры: пытаются хорошо выглядеть, встречаются в назначенное время, знают, что уже можно, что нужно немножко подождать, а чего так и не случится до скончания века. Должно быть, ужасно трудно вернуться ко всему этому после того, как прожил с женой много лет. Но с Сид это было нетрудно.
Благодаря ей это стало просто и даже естественно.
– Очень важно, что за фильм мы посмотрим о тобой вместе в первый раз, – авторитетно заявила Сид. – Я понимаю, что мы просто друзья и так далее, но очень важно, какой именно фильм мы сегодня выберем.
Я притворился, будто понимаю, о чем она говорит.
– Обычно на первом свидании все стараются действовать наверняка, – продолжала Сид. – Идут смотреть хит сезона. Один из тех фильмов, где Нью-Йорк разрушают пришельцы, или прибойная волна, или гигантская обезьяна, или что-нибудь в этом роде. Они считают, что с таким кино приятный вечер обеспечен. Но хит сезона – это не совсем то, что нужно нам.
– Нет?
Она покачала головой:
– Никто не получает особого удовольствия, когда смотрит такие фильмы, кроме подростков где-нибудь в Айдахо. Один раз увидев, как взрывается самый известный небоскреб в Нью-Йорке, второй раз уже не захочешь на это смотреть.
Я начал понимать, о чем идет речь:
– Ты думаешь, что земля перевернется, но в конце концов начинаешь зевать, когда пришельцы захватывают Белый дом.
– Если ты выбираешь хит сезона, это означает, что ты ничего особенного не ждешь от жизни, – сказала она и бросила на меня мимолетный взгляд. Я проталкивался на своем «Эм-Джи-Эф» сквозь дневную пробку вокруг «Ангела». – Это касается всего. Это означает, что жизнь для тебя – всего лишь пакет черствого поп-корна и стакан выдохшейся диетической кока-колы. И больше надеяться не на что.
Я попытался вспомнить, какой первый фильм мы смотрели с Джиной. Это было что-то японское с претензией на художественность. Что-то про угнетенных и морально подавленных японцев.
– Элитарные фильмы немногим лучше, – продолжала Сид, как будто прочитала мои мысли. – Это
