— Не совсем, потому что ты украла моего сына.
Она на минуту замолчала. Даже на таком огромном расстоянии я мог слышать, как она кипела от негодования.
— Какое же облегчение быть далеко от тебя, Гарри. Как же хорошо, что ты не будешь больше вмешиваться в мою жизнь. Больше всего я мечтаю об этом. Чтобы ты стал мне чужим.
Тут она отсоединилась.
А я остался в комнате. С телефонной трубкой в одной руке и бесценными маленькими зубами- жемчужинами — в другой.
12
Иногда по вечерам мы укладывали Пегги спать и один из нас читал ей на ночь, пока она не засыпала. Потом мы смотрели телевизор, занимались на диване любовыо, и наша маленькая семья, казалось, процветала.
В какие-то дни Пегги оставалась на ночь у своего отца, и тогда все было еще лучше. Джим Мейсон завел себе новую подружку, и та явно старалась показать, какая она замечательная, щедро одаривая Пегги подарками и вниманием. Всем этим она показывала, что так будет всегда. Почему-то именно в те вечера, когда Пегги оставалась у своего отца, Сид всегда задерживалась на работе.
Все почему-то затягивалось, когда Пегги не было рядом. Банкеты, посвященные открытию новых проектов в Вест-Энде, конференции в Сити — может, это являлось простым совпадением, но Сид всегда работала допоздна, когда не надо было спешить домой к Пегги. Да, наверное, это всего лишь совпадение.
Так я думал. Пока не узнал его машину.
Я стоял у окна, когда увидел подъезжающий «Порше-911». Была поздняя ночь, или, скорее, раннее утро, когда знакомый «911» въехал на-нащу улицу с хищной грацией акулы, охотящейся на мелководье.
Машина остановилась. Мне были видны их силуэты. Я наблюдал за профилем моей жены и Люка Мура, которые сидели в «Порше» и разговаривали. Просто разговаривали.
Когда послышался звук отпираемого замка, я уже находился в постели. Лежал на боку с закрытыми глазами и ровно дышал.
Моя жена прошла на цыпочках в спальню и начала как можно тише раздеваться, притворяясь, что поздно вернулась с работы, в то время как ее муж притворялся спящим.
В кресле моего отца сидел какой-то старик.
От этого мне показалось, что я ошибся адресом, и пришел не туда. Никто никогда не садился в кресло моего отца — ни моя мама, ни Пэт, ни я. Старое кресло у камина являлось не самым лучшим местом в доме. Оно стояло напротив телевизора под неудобным углом, к тому же его мягкое сиденье продавилось от старости. Но это всегда было кресло моего отца, что-то вроде провинциального трона в современном каменном дворце. И хотя отца не было в живых уже два года, оно всегда оставалосьего креслом. Кто же этот старик?
— Здрассь, паря, — произнес он, обращаясь ко мне.
«Здрассь, паря?» Что это он имеет в виду?
Внешне старик выглядел прямой противоположностью моего отца. У него имелась роскошная серебристая шевелюра, зачесанная назад, тогда как мой отец обладал гладкой блестящей лысиной. Мой отец был плотным и мускулистым, а этот тип имел осиную талию престарелого жиголо. Отец всегда носил дома широкие спортивные брюки, матерчатые тапочки «под гобелен» от Маркса и Спенсера и кардиганы какого попало немаркого цвета. Настоящий провинциальный папаша, хотя я знал, что под скромным свитером прячутся военные ранения.
Этот же самозванец вырядился ковбоем. Рубашка с бахромой. Сапоги с острыми носами и высокими каблуками. Тесные, обтягивающие джинсы «Ливайс» с огромной пряжкой на ремне, под которыми ясно виднелись выпуклые очертания его старческого отростка. Дедушка кантри-певца Глена Кемпбелла.
— Здрассь, паря, — повторил он, медленно поднимаясь из кресла моего отца. Совсем не торопясь. — Зовусь я Тексом. Ты, должно быть, Гарри. Рад познакомиться, приятель. Элизабет много про тебя рассказывала.
Нэнси Гриффинпела «Печаль одинокой звезды». Напевая, в комнату вошла моя мать с подносом, на котором были расставлены чашки, чайник и тарелка с печеньем.
— Я вижу, ты уже познакомился с Грэмом, дорогой, — сказала она.
— Грэм? Я думал…
— Текс — это мое сценическое имя, — сказал он, не моргнув глазом. — Грэм… Не знаю, но как-то не звучит, когда выделываешь все эти кренделя, верно ведь?
— О-о, ты бы видел, как Грэм, я хотела сказать Текс, танцует, — хихикнула моя мать, передавая по кругу имбирное печенье. — Иногда начинает казаться, что еще немного — и он просто взлетит в воздух на своих старых ходулях.
Ну, теперь все встало на свои места. Дружок по танцам. Вот оно как. Совершенно безобидное дело. Ничего предосудительного. Два пенсионера-бодрячка иногда развлекаются танцами на закате своих дней. Очень даже естественно. Но мне трудно было это воспринять. Я все еще не мог оправиться от присутствия Текса.
Моя мать, у которой имелось шестеро братьев и не было ни сестер, ни дочерей, которая провела всю свою жизнь в окружении мужчин, всегда была очень избирательна в выборе знакомых и дружила исключительно с женщинами. Если не считать, конечно, моего отца: он всегда был самым лучшим ее другом.
— Познакомились мы с твоей матерью, когда танцевали «Четырехзвездный буги». — Он будто прочитал мои мысли. — Подсказал ей кое-что. Ей и… Элси?
— Этель, — поправила его моя мама. — «Четырехзвездный буги», — напела она себе под нос. — Такой трудный танец. Все эти повороты.
— Вращения, — мягко поправил ее Текс. — «Четырехзвездный буги» — это танец в четыре ряда, — сообщил он, как будто я собирался проявить интерес к такого рода подробностям. — В отличие от «Дикого- дикого Запада» — танца, который, как вам, наверное, хорошо известно, исполняется в два ряда.
— Вы живете где-то поблизости, Текс?
— В Саут-Энде. Прямо по шоссе А127, потом направо у старого паба «Рок войны».
— Грэм работал страховым агентом, — подсказала мама. — Конечно, сейчас он на пенсии.
Текс налил всем чаю:
— Один кусок сахара или два? Я-то и без того сладкий.
Моя мама буквально покатилась со смеху, как будто услышала что-то очень остроумное.
Она отправилась на кухню за очередной порцией печенья, а я извинился перед Тексом и вышел вслед за ней.
— Я думал, что ты ходишь на танцы с тетушкой Этель, — начал я.
— Этель бросила танцы. Из-за своего артрита, Гарри. Все эти притопы вызвали у нее обострение. Бедняжка.
— Что этот Джон Уэйн делает в нашей гостиной, сидя в кресле отца?
— Старина Грэм. С ним все в порядке. Не волнуйся, он безобиден. Просто отвозит меня до дома на своей машине. Поверь мне, он слишком высокого о себе мнения. Очаровал всех наших старушек.
— А тебя?
— Меня? — Мама искренне рассмеялась. — Не беспокойся, Гарри. Для меня это прошедший этап. Если я приглашаю мужчину домой на чашку чая с печеньем, то можешь быть уверен, что он получит именно чай, ну, может быть, к печенью я еще добавлю заварной крем.
— А Текс знает об этом? — Я вспомнил выпуклые очертания в районе ширинки джинсов «Ливайс». Хотя маме перевалило уже за семьдесят, она была очень миловидной женщиной и вполне еще могла
