дешевле, чем готовить новые высадки космонавтов.
В нашем случае найти концы будет сложно, история «ядерной зимы» темна и, может быть, трагична. Ученый Александров таинственно и бесследно исчез во время научной командировки в Испанию.
Что ж, будем надеяться, что «ядерная зима» — не мистификация. Тогда в случае действительно катастрофического потепления потратим часть ядерных арсеналов на обстрел каких-нибудь таежных зон и, хоть и с риском, но охладимся.
Аура компьютеров и высокой науки действовала на наивных советских граждан безотказно. Даже сейчас, когда фраза «доказано исследованиями» вызывает эмоциональную реакцию, аналогичную выражению «мы сами не местные», науку продолжают уважать. На нее продолжают надеяться, хотя это не религия, а лишь один из способов познания окружающего мира для решения практических задач. Осознанно или нет — но все продолжают. Даже я. А на что еще надеяться?
ЗАДАЧИ-ТО ЕСТЬ…
Кому-то мой скепсис в адрес угрозы потепления может показаться пренебрежением климатом вообще. Извините, как раз наоборот. Меня, наоборот, пугает, насколько современные горожане, составляющие большинство цивилизованного человечества, недооценивают роль погоды. Все потребляют в день свои 1,5–2 кг продуктов и считают, что появляются они прямо в подсобках магазинов.
Наши историки, частенько спорящие между собой, согласны в том, что толчком к падению династии Годуновых и Смутному времени послужила климатическая аномалия рубежа XVI–XVII веков. На Россию обрушилось похолодание — всего на один или два года. Тогда, в 1601 году, Волга в верхнем течении замерзла 18 августа; погибли оба урожая и озимых, и яровых культур. Годунов пытался поправить дело раздачей голодающим серебра, но это проблемы почему-то не решило. Трехлетнего голода государство не выдержало.
Сейчас, конечно, производство продовольствия распределено по всей планете (еще в начале XX века было не так), но переходящий запас зерна в мире сейчас рассчитан всего примерно на 60–70 дней.
Если чего, не дай Бог — проблемы неизбежны, тем более что продовольственно избыточных стран остается все меньше. Население растет везде, даже в странах с низкой рождаемостью, поскольку народы, демографически избыточные, снабжают своей продукцией регионы стабильные. В Канаде в 1990 году было 25 млн населения, а сейчас едва ли не больше 30. Мы все боимся неконтролируемой миграции в Россию, но «беженцы» не дураки, стараются ехать все же в богатые страны.
Стоит разразиться крупной погодной катастрофе или нескольким одновременно — и продовольствие будет взять негде. Локальные сельскохозяйственные катастрофы бывают везде. Мы до сих пор помним холодное, дождливое лето 1946 года, но (утешение, конечно, небольшое) по-своему страдают иногда даже американцы. Например, в январе 1995 года в Америке произошла такая вот неприятность: в окрестностях Вашингтона из-за аномально холодной погоды погиб весь урожай помидоров в открытом грунте.
И по закону больших чисел рано или поздно несколько таких неприятностей совпадут, что станет экспериментальной проверкой устойчивости нашей цивилизации. Необходимой, потому что возможно и худшее. Вполне вероятны не только случайно совпавшие во времени неурожаи, возможны и катастрофы мирового масштаба.
Мы знаем о коренных переменах климата благодаря работам палеоклиматологов. Но вероятные климатические потрясения редко связаны с потеплениями, это касается даже засух. Казалось бы, засухи бывают от жары — но, оказывается, напротив, именно в эпоху холодного климата в последний миллион лет воздух в умеренном поясе становится более сухим. Похолодания приносят вреда гораздо больше. Мало какие растения выдерживают падение температуры ниже нуля даже на несколько часов. Но и при температуре ниже +7°С процесс фотосинтеза останавливается. У каждого сорта есть определенные требования, выражаемые в произведении среднесуточной температуры на количество дней, когда температура благоприятна. Банану нужно полгода с температурой выше 18°С; у клюквы требования скромнее, но тоже есть. Растение может в нежаркое лето не накопить питательных веществ — и урожая не будет. Одно по-настоящему холодное лето человечество переживет без катастрофических потерь; два — уже вряд ли. Да и случиться может оно без глобальных изменений средней температуры, просто зима станет теплой. Много ли в ней будет радости?
Самая крупная катастрофа — конечно, очередной ледниковый период. Теперь известно, что переход к нему — процесс не постепенный. Словно где-то замыкает огромное реле, и средняя температура на огромных территориях падает на несколько градусов в течение всего нескольких лет. Так, последний ледниковый период начался именно так: переход к ледниковому периоду произошел за 15 лет (конец эймского периода, около 115 тысяч лет назад). Обратный переход к межледниковью (то есть к тому, что мы считаем нормальным состоянием) занял 70 лет. То есть земной климат не меняется непрерывно и не может быть каким угодно: у него есть два устойчивых положения, и он переходит из одного в другое. В каждом из них бывают и микроколебания, но незначительные.
Незначительные — в геологическом смысле. Для тех, кто живет в эпоху перемен, они очень даже значительны. То есть возможны и изменения климата на несколько градусов всего на несколько десятков лет, которые случались и в ледниковое время, и в межледниковое. И всегда эти изменения были в сторону похолодании. Например, в период «Молодых Драйя» (понятия не имею, почему этот период так называется) — 10,7–12 тысяч лет назад — произошло падение средней температуры на 7°С на протяжении 50 лет. По загадочным причинам случилось нечто вроде временного отключения Гольфстрима, и восток Северной Америки и Западная Европа оказались «на равных правах» со всеми территориями Земли, находящимися на соответствующей широте (напомню, что в Западной Европе благодаря Гольфстриму действует «климатический перекос» — без него там было бы несколько холоднее).
Подобные явления бывали и раньше, в ледниковый период. Правда, тогда наши предки не жили в Восточной Европе (она была подо льдом), но где-то же они жили! И так называемые «события Хайнриха» — резкие похолодания на 5–6°С на период от 100 до 1000 лет — причем на фоне ледникового периода — причиняли для них, несомненно, массу неудобств.
Как вы уже заметили, я нахожусь под влиянием основополагающего принципа: «обмороженных больше, чем ошпаренных», выдвинутого современным философом А. Пляцем, к сожалению, не публикующимся. Холод для нас, приматов, гораздо опаснее, чем жара, иначе гориллы жили бы в тайге и тундре.
Последние 8 тыс. лет, согласно понятиям палеоклиматологов, отличались очень ровным климатом. Но это не значит, что так будет всегда. Что если случится даже малый ледниковый период? Даже если просто «отключится» Гольфстрим лет так на 50? Пока еще безо всякого ледникового периода? Летом-то там, в Западной Европе, будет терпимо, как и сейчас, а вот зимой — как в России. А парижане не привыкли к морозам.
Долговременное похолодание смертельно опасно для человечества. Причем под угрозой окажутся нации, внесшие наибольший вклад в развитие цивилизации, их территории, несомненно, станут в основном непригодными для жизни. Так что это угроза не только для них, но и для будущего человечества. Я хорошо отношусь к африканцам, а к азиатам отношусь даже еще лучше — но все-таки без европейской науки дальнейшее развитие человеческой культуры проблематично.
Моделирование климата Земли — не что-то высоконаучное, это наука, имеющая прямое отношение к нашей жизни. Если мы терпели всяческие лишения, защищаясь от угрозы ядерного нападения, то не должны скупиться на защиту от глобального похолодания, пока хотя бы в виде соответствующих исследований. Еще менее мы должны скупиться на общественную экспертизу — понимаю, звучит тривиально, как-то по-перестроечному, но контуры подобного механизма с использованием Интернета начинают вырисовываться. Научились же распределять работу по «раскалыванию» шифров между сотнями пользователей Интернета?
Такие меры необходимы. Не стоит надувать губы: «Когда еще этот ледниковый период начнется, может, через 20 тысяч лет…» Может, так, а может, он уже в этом году начался. Но неприятности бывают и чаще, чем раз в десятки веков. Археологи подробнее, чем основную часть территории нашей страны,
