уважением. Супруги после своей почти одновременной смерти оставили большую сумму денег на обучение индийских женщин за границей.
Шумной известностью среди эмигрантов в Швейцарии пользовался Раджа Махендра Пратап. Джавахарлал встретил его в разгар лета в Монтрё. На залитой солнцем набережной Женевского озера среди пестрой толпы курортников выделялась фигура человека в нелепом костюме полувоенного образца, в высоких сапогах. Из многочисленных и вместительных карманов его пиджака торчали старые письма, газеты, документы, фотографии. Содержимого карманов хватило бы для объемистого досье в придачу с фотоальбомом. Это был Махендра Пратап, не утерявший способности радоваться жизни при любых обстоятельствах. Он объехал весь свет, жил в Японии, Китае, Тибете, Афганистане, и всюду с ним случались забавные приключения, о которых он охотно и с большим мастерством рассказывал. В карманах его оригинального костюма хранились всяческие редкости: письмо от германского канцлера, портрет кайзера с его автографом, свиток от тибетского далай-ламы. Витая в облаках и не желая считаться с реальной действительностью, Махендра Пратап основал «Общество счастья» под девизом «Будь счастлив». Он посылал почтовые открытки с обращением к участникам международных конференций, собиравшимся в Женеве. Обращения от имени общества он подписывал длинным вымышленным именем, заканчивая словами «Слуга человечества».
«Трудно было принимать Махендру Пратапа всерьез, — вспоминал Джавахарлал, — но он был абсолютно честен и искренен».
В начале лета 1926 года в Женеву приехала Кришна, младшая сестра Джавахарлала. Она взяла на себя основные заботы по уходу за Камалой.
Наконец-то опасная для здоровья Камалы весна осталась позади. С наступлением сухой погоды она почувствовала себя лучше, и теплыми вечерами Неру отправлялись на прогулки по женевской набережной, в парк «Мон-Репо», катались по озеру на пароходе, ужинали в ресторане «Перл дю лак», расположенном в деревянном доме на берегу озера. Несмотря на болезнь, Камала выглядела счастливой. Джавахарлал еще никогда не уделял ей столько времени и внимания.
Разница в возрасте супругов была заметной. Еще больше эта разница ощущалась в их воспитании и духовном развитии. Камала не получила такого блестящего образования, как ее муж. Пройдет время, и Джавахарлал напишет, что «ее тонкий чувствительный ум развертывался медленно, подобно цветку, и нуждался в любовном и заботливом уходе». В первые же годы супружества он, считая жену малоподходящим собеседником, нередко иронически относился к ее вопросам, казавшимся ему по-детски наивными. Она обижалась. Камале было бы легче снести сдержанность мужа в проявлении нежности к ней, нежели неприятие ее всерьез как друга и помощника. Иногда возникали мелкие раздоры из-за ложного представления о собственном достоинстве. Однако эти вспышки были поверхностными, быстро гасли и не влияли на их глубокую привязанность друг к другу, на большое взаимное чувство.
С приездом Кришны Джавахарлал получил возможность на короткое время покидать Женеву и бывать в других европейских городах, где он знакомился со многими соотечественниками — старыми революционерами, которые из-за преследования колониальных властей вынуждены были находиться в эмиграции. Основная часть индийских эмигрантов жила в Берлине. Много здесь было и индийских студентов, обучавшихся в Германии и образовавших в годы первой мировой войны патриотические группы. Германское правительство стремилось использовать антианглийские настроения индийцев в своих политических интересах. А руководители индийской эмиграции вели торг с немцами, добиваясь признания теми независимости Индии в случае победы Германии в войне. Неопытной молодежи казалось, что она играет историческую роль в судьбе Индии. Выглядело все это наивно. Война окончилась, развеялись и иллюзии. Вернуться на родину индийские эмигранты уже не могли, а жить на чужбине стало невмоготу. «В Германии, — по словам Неру, — не любят иностранцев, принадлежащих к ненордическим расам, в особенности же азиатов; их терпят лишь до той поры, пока они хорошо ведут себя».
Неру увидел, что индийцы в Берлине не только не были связаны друг с другом, но и враждовали между собой, причем каждый подозревал другого в предательстве. «Такова, по-видимому, — думал он, — судьба политических эмигрантов повсюду». Некоторые из них превратились в буржуа европейского образца и давно утратили прежнюю патриотичность. Однако большинство индийских эмигрантов, с которыми Джавахарлалу довелось встречаться, оставались патриотами и страдали от острой ностальгии. Оторвавшись от индийской действительности, они носились с надуманными проектами освобождения Индии. Их жизнь была полна лишений, повседневных волнений и вечной тревоги из-за куска хлеба.
В июле 1926 года в одной из швейцарских газет появилась статья, в которой утверждалось, что индийцы почти единодушно желают сохранения английского господства.
Редко случалось, чтобы Неру негодовал так, как сейчас. Он написал резкий ответ, в котором привел конкретные факты о подлинно всенародном характере освободительного движения в Индии. «Я могу сделать единственный вывод, — обращался он к автору статьи, — что вы считаете индийцев, которые требуют свободы для своей родины, лжецами и ханжами. В таком случае нам не о чем с вами спорить».
Переписка с отцом и друзьями, руководителями Конгресса, позволяла Джавахарлалу быть в курсе всех последних событий в Индии. Его тревожили вести о религиозных распрях, разжигаемых в стране англичанами. Крайние группировки индусов и мусульман, враждуя между собой, разъединяли народ и тем самым облегчали колонизаторам задачу держать его в повиновении. А Махатма Ганди, успокаивая Неру, писал ему в Женеву: «Индусы и мусульмане все больше и больше отдаляются друг от друга. Но это не беспокоит меня. Так или иначе, но я чувствую, что разъединение между ними возрастает лишь только для того, чтобы привести их к большему сближению». Неру не разделял этого оптимизма.
Через несколько месяцев после получения письма от Ганди Джавахарлала потрясла мрачная весть из Индии о гибели известного всей стране патриота Свами Шраддхананда, которого вероломно убил какой-то фанатик, подкравшийся ночью к его постели. Неру вспомнил, как однажды во время народного волнения против англичан этот мужественный человек с открытой грудью пошел на штыки солдат, и, когда те отступили, он, индус, смело поднявшись на священную для мусульман кафедру храма Джами-Мазджид в Дели, призвал индусов и мусульман к братскому единству. И люди внимали его призыву, ликовали, выкрикивали лозунги братства.
Вообще новости из Индии часто ввергали Неру в состояние тревоги и разочарования. Все больший вес в Индийском национальном конгрессе приобретали титулованные особы, землевладельцы и промышленники, религиозно-националистические взгляды которых мало чем отличались от взглядов лидеров «Хинду махасабха», крайне правой воинствующей организации индусов. Неру писал своему другу Саиду Махмуду, что религиозный фанатизм может погубить дело освобождения родины от колониального господства.
С наступлением осени состояние Камалы вновь ухудшилось. Врачи рекомендовали перевезти ее на зиму в горный санаторий в Монтане. Снова потребовались деньги. Кроме того, надо было выплатить крупную сумму за учебу Индиры в швейцарской школе. Пришлось продать те немногие драгоценности, которые Камала имела при себе. Но и вырученных денег не хватало. Джавахарлал и Камала не хотели ни у кого одалживаться, даже у родственников, и жили только на свои скромные средства. Приходилось экономить на всем: к примеру, Джавахарлал вынужден был воздержаться от покупки столь необходимого для него, южанина, пальто. Когда Мотилал Неру узнал о финансовых трудностях сына, он написал ему: «Мне было очень больно читать твое письмо, в котором ты советуешь продать золотые браслеты Камалы... Я боюсь, что ты пытаешься быть чересчур экономным и отказываешь себе и Камале в самом необходимом».
Камала, Джавахарлал и Кришна переехали в Монтану. Сухой и чистый воздух, пахнущий хвоей лесов, космическое безмолвие гор, внимательные врачи — все это должно было поднять Камалу на ноги. Вскоре ей действительно стало лучше.
Джавахарлал полюбил европейскую зиму. Катание на коньках приносило ему огромное наслаждение. Рискуя поломать себе ноги, он в конце концов овладел и горными лыжами.
«Но ничто, кроме тюремных стен, не могло удержать брата сколько-нибудь долго на одном месте», — говорила Кришна.
Действительно, как только Камала начала поправляться, Джавахарлал отправляется в Берлин, чтобы установить контакты с руководителями Антиимпериалистической лиги, подробнее разузнать о предстоящем в начале 1927 года конгрессе угнетенных народов.
На сей раз в Берлине Неру познакомился с Вирендранатхом Чаттопадхьяя, которого друзья и знакомые
