отравившая всю атмосферу Веймара легенда об «ударе ножом в спину» немецкой армии, которая не потерпела никакого поражения, а была предана либеральными политиками, начавшими переговоры о мире.
Для превращения Германии из авторитарного в парламентское государство было достаточно изменения нескольких статей конституции. Прежде всего канцлер теперь должен был иметь доверие рейхстага и нести перед ним ответственность. Но немецкий народ не ощущал важности этих изменений, его заботили не конституционные вопросы, а скорейшее прекращение войны. Сдержать ход событий уже было невозможно.
БЫЛА ЛИ В 1918 ГОДУ РЕВОЛЮЦИЯ?
29 октября 1918 г. матросы военного флота, стоявшего в гавани Киля, отказались выполнить приказ о выходе в море для решающего сражения с англичанами. Волнения быстро распространились по всему северогерманскому побережью, а затем перекинулись и в глубь страны. Но удивительной была даже не революция, которая при полном равнодушии большинства населения фактически закончилась, не успев начаться, а та пассивность, с которой ее встретили прежние правящие круги. Все немецкие династии отказывались от власти без малейшего сопротивления, и не нашлось почти никого, кто бы встал на их защиту. 9 ноября волнения достигли Берлина. Узнав о событиях в столице, Вильгельм II, который находился в ставке, спешно выехал в Голландию, где и прожил до самой смерти 4 июня 1941 г. 11 ноября статс- секретарь и один из лидеров партии Центра Маттиас Эрцбергер от имени Германии подписал в салон-вагоне французского маршала Фоша в Компьенском лесу под Парижем перемирие. Так закончилась Первая мировая война, унесшая жизни 10 млн. человек.
Германская революция была стихийным выступлением уставших от войны масс. Красное знамя, символ социализма, стало знаменем немецкой революции лишь потому, что оно воплощало мир и оппозицию прежнему режиму. Социал-демократия, расколовшаяся на умеренную СДПГ большинства и более радикальную Независимую социал-демократическую партию Германии (НСДПГ), действовала под давлением событий, не имея определенного политического курса. В ночь с 7 на 8 ноября Курт Эйснер, представитель НСДПГ, провозгласил социалистическую республику в Мюнхене. Утром 9 ноября прекратили работу промышленные предприятия Берлина. Заполнившие улицы столицы толпы солдат и рабочих стекались в центр города. Последний имперский канцлер, принц Макс Баденский, на свой страх и риск объявил об отречении кайзера и передал свой пост лидеру СДПГ Фридриху Эберту, который надеялся сохранить конституционную монархию и, по его собственным словам, ненавидел «революцию как смертный грех».
Но осуществить это было уже невозможно из-за сопротивления и напора масс. После полудня другой руководитель СДПГ Филипп Шейдеман провозгласил республику, а лидер левой группы «Союз Спартака» Карл Либкнехт с балкона берлинского замка объявил о создании социалистической республики.
Все социалистические группировки выступали под лозунгом предотвращения братоубийственной гражданской войны. Поэтому Эберт предложил НСДПГ сформировать общее правительство, куда пригласил войти и Либкнехта. Но тот отказался, как и лидер радикального крыла независимцев Георг Ледебур.
10 ноября из трех представителей умеренной социал-демократии и трех независимцев был создан Совет народных уполномоченных (СНУ), который опирался на поддержку берлинских рабочих и солдатских Советов. СНУ, взявший в свои руки всю полноту власти, сразу столкнулся с рядом трудных проблем, поскольку Германии угрожала реальная опасность голода, хаоса и даже распада из-за оживления сепаратистских настроений.
Особенностью немецкой революции было то, что основная борьба разгорелась не между правыми и левыми силами, чего следовало бы ожидать по логике вещей, а между левыми и крайне левыми, создавшими 30 декабря Коммунистическую партию Германии (КПГ), на учредительном съезде которой царил дух фанатичного утопизма, откровенно ориентированного на русский большевизм, мало у кого в Германии вызывавший симпатии.
Как показали события, большевистская революция в Германии оказалась невозможной. Кажется парадоксальным, но такая революция могла произойти только в аграрных странах, где население в основном обеспечивало себя само. Там была возможна радикальная смена власти и массовая социализация средств производства, ибо это не вело к социально-экономическому хаосу. Но в индустриальной Германии, где было развито разделение труда, а большинство населения так или иначе связано с государством, такая коренная ломка неминуемо повлекла бы за собой дезорганизацию и общественную катастрофу. В 1918 г. немецкие рабочие могли потерять гораздо больше, чем только свои цепи, поэтому среди них преобладал враждебный революции «рефлекс антихаоса». В стране, где уже имелось всеобщее избирательное право, речь могла идти только о дальнейшем расширении демократии, а не о ее свертывании, которое означала бы диктатура пролетариата. Врагов же справа у революции практически не оказалось. Уже вечером 10 ноября новый начальник генштаба, генерал Вильгельм Гренер, предложил Эберту помощь армии как фактора порядка в борьбе против угрозы большевизма.
СНУ сразу провел все преобразования, которых желал народ. Были введены 8-часовой рабочий день, пособия по безработице, страхование по болезни, гарантировалось восстановление на работе демобилизованных солдат, провозглашено всеобщее и равное избирательное право для мужчин и женщин с 20-летнего возраста, восстановлены все политические права и свободы, была даже создана комиссия по социализации промышленности во главе с известными марксистскими теоретиками Карлом Каутским и Рудольфом Гильфердингом. Таким образом, едва успев начаться, революция потеряла реальные цели — бороться было уже не за что.
Преклонение лидеров СДПГ перед демократией стало причиной того, что они рассматривали СНУ как чисто временный орган на период политического вакуума. Вопрос о власти и форме государства должно было решить будущее Учредительное собрание. Такой вариант поддерживали руководители НСДПГ и большинство рабочих и солдатских Советов, которые не разделяли лозунга спартаковцев: «Вся власть Советам». Это показал состоявшийся 16–20 декабря всегерманский съезд Советов, на котором за такое решение выступили всего 10 из 489 делегатов. Съезд высказался за проведение в январе 1919 г. выборов в Национальное учредительное собрание.
Но к этому времени коалиция обеих социал-демократических партий уже развалилась. Эберт вызвал в Берлин армейские части для усмирения взбунтовавшейся из-за невыплаченного жалованья Народной морской дивизии. Путчистов быстро разгромили. Протестуя против действий Эберта, независимцы в ночь с 29 на 30 декабря вышли из СНУ. Вместо эйфорического настроения ноябрьских дней возникла конфронтация внутри социалистического рабочего движения.
Создание СНУ немецкий пролетариат рассматривал как свое достижение политической власти. Однако в государственном аппарате, армии и хозяйстве практически не произошло никаких перемен. Везде сидели те же люди, что и при кайзере. Так, в середине 1919 г. из 470 прусских ландратов — руководителей сельских округов только один был социал-демократом. Отсутствие реальных изменений вызывало рост недовольства. Начались волнения и забастовки в Рурской области и Верхней Силезии, Саксонии и Тюрингии, в Берлине, Бремене и Брауншвейге. Их участники требовали как повышения заработной платы и улучшения продовольственного снабжения, так и социализации предприятий и сохранения Советов, а иногда даже уничтожения капиталистической системы.
Решительным поворотом в ходе событий стало так называемое «спартаковское восстание» в январе 1919 г. против СНУ. Ожесточенные бои на улицах Берлина не только закрепили раскол рабочего движения, но и привели к ускоренному формированию фрайкора (добровольческих корпусов), ставшего позднее главным очагом правой опасности. Подавление рабочих выступлений, убийство руководителей компартии Карла Либкнехта и Розы Люксембург во время разгрома январского восстания и при этом явная недооценка растущей угрозы справа не только повлекли за собой радикализацию значительной части рабочих, но и вызвали недовольство жестким курсом СНУ даже среди его сторонников. С январского восстания берет свое начало усиление правого и левого радикализма, все очевиднее становится иллюзорность социал- демократического курса на мирное социальное переустройство общества. Та парламентарно- демократическая республика, к которой стремились лидеры СДПГ, могла бы получить прочный массовый
