Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения

Как далеко ни смотри, за твоею далью есть дали.
Считай, сколько хочешь, неисчислимы года.

Мое рандеву назначено, сомнения нет,
Бог непременно придет и подождет меня, мы с ним такие друзья,
Великий товарищ, верный возлюбленный, о ком я томлюсь и мечтаю, он будет там непременно.

46

Я знаю, что лучшее место — мое, и лучшее время — мое, еще никто не измерил меня и никогда не измерит.

Я всегда налегке, в дороге (придите все и послушайте!),
Мои приметы — дождевой плащ, и добрая обувь, и палка, срезанная в лесу,
Друзья не придут ко мне и не рассядутся в креслах,
Кресел нет у меня, нет ни философии, ни церкви,
Я никого не веду к обеду, в библиотеку, на биржу,
Но каждого из вас, мужчин и женщин, я возвожу на вершину горы,
Левой рукой я обнимаю ваш стан,
А правой рукой указываю на окрестные дали и на большую дорогу.

Ни я, ни кто другой не может пройти эту дорогу за вас,
Вы должны пройти ее сами.
Она недалеко, она здесь, под рукой,
Может быть, с тех пор как вы родились, вы уже бывали на ней, сами не зная о том,
Может быть, она проложена всюду, по земле, по воде.
Возьмем свои пожитки, сынок, — ты свои, я свои, — и поспешим в путь,
В чудесных городах и свободных странах мы побываем с тобой.

Если ты устал, возложи на меня твою ношу, обопрись о мое бедро,
А когда наступит мой черед, ты отплатишь мне такой же услугой,
Ибо с той минуты, как мы двинемся в путь, отдыха не будет у нас.

Сегодня перед рассветом я взошел на вершину горы, и увидел усыпанное звездами небо,
И сказал моей душе: «Когда мы овладеем всеми этими шарами вселенной, и всеми их усладами, и всеми их знаниями, будет ли с нас довольно?»
И моя душа сказала: «Нет, этого мало для нас, мы пойдем мимо — и дальше».

Ты также задаешь мне вопросы, и я слышу тебя,
Я отвечаю, что не в силах ответить, ты сам должен ответить себе.
Присядь на минуту, сынок,
Вот сухари для еды, молоко для питья,
Но когда ты поспишь, и обновишь свои силы, и наденешь лучшие одежды, я поцелую тебя на прощание и распахну пред тобою ворота, чтобы ты ушел от меня.

Слишком долго тебе снились презренные сны,
Я смываю гной с твоих глаз,
Ты должен приучить свои глаза к ослепительной яркости света и каждого мгновенья твоей жизни.
Слишком долго ты копошился у берега, робко держась за доску,
Теперь я хочу, чтобы ты был бесстрашным пловцом,
Чтобы ты вынырнул в открытом море, крича и кивая мне, и со смехом окунулся опять.

47

Я учитель атлетов.
Если твоя грудь после учения станет шире моей, ты докажешь, что и моя широка,
И тот докажет, что он усвоил мой стиль борьбы, кто убьет своего учителя насмерть.

Мне люб лишь такой мальчуган, что станет мужчиной не чужими стараньями, а только своими делами,
Он предпочтет быть беспутным, лишь бы не стать благонравным из страха или стадного чувства,
Свою милую любит он сильно и ест свое жаркое с аппетитом,
Любовь без взаимности или обида режет его сильнее, чем острая сталь,
Отлично он умеет скакать на коне, драться, стрелять в мишень, править парусным яликом, петь песни, играть на банджо,
Бородатые лица, или изрытые оспой, или с рубцами и шрамами милее ему, чем лощеные,
И черные от загара лица милее ему, чем те, что боятся солнца.

Я учу убегать от меня, но кто может убежать от меня?
Кто бы ты ни был, отныне я не отступлю от тебя ни на шаг,
Мои слова не перестанут зудеть в твоих ушах, покуда ты не уразумеешь их смысла.

Не ради доллара я говорю тебе эти слова, не для того, чтоб заполнить время, покуда я жду парохода.
(Они настолько же твои, как и мои, я действую в качестве твоего языка,
У тебя во рту он опутан и связан, а у меня начинает освобождаться от пут.)

Клянусь, что под крышею дома я никогда ничего не скажу ни о любви, ни о смерти,
И клянусь, я открою себя лишь тому или той, кто сблизится со мною на воздухе.
Если вы хотите понять меня, ступайте на гору или на берег моря,
Ближайший комар — комментарий ко мне, и бегущие волны — ключ,