И в той и в другой дивизии были приняты все меры для снижения случаев обморожения и заболевания траншейной стопой. Эта напасть все еще продолжала угрожать, поскольку солдатам приходилось форсировать множество рек и речушек. В действительности же заметный рост потерь, связанных с болезнями, отмечался только тогда, когда выдавалась особенно плохая погода.
Американские солдаты — народ изобретательный. Если им не удавалось овладеть городом и заночевать в более или менее сносных условиях, они скатывали снежные комья огромной величины, делали из них и еловых веток укрытия, где спали группами по три—четыре человека. Как можно сражаться в условиях, когда температура ниже нуля, находится за пределами моего понимания.
90–я дивизия, которую мы посетили в последнюю очередь, как обычно, действовала отлично и вполне справлялась с поставленными задачами.
Три других корпуса пока еще находились в обороне и проводили реорганизацию.
Эдди собирался начать наступление на Битбург 6–го, я же велел ему сделать это 4–го. Он горько посетовал на то, что я никогда не учитываю факторов места и времени. Я же ответил, что если бы я поступал с командирами корпусов так, как он хочет, мы все еще находились бы где—нибудь к западу от Сены.
После разговора с Эдди я связался с командованием 12–й группы армий, чтобы узнать, не могу ли я использовать 9–ю бронетанковую дивизию и еще одну пехотную, с тем чтобы заменить изрядно поредевшую 17–ю воздушно—десантную. Когда генерал Аллиен позднее перезвонил мне, то «обрадовал», заявив, что я не только не могу взять ни человека, но вообще не должен ничего предпринимать до поступления соответствующих распоряжений. В результате мне пришлось сказать Эдди, чтобы он отложил намеченное на 4 февраля наступление.
Я отправился в Тионвилль, где пообедал с командиром 20–го корпуса, а потом поехал в 94–ю дивизию, где имел откровенный, но не очень приятный разговор с ее командиром, поскольку небоевые потери, а также численность попавших в плен к неприятелю были здесь самыми высокими в армии. Я велел собрать всех офицеров, по возможности большее количество военнослужащих сержантского состава и рядовых и повторил им все то, о чем говорил с командиром, заявив им открыто, что слишком много их товарищей попало в плен, а потому они должны исправить положение, чтобы их дивизия производила лучшее впечатление.
По возвращении в штаб—квартиру я получил сообщение от Брэдли — мне предстояло передать 95–ю дивизию Девятой армии. Как всегда, я начал отбиваться, но мне было заявлено, что это — распоряжение Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне. Брэдли также сказал, что я должен прибыть в Спа, в Бельгию, на обсуждение планов предстоящего наступления.
2 февраля мы с полковником Харкинсом и Кодменом поехали на машине в Спа через Бастонь и Гуффализ. Последний город практически перестал существовать, поскольку был разрушен даже сильнее, чем Сен—Вит.
Спа — курорт с водолечебницами. В 1918–м здесь помещалась штаб—квартира Гинденбурга — штаб—квартира Первой армии теперь занимала то же помещение. Любой, кто находился здесь, мог видеть из окон пруд, вокруг которого прогуливался кайзер,[196] ожидавший Гинденбурга, чтобы принять решение — продолжать войну или нет.
На совещании нас уведомили о том, что генерал Эйзенхауэр получил указание объединенного комитета штабов передать Девятую армию британской 21–й группе армий под начало Монтгомери. Не было ли то попыткой генерала Маршалла таким образом заставить действовать четырнадцать британских дивизий, которые до сих пор практически ничего не делали?
Целью наступления провозглашался захват как можно более широкого участка берега реки Рейн, чтобы в случае падения Германии мы могли бы быстро переправиться на другую сторону.
Я не сомневался тогда, что, хотя наступление британцев не могло начаться даже раньше 10 февраля, подготовленное и фактически уже развертывающееся наступление Первой и Третьей армий помогло бы нам продвинуться дальше и быстрее. Чтобы подсластить пилюлю, нам разрешили продолжать продвигаться вперед при условии, что потери и расход боеприпасов не будут слишком заметными.
Кроме того, я узнал, что 6–я группа армий не смогла взять Саарско—Мозельский треугольник. На самом деле неудача 6–й группы армий оказалась благотворна для меня, поскольку вследствие этого Третья армия позднее получила возможность взять Трир и повести наступление через земли Палатината. В тот же момент, как бы там ни было, я очень огорчился. Вот еще один из множества продемонстрированных мне жизнью примеров того, как крупная неудача становится дорогой к будущим успехам.
Все мы в тот день страшно расстроились, поскольку считали позором для американской армии завершать войну сидя в обороне. Что особенно разозлило нас, так это информация относительно того, что в Штабе командующего союзническими экспедиционными силами занимались созданием резервов, то есть поступали как те, кто запирает конюшню, после того как лошадь оттуда уже украли. Разумеется, в сложившейся ситуации никакие резервы больше не требовались, существовал один путь — собрать все силы и немедленно атаковать везде, где только можно.
3–го я созвал к себе всех командиров корпусов, чтобы обсудить с ними перспективы дальнейших наступательных действий. Генерал Мидлтон заявил, что, хотя он не хочет передавать 95–ю дивизию в распоряжение Девятой армии, все же считает, что смог бы наступать и с оставшимися у него тремя пехотными дивизиями. Учитывая тот факт, что дороги в секторе ответственности его корпуса находились в очень плохом состоянии, продвижение 95–й дивизии все равно оказалось бы осложнено. Принимая это во внимание, Эдди мог бы продолжать атаку на Битбург, и я велел ему идти на прорыв в ночь с 6 на 7 февраля.
Все, что дала нам встреча в Спа, так это потерю двух дней в самом начале наступления. Мои планы, основывавшиеся на допущении относительно неспособности немцев ответить серьезным контрнаступлением, доказали свою правоту.
Я сделал попытку, правда безуспешную, закрепить за собой 9–ю или 10–ю бронетанковую дивизию, чтобы обеспечить возможность 20–му корпусу очистить треугольник Саар — Мозель.
4–го я посетил госпитали и удивился сравнительно малому количеству раненых, однако нашел трех военнослужащих с самострелами: в двух случаях раны были в левой ноге, а в третьем, в левой руке. Я склонен считать такого рода ранения самострелами. Я издал приказ, согласно которому впредь солдат с подобными ранами подвергали допросу на предмет или неосторожного обращения с оружием или умышленного нанесения себе ранений. Самострел доказать практически невозможно, но зато довольно просто выявить случаи, когда увечья получены из—за халатности при обращении с оружием. Случается, что солдат просит выстрелить ему в ногу какого—нибудь приятеля, но поскольку такие приятели обычно не слишком старательно прицеливаются и нередко лишают самострельщика слишком большого количества пальцев, данного рода практика не получила широкого распространения.
Поскольку я старался держать план наступления на Битбург в строжайшей тайне прежде всего от своих, чтобы мне не ударили по рукам в самый неподходящий момент, меня сильно огорчил телефонный звонок, которым меня вызвали в Бастонь для отчета к генералу Эйзенхауэру. Когда я прибыл туда, к моему огромному облегчению, оказалось, что это, так сказать, чисто фотографическая акция. Было довольно занятно, хотя и не слишком приятно отметить, что генерал Эйзенхауэр ни разу не завел речь о бастонском наступлении, хотя после 19 декабря, когда он, совершенно очевидно, был рад моему вмешательству в самый критический момент немецкого прорыва, мы с ним больше ни разу не виделись.
Польза от участия в совещании для меня была только в одном — в том, что касалось замены командира корпуса. Генерал Брэдли заявил, что Мидлтон должен возвратиться в Первую армию, откуда он и пришел ко мне. Я же возразил, что предпочел бы сменить не Мидлтона, а Милликина, поскольку, несмотря на его успехи во время бастонского наступления, по сравнению с Мидлтоном ему пока не хватало опыта. Генерал Эйзенхауэр разрешил мне оставить у себя Мидлтона. Все время, пока шло совещание, я часто подумывал о Нельсоне[197] — в ночь перед атакой на Кальви, что на Корсике. Когда адмирал открыл, что французов вдвое больше, чем он предполагал, то не стал докладывать об этом начальству, опасаясь, как бы ему не приказали отказаться от сражения.
На обратном пути в Бастонь я поехал через Труа—Вьерж, где находился новый командный пункт 8–го корпуса. Его наступление развивалось лучше, чем ожидалось. 4–я дивизия находилась уже всего в трех километрах от Прюма. В ту ночь 11–я бронетанковая дивизия должна была наступать следом за 4–й
