пехотной, чтобы занять господствующие высоты к востоку от реки, но не смогла справиться с поставленной задачей.
Я встал в 03.00 утром 6–го числа с полностью сложившимся в моей голове планом прорыва силами 8–го и 12–го корпусов и уверенностью в том, что, когда процесс пойдет, мы сможем использовать две, а может, и три бронетанковые дивизии, чтобы вновь отыграть старый спектакль, премьера которого состоялась на Бретонском полуострове. Стали ли те тактические схемы результатом воодушевления или же просто бессонницы, я точно не знаю, однако чуть ли не все мои тактические идеи приходят мне в голову уже готовыми, точно Минерва,[198] которая вышла из головы Юпитера.
Прибыл генерал Эдди в полной уверенности относительно успеха своего начинающегося наступления.
5–я дивизия пошла на прорыв в 01.00 7–го числа и форсировала реку Сюр. Из—за быстрого течения и разлива реки произошло немало неприятных инцидентов с лодками и плотами; вероятно, не менее шестидесяти человек утонуло в реке в ту ночь.
Одна штурмовая бригада 76–й дивизии (417–я, под началом полковника Джорджа Э. Брюнера), наступая на правом фланге 5–й пехотной дивизии, смогла лучше справиться с переправой, поскольку мало кто в ней представлял себе, насколько она опасна. Перебравшись на другой берег, они практически ничего не делали целых три дня — вероятно, приходили в себя от шока, вызванного собственным героизмом.
80–я дивизия, наступавшая к западу от Валлендорфа, что западнее слияния рек Ур и Сюр, не встретила серьезных трудностей и смогла благополучно осуществить переправу двух батальонов. В этом случае была предпринята получасовая артиллерийская подготовка, а с рассветом в атаку пошла пехота.
Форсирование водных преград этими тремя дивизиями стало замечательным подвигом. Разлив оказался настолько велик, что заграждения из колючей проволоки, протянувшиеся вдоль линии Зигфрида, которые прежде находились вплотную к реке, ушли под воду, так что, когда наши парни высаживались из лодок, многие угодили прямо в них. Все склоны холмов покрывали германские доты, дзоты и колючая проволока. Один гражданский наблюдатель признался мне позднее, что не думал, что на земле найдется разумный человек, верящий в возможность преодоления подобных преград. В действительности же дерзость атаки и сила позиции склонили чашу весов успеха на нашу сторону. Между тем погода улучшалась чрезвычайно медленно, и мы с Эдди здорово волновались.
Единственный оставшийся как бы в стороне корпус (20–й) Третьей армии ничего замечательного в тот день не совершил.
Во второй половине дня я посетил участок реки Мозель, охраняемый 2–й кавалерийской бригадой под началом полковника Хэнка Рида (Чарлз X. Рид), и был приятно удивлен тем, как хорошо у них поставлено дело. Мы поднялись на берег и наблюдали немецкие позиции чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Поскольку я не привык находиться в такой близости от неприятеля, то немного забеспокоился. Однако никто не решился выстрелить в нас.
8–го числа ситуация не улучшилась. Мы все еще не располагали ни одним мостом через Ур или Сюр, и возможности для атаки оставались крайне ограниченными. Я предпринял не увенчавшуюся успехом попытку отсрочить отвод с передовой 17–й воздушно—десантной дивизии. Уверен, львиной доле своих успехов и своей непопулярности у начальства я обязан тому факту, что всегда бурно сопротивляюсь намерениям отобрать у меня ту или иную часть и нередко выхожу победителем, настоян на своем или добившись компенсации — предоставления взамен другой части.
Ситуация в зоне ответственности 8–го корпуса складывалась столь сложная, что Мидлтон предложил остановить наступление, но я велел ему идти вперед и взять Прюн, чтобы я мог попробовать наладить снабжение его подразделений всем необходимым по так называемой «дороге за горизонт».[199] Хотя она и простреливалась немцами, я все же считал, что мы сможем ею пользоваться, и мое мнение впоследствии подтвердилось.
Генерал Мюллер (начальник снабжения) прилагал титанические усилия, чтобы восстановить железнодорожное движение в округе Сен—Вита. Нам пришлось заменить 17–ю воздушно—десантную дивизию 3–го корпуса двумя необстрелянными инженерно—саперными батальонами, поэтому я был вынужден уточнить у Милликина, сумеет ли он при таком раскладе действовать, но он оказался довольно оптимистично настроен.
9–го я отправился через Вильтц в Труа—Вьерж, чтобы встретиться с Мидлтоном. Ситуация на дорогах сложилась просто неописуемой, но Мидлтон со своим обычным упорством и даже с остервенением пытался заставить свои части продвигаться к цели.
Прибыл генерал Кейз.[200] Он воевал без отдыха начиная с 10 июля с 1943 г. и теперь, получив короткий отпуск, вместо того чтобы отправиться куда—нибудь, где действительно можно отдохнуть, приехал ко мне в гости, точно еще не насмотрелся на войну.
10–го числа мне позвонил Брэдли и спросил, как скоро я могу перейти от наступления к обороне. Я сказал ему, что я самый старший по возрасту и самый опытный из командующих армиями Соединенных Штатов в Европе и что, если мне прикажут уйти в оборону, я попрошу, чтобы меня и вовсе освободили от занимаемой должности. Он ответил, что я в долгу перед солдатами и мне придется остаться. Я же возразил, что передо мной тоже много кто в долгу и что, если мне не позволят продолжать наступление, мне придется уйти. Я еще прибавил, что было бы совсем неплохо, если бы кто—нибудь из его штаба приехал на передовую посмотреть, как тут живут люди. Сам Брэдли не раз приезжал на фронт, но из его штаба я здесь никого не видел. Он отозвался об использовании Девятой армии для наступления Монтгомери как о самой большой ошибке Штаба командующего союзническими экспедиционными силами. Я считал самой большой другую — ту, в результате которой генерал Эйзенхауэр решил повернуть Первую армию на север на помощь Монтгомери ближе к концу августа, что привело к приостановлению поставок горючего и боеприпасов Третьей армии.
11–го ситуация на участке 8–го корпуса настолько ухудшилась, что мы с генералом Уэйлендом договорились о переброске по воздуху всего необходимого 87–й и 4–й пехотным дивизиям в случае крайней необходимости.
Кроме того, были отозваны два инженерных батальона, прикрывавших фронт ранее и находившихся в составе 3–го корпуса (к тому времени 3–й корпус вошел в состав Первой армии). Мне пришлось разрешить Мидлтону, отвечавшему теперь за данный участок фронта, если возникнет необходимость, временно взять часть танкистов 6–й бронетанковой дивизии и использовать их как пехотное подразделение, но чтобы он мог при этом удерживать мост через Ур, находившийся в зоне ответственности данной дивизии.
С другой стороны, не все обстояло так уж печально. 12–й корпус в конечном итоге переправился по мостам через реки Ур и Сюр и успешно продвигался.
12–го мы с генералом Кейзом отправились в 8–й корпус через Арлон, Бастонь и Вильтц. По пути мы проезжали через лес, подвергшийся сильнейшему обстрелу нашей артиллерии во время Бастонской операции. Последствия использования снарядов с радиолокационным взрывателем в лесу — вещь весьма впечатляющая. Можно проследить угол атаки всех снарядов, взрывавшихся примерно в десяти метрах выше — на подлете к верхушкам самых высоких деревьев. Взрываясь, снаряды срезали верхушки под углом примерно сорок градусов к земле. Мне тем не менее показалось тогда, что применение снарядов с неконтактным взрывателем против неприятеля, укрывшегося в густом лесу, не эффективно, поскольку деревья становятся естественным щитом на пути осколков; генерал Гроу подтвердил мои предположения. Для таких случаев, напротив, предпочтительны снаряды замедленного действия, которые будут взрываться только при ударе в толстые деревья близко к земле. Все учатся воевать, воюя.
Мы проезжали через поля, усеянные сотнями трупов лошадей из немецких артиллерийских частей и транспортных бригад, а также мимо множества мертвых человеческих тел. Видели мы и несколько «Королевских Тигров», по всей вероятности взорванных собственными экипажами. Несколько машин мы даже осмотрели.
Дорога от Труа—Вьержа до Сен—Вита была в самом прямом смысле слова непроходимой, однако весь личный состав частей 8–го корпуса, не принимавший участия в боевых действиях, занимался тем, что мостил ее бревнами. Руководившие этой работой саперы клали продольные балки на расстоянии около полутора метров друг от друга, а затем на шипах сажали поперечные брусы. Как всегда, смотреть на их слаженную работу было настоящим удовольствием.
