уменьшилось.
Ольда к тому времени добралась уже до середины компаса. Дома ждали четверо детей, которых нечем было кормить. И когда дальний родственник Ольды предложил нам маленький участок земли для обработки, мы не упустили возможности и перебрались всей семьей в отдаленный район Северной Норвегии.
Родственник был добр к нам и брал небольшую плату за жилье, поэтому некоторое время все шло хорошо.
Пока не умерла Оливи.
Роуз
Не помню, когда я узнала, что родилась на смену умершей сестре. Я просто всегда знала это, как разные другие вещи, например историю про необычные обстоятельства моего рождения или то, что отец умеет рисовать розы ветров.
Мама всегда рассказывала мне про Оливи – какой она была хорошей, послушной, как помогала маме на кухне. У меня никогда не получалось поступать так же. Отчасти из-за любопытства и страсти к исследованиям, жившим у меня внутри: мне необходимо было рассмотреть, потрогать или даже понюхать то, что оказывалось в поле зрения. К тому же я просто не могла усидеть на месте, за исключением тех случаев, когда рядом был Недди.
Именно в один из таких редких моментов я увидела, как шьют.
Мне тогда было, может, годика четыре. Я сидела у Недди на коленях, и он рассказывал мне про Бифрост – мост из радуги. В древних сказаниях Бифрост связывал наш мир с Асгардом, миром богов.[2]
Мама сидела напротив нас около очага. Она штопала. Я слыхала слово «штопать» и раньше, но не знала, что оно значит на самом деле. Говорили, что так делают, чтобы одежда служила дольше, и что мне тоже придется этим заниматься, когда я подрасту. Оливи даже в восемь лет умело справлялась со штопкой и всегда спокойно сидела за этим занятием. Поэтому штопка заранее пугала меня и обещала стать еще одним поводом для маминого недовольства.
И вдруг я наткнулась взглядом на собственные штаны, за которые мама только что взялась. Сзади на них была огромная дыра, появившаяся днем, когда я спускалась по небольшому водопаду. Недди рассказывал, как Тор размахивал волшебным молотом[3], переходя по мосту из радуги, и я задремала. Когда я открыла глаза, дыра на штанах исчезла.
Окончательно проснувшись, я села. Чудо.
Могло бы показаться странным, что я никогда раньше не видела, как мама зашивает дырки. Дело в том, что штопку она всегда оставляла на поздний вечер, когда я спала и в доме было спокойно.
Я подбежала к ней. От сонливости и следа не осталось, и мост Бифрост тут же был позабыт.
– Сделай еще так, – попросила я.
– Что сделать? – растерялась мама.
– Прогони дырку.
Она улыбнулась и взяла следующую одежку. Показала мне, как продеть нитку в иголку, и аккуратно зашила маленькую дырочку в рубашке Зорды.
Я смотрела, не отрывая глаз, а потом твердо сказала:
– Я тоже так хочу.
Мама немного поколебалась, взвешивая естественное беспокойство о маленьких пальчиках и острых предметах с желанием поощрить мой неожиданный интерес. Подумав о том, что это хорошее средство утихомирить меня, она согласилась. Конечно, несколько капель крови пролилось, но я упрямо держала иглу, решив во что бы то ни стало добиться успеха в этом волшебном ремесле. Я засыпала маму вопросами про иголки, булавки, откуда берутся нитки. Оказалось, что нитки дает моя любимая овечка Бесси (вот это да!) и все ее друзья и родственники.
С того вечера меня как будто привязали. Я точно знаю, что и мама и Недди были довольны. Штопка оказалась одним из немногих занятий, которые могли удержать меня дома под присмотром.
Отец
– Расскажи мне про Оливи, – попросила как-то Роуз.
Тогда я сильно тревожился из-за того, что Ольда говорила об Оливи слишком много, превращая ее в идеал, тягаться с которым маленькой Роуз было не под силу. Но не стоило беспокоиться. Рози с самого начала была себе на уме. Она никогда не меняла своего поведения даже ради мамы, а уж тем более ради кого-то другого.
Однажды она попросила меня нарисовать Оливи. Просьба была неожиданная, но чем больше я об этом думал, тем понятнее становилось ее любопытство. Признаюсь, я провел немало времени над маленьким рисунком, но работа принесла мне облегчение, да и Ольде тоже. Рисунок вызвал приятные воспоминания.
Когда я показал его Роуз, она долго и внимательно его изучала. У меня было немного цветных красок, и я раскрасил портрет. Роуз спросила только про волосы:
– Они были точно такого цвета, папа?
Я кивнул, цвет очень походил на настоящий. Роуз наклонилась и положила прядь собственных каштановых волос на рисунок.
– Только у нас с Недди волосы темные, – сказала она.
– У вашего дедушки по маминой линии были такие же. От него вы унаследовали этот цвет.
– Тот дедушка, который плавал на кораблях?
– Да.
