Она не отрывала взгляда от темного неба, видневшегося сквозь кроны деревьев, – искала солнце.
– Где же оно?.. Какое направление, Арни?
Мне было непонятно, как в минуту величайшей опасности для собственной жизни и жизни ребенка она могла думать только о своих проклятых суевериях. Потом я подумал, что, возможно, она не осознавала до конца всей серьезности положения.
– Я не могу сделать это самостоятельно. Нам нужна…
– Солнце… – снова проговорила Ольда.
Вдруг под моей рукой что-то вздулось и задвигалось.
Ольда вскрикнула и приподнялась. Крупные капли дождя упали ей на лицо.
А я в изумлении смотрел на головку моего ребенка. Ему удалось повернуться самостоятельно! Это было просто чудо!
Что происходило потом, стерлось из моей памяти.
– Тужься! – кричал я Ольде.
И вот у меня в руках очутилась вопящая кроха. Она была вся сморщенная, красная и темноволосая. Девочка. Дождь умыл крошечное личико. Ольда протянула к нам руки, и я передал ей ребенка. Она стала целовать закрытые глазки и ручки.
В это время сквозь листву пробился луч света, и Ольда глянула вверх. Ее влажное раскрасневшееся лицо побелело, улыбка исчезла. Я поднял глаза, чтобы посмотреть, что там такое, и неожиданно увидел радугу и бледное солнце. Легкий дождь все еще шел. Было очень красиво. «Хороший знак», – подумал я.
– Север, – выдохнула Ольда с недоверием. Тогда я понял. И чуть не рассмеялся вслух от облегчения.
– Она северная, да? Ну, наверное, так было предопределено…
– Нет! – закричала на меня Ольда. – Она
– Ольда, успокойся. Нет ничего плохого в том, что ребенок родился на север. Кроме того, это всего лишь предрассудок.
– Она – Ориана.
Я удивленно посмотрел на нее:
– Хорошее имя – Ориана. Значит, ты решила больше не называть детей по направлению?
– Я смотрела на восток, когда роды начались.
Я мысленно вернулся назад. Небо было темное, сказать наверняка, куда смотрела Ольда, было затруднительно.
– Она родилась на восток, поэтому ее зовут Ориана! – вызывающе сказала Ольда.
Я нехотя кивнул, хотя и почувствовал, как внутри шевельнулась тревога.
– Я не позволю ей умереть, – прошептала она.
–Арни, ты никогда никому не расскажешь, ни одной живой душе…
– Расскажу – что?
– Что она родилась не на восток. Она восточный ребенок! – Ее взор пылал, а лицо было бледное и мокрое.
Я положил руку на спутанные волосы Ольды.
– Тебе нужно время, чтобы все обдумать.
– Нет, – твердо ответила она, глядя мне прямо в глаза. – Это Ориана Роуз, потому что круг компаса завершен и это мой последний ребенок. Пообещай мне, Арни. Ты никогда не скажешь ни одной живой душе.
Поколебавшись, я поклялся, потому что не мог вынести несчастного выражения этих глаз.
Она улыбнулась и снова склонилась к ребенку, бормоча слова любви. Потом я взял малышку, чтобы Ольда могла отдохнуть немного перед дорогой домой. Я легонько провел пальцами по кончикам взъерошенных каштановых волос дочери. Посмотрел на ее сморщенное личико, и вдруг мне на ум пришли слова из давно забытого стихотворения: «Ниам, рожденная под радугой». Может, это было стихотворение Недди? Как бы то ни было, с того мгновения, хотя и не нарушая соглашения с Ольдой, в душе я называл свою дочку Ниам.
Когда я записывал в семейной книге рождений моего восьмого ребенка, я написал: Ориана Роуз. А когда рисовал розу ветров, которая была у каждого из детей, то сделал ее самой сложной. Она могла бы быть и самой красивой, если бы не таила в себе ложь. Пока я ее рисовал, со мной происходило что-то непонятное, потому что рисунок выдавал правду помимо моей воли. Но разглядеть эту правду мог только тот, кто хотел ее увидеть.
Это была моя тайна, которая раскрылась лишь в ту ужасную ночь, когда белый медведь подошел к нашей двери.
Королева троллей
