Ночь слилась для нее в вереницу ранений и травм, с которыми следовало разобраться. Команды, сколоченные из медиков когорты и направляемых Лией Ливией добровольцев, работали вполне слаженно. Вита отдавала приказы, распределяла операции и пациентов, ругалась из-за скудных запасов. У них закончились перевязочные листья, показали дно склянки с противоожоговыми слизняками. От запаха свет-травы по бронхам гуляли быстрые светлячки.
Своды наполнены были звуками четкого сосредоточенного хаоса. Пару раз Вита слышала также рокот и крики битвы и, приложив ладонь к стене, ощущала сжимающее камни напряжение. Но, судя по тому, что ее так и не попросили подняться на укрепления, Баяр оказался прав: ночью настоящего штурма не будет.
Когда небо в бойницах начало светлеть, а над башнями забрезжили первые отблески зари, Вита поняла, что начинает путать диагнозы. Голова ее была звеняще легкой. Следующий пациент этой легкости мог и не пережить.
Медик с трудом поднялась с затекших коленей. Сказала, что отправляется на отдых. С минуту она стояла над свободным матрасом, созерцая открывающиеся перспективы. Затем бесшумно выскользнула из лазарета.
Колени ныли. Как и шея, спина, ягодицы. Медик прошлась по двору, пытаясь размять мышцы. Обнаружила, что ноги сами несут ее к череде знакомых лестниц.
Дозорных поставили над воротами, на стенах, а также на центральной, самой высокой из обзорных площадок. Здесь же, на угловой башне, было тихо и безветренно. Вита запрокинула голову к почти уже невидимым звездам. Медленно опустила взгляд к наливающемуся светом горизонту.
Степь раскинулась вдалеке, насколько хватало глаз. Она похожа была на серебристо-сизый, туманный океан. Мягкие линии, пастельные тона, хрустальная утренняя нежность. Сложно было представить себе вид более обманчивый и предательский, нежели расстилался на север от пограничной крепости.
Вита обернулась, посмотрела на высившиеся за спиной горы. Долина Тира вырезана была в их склонах подобно чаше, один бок которой отломился. В самой западной точке этого слома во времена риши- дэвирских войн возвели крепость. С ее стен можно было увидеть и самую восточную точку: скалу, на которой чернел обгоревший остов наблюдательной башни. Чтобы перекрыть такое расстояние войсками, нужно много людей и серьезные укрепления. Однако при поддержке крепостных заклинаний по-настоящему сильный маг способен был накрыть атакой любого, попавшего в поле его зрения. Что, скорее всего, и стало причиной назначения сюда Баяра. Стиль аквилифера прекрасно подходил для обороны подобной позиции.
Благородная Валерия обежала взглядом чашу долины. С горных склонов спускались ручьи, образовывали небольшое озеро. Было заметно, что за последние недели оно здорово обмелело: дорога шла в стороне от воды. Рядом можно было разглядеть то, что осталось от небольшой усадьбы. Когда карантинные войска дошли до нее, выживших там не нашли.
На дальнем берегу виднелись пожарища, оставшиеся на месте редких ферм. Тир всегда был сравнительно безлюден, но кто-то пытался высадить на этих склонах рощи. Даже разбил молодые виноградники.
Над ними можно было различить вал и заставы внутреннего карантина, откуда три дня назад спустилась когорта Аврелия. Там, вдали, долина резко сужалась и поворачивала на запад. Дальше с крепостных стен дорогу было уже не разглядеть. Вита знала, что какое-то время путь еще следовал вдоль речного русла, пока, где-то на расстоянии дневного перехода, не взбирался к укрепленному перевалу и лагерю внешнего карантина. Блокада Тира была весьма плотной. Ни одному зараженному не позволили проскользнуть в сторону метрополии.
А вот те, кто бежал в степь, судя по всему, проблемой империи уже не считались. Медик до боли сжала зубы. Заставила себя найти взглядом результат, в который вылилось подобное отношение.
Кочевники остановились на им одним ведомой границе между степью и имперской территорией. В сумерках еще можно было различить красные отблески их костров. Точно кто-то зачерпнул углей и швырнул на фреску, в ожидании, пока все вокруг вспыхнет яростным пламенем.
Чуть в стороне, над дорогой, землю будто прижгли клеймом. Поверх холма, где разбит был лагерь когорты, чернела темная, уродливая рана. Вита отвернулась, опуская взгляд, к иссушенным костям мертвого города.
Дальние кварталы, более бедные и построенные из менее прочных материалов, были развеяны в пыль. Об их существовании напоминали лишь редкие фундаменты да ограда, некогда охватывавшая рынок. Чем ближе к крепости, тем больше сохранилось домов. В крупных поместьях выгорела лишь обстановка. Сами же здания так и стояли, точно выброшенные на берег раковины. Для того чтобы возродить эти владения, новым обитателям не потребуется сильно тратиться: привезти мебель, предметы роскоши. Научиться не обращать внимания на призраков.
Глаза сами нашли дом Руфинов. Массивный прямоугольник основного здания, затененный внутренний дворик в обрамлении тонких колонн. Там, в центре, атриум, где она осматривала тела детей. Личные покои чуть дальше. Спальня, где рыжеволосый хозяин навсегда остался рядом со своей супругой.
Плечи Виты поникли, уголки ее губ опустились в горьком изгибе. Здесь, глядя на расцвеченный восходом степной горизонт, слишком легко позабыть обо всем остальном мире. Боль и смерть за спиной, смерть и пепел у ног. И осаждающая армия, что оцепила стены. По сравнению с этим все прочее кажется столь незначительным…
Возможно, на этой самой башне стоял комендант Блазий. Смотрел на дом своего брата, на пустую, бескрайнюю степь. Ощущал тяжесть вверенных ему жизней. Принимал решение.
И совершал ошибку.
Сколь бы одинокой, сколь бы изолированной она себя ни чувствовала, за пустотой этого горизонта остался целый мир. Нельзя упускать из виду общую картину. Блазий остановил эпидемию. И подставил под удар тех, кого пытался спасти.
Вита нахмурилась, глядя на руины. Вспомнила об алтаре семейных духов, о возложенной на него крылатой статуе. Какова теперь будет судьба старшей Руфины? Благородного рода, одаренная умом, волей, магией. Племянница Коменданта-который-заключил-сделку-с-тьмой.
Все, кто хоть что-то понимал в этой жизни, будут знать, чем обязаны Блазию. Мор не чтит границ. Зараза могла просочиться через степь, опустошить империю, ударить и по праведным дэвир, и по ришам, этим самопровозглашенным служителям добра и света. Но угроза не имела значения. Цена не имела значения. Тот, кто продался врагу, сам становился врагом.
Могущественным. Непостижимым. Наводящим ужас.
Завещание Тита Руфина вдруг обрело новый смысл. «Да падет на них мое посмертное проклятье». Последняя воля становится куда более весомой, когда за исполнением ее может проследить терзаемый виной младший брат.
Руфину Маджору не тронут. Просто не посмеют. Потому что в любой момент – через год, десятилетие, через сотни лет – дядя ее, беспощадный темный кер, может подняться со своих подводных рубежей. Заглянет на пару дней домой, разомнет ноги на твердой земле, проведает родичей… и их обидчиков. Прецеденты в прошлом были. Проверенные, задокументированные случаи можно пересчитать по пальцам. Однако ужас и непостижимая, нечеловеческая справедливость подобных историй легли в основу бессчетных легенд. А также песен, поэм, сказаний, притч и законов. Красота и беспощадность тьмы вплетены были в ткань бытия не менее прочно, нежели воля сотворивших мир светлых богов.
Последней в семье Руфинов с этого момента грозила жизнь прокаженной. Среди гремучей смеси из страха и благодарности, когда и то и другое оборачивается враждой. Под внимательными взглядами, что отслеживали любую активность Ланки. Одни увидят в девушке рычаг, через который тьму можно использовать для своих целей. Другие – кто знает, как тщательно керы выбирают своих новобранцев, – станут искать в племяннице те качества, что отличали ее дядю. Третьи…
Вита подняла руку, разглядывая в неверном свете свои тонкие пальцы.
Рыжеволосой отличнице придется очень сложно. Отец сделал для нее все, что мог – дал независимость и лишил любых иллюзий относительно семейной поддержки. Остальное – в ее собственных руках.
Медик сжала ладонь в кулак. Посмотрела тоскливо на просыпающийся лагерь кочевников. В ее руках. Ее решение. Ее судьба.
– Только скажи слово, Приносящая жизнь. – Голос за ее спиной был богат обертонами, точно песнь